Новости

«Судьба проложит колею».
Василий Бочкарев — трагик и скоморох

Про таких, как народный артист России Василий Иванович Бочкарев, говорят, что Господь при рождении поцеловал его в темечко. Впрочем, таких, как он, — нет. Бочкарев — единственный. Уникальный, эксклюзивный, раритетный человек и актер. Или актер и человек? Нет, все-таки человек и актер. От перестановки мест слагаемых сумма, конечно, не меняется. Но меняются приоритеты. Вера в Бога пришла к нему много раньше, чем вера в Театр. Но давно уже они — вместе. Истинные, искренние, немереные.

Когда на сцене этот артист, в зале поселяется пронзительная, звенящая тишина. Ему внемлют. Его героям сочувствуют, сопереживают. Он соединяет зал и сцену в едином дыхании. В нем очевиден и силен гипнотический дар — непременный у подлинно больших мастеров.

Восемнадцатилетним Бочкарев сыграл свою первую роль — Крутицкого в пьесе Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын»: трагического, ерничающего, одержимого манией преследования и патологической страстью старика. По той роли уже можно было судить, что будущий артист Бочкарев окажется вне амплуа. Вернее — на все разом: комиком и трагиком, простаком и лириком, социальным героем и... Как мне уже доводилось писать — его уникальное амплуа носит имя собственное: «Василий Бочкарев». Впрочем, сам он считает себя «романтическим простаком».
Сформулировано лихо этим книгочеем, интеллектуалом и умницей.

А потом было «Прощание в июне» — первая на московской сцене постановка Вампилова. Колесова репетировал Э.Виторган, а Бочкарев — Букина. Но Вампилов на генеральной репетиции потребовал, чтобы Колесова играл Бочкарев. Артист, чьи этические принципы безупречны, отказывался, поспорил с драматургом на коньяк, что играть не будет, но получил в ответ: «Нет, будешь!» Премьеру с Бочкаревым Вампилов уже не увидел — погиб.
А коньяк артист купил, и они Сашу помянули.

После той роли, где он работал на нюансах, подробностях, мгновениях, где играл «в жанре жизни», стало ясно: его игра — жанр, который возводится в ранг лицедейства. Правда и игра дополняют, провоцируют друг друга.

Старики Малого театра говорили, что роль сначала надо шептать. Пригласить персонаж. Поманить его к жизни. Бочкарев приманил, задружил с собой многие прекрасные роли. Любимой стал Павел из первого варианта «Вассы Железновой»: убогий, желающий отомстить всему свету за свое уродство, жалкий кривляка, бессильный, ненавидящий, отчаянный, униженный и оскорбленный. Название из Достоевского. Но вот ведь судьба: Бочкарев сыграл Достоевского — по напряженности муки, страсти, отчаяния — в Горьком. Позже, в Малом театре, он сыграет Достоевского в
царевиче Алексее из «Детоубийцы» Горенштейна, в царе Борисе из Толстого.

Судьба в Театре Станиславского складывалась замечательно удачно. Но Бочкарев оттуда ушел. В никуда. Протестуя против снятия Андрея Алексеевича Попова и его учеников. Собирались многие — поступок совершил он один. Это к вопросу о чести, порядочности и прекрасных, истинно мужских свойствах его характера. Несколько месяцев он был безработным. Но в 1979 году получил приглашение в Малый. На роль Бальзаминова. А следом сыграл Фому Гордеева. Его Бальзаминов был артистом. Сотворяя театр для себя и маменьки, он одаривал зал фейерверком лицедейства, очаровательного, простодушного и манкого. Но... Когда Бальзаминова играл замечательный русский актер Павел Васильев, современники писали, что его игра оставляла зрителей «под впечатлением прежалостной трагедии». Бочкарев отважно соединил в роли простодушное актерство и «прежалостную трагедию». А в Фоме Гордееве сыграл не мелодраматическую историю о буйно загулявшем и нелепо погибшем купеческом сыне, а русского, купеческого Гамлета.

Сегодня он играет царевича Алексея в пьесе Горенштейна: на острие характерности и на острие трагедии одновременно. Играет заполошную любовную страсть и свальный грех доносительства, потный, холодный, не страх даже, а ужас — и отчаянное до слез покаяние. Играет мощно и точно.

Получив роль Годунова в «Царе Борисе», артист поехал в Загорск просить прощение у Бориса Федоровича за то, что использует его имя в вымысле.
Потому что не верит в убийство. Но пьеса диктует иной сюжет. И артист играет великого страдальца, чью душу распахивает наотмашь. А еще среди любимых его ролей на сцене Малого был Доброхотов-Майков из «Пира победителей» по Солженицыну. Спектакля, в котором слышалась перекличка с «Днями Турбиных» — в самой ауре представления, в стиле игры, в теме, в роскошной браваде гумилевских строк.

И был Расплюев в «Свадьбе Кречинского», где все — гипербола, все — преувеличение, и Расплюев Бочкарева, казалось, был больше Расплюевым, чем у автора: не просто лакеем, а лакеем вдохновенным.

И есть Огюст Меркаде в драме «Делец» Бальзака. Впрочем, театр сократил пьесу до комедии. Но Бочкарев в стремительном действии успевает сыграть и то и другое. Он лицедействует, он увлечен сегодня игровым театром, возможностью подмигнуть из-под маски, смешать жанры и не скрывать, что все это — игра. Но в «Дельце» играет клонированного Фигаро, успевает тут, там, сям, загоняет себя и всех окружающих, бросается из одной крайности в другую.

А еще в его судьбе были фильмы, два из которых названы мистически по отношению к этому артисту: «Уникум» и «Скоморох».

Он уникум, что в переводе с латинского – «редкий, единственный в своем роде, исключительный...» И он — скоморох. А точнее — клоун, у которого сквозь гримасу хохота видны всамделишные слезы. Божий клоун. Что испрашивает благословения на каждую роль.

Светлана Овчинникова
Культура