Новости

«Листая старые подшивки»

ЕВГЕНИЙ САМОЙЛОВ: «Я СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК...»

- Евгений Валерианович, конечно главный предмет нашего разговора - Малый театр. Но как-то не хочется начинать с середины. Не могли бы вы рассказать, как пролегал ваш путь в зги стены?

- Вот как закончил театральное училище в 30-м году в Ленинграде, так и пошел по театральной линии и так до сих пор этим занимаюсь. 60 с лишним лет, и мне-то уже 87-й год пошел...
Перевидел я на своем веку очень много актеров - и стариков Александрийского театра, и Большого драматического, а после того, как переехал в Москву по приглашению Всеволода Эмильевича Мейерхольда, посещал Художественный театр. Малый, смотрел всех великих мастеров. Так что было это не только школой профессиональной, но и школой воспитания. Я ведь избрал свою профессию по дыханию своего сердца, после театра Мейерхольда работал в Театре Революции, ныне Театре имени Владимира Маяковского. Долгие годы работал с Николаем Павловичем Охлопковым, а в 1968 году, когда Охлопков ушел из жизни, покинул театр, потому что получил предложение от Михаила Ивановича Царева и художественного руководителя Малого театра Бориса Ивановича Равенских перейти в Малый. Так что с конца 68-го года я в Малом театре. Тоже - немало...
Почему я пришел сюда? Потому, что Равенских пригласил меня участвовать в спектакле «Царь Федор Иоаннович». Тогда же был приглашен и Иннокентий Смоктуновский. Спектакль идет до сих пор. Борис Иванович железно поставил его по мизансценам - можно заменить любого артиста, но все равно остается невероятно сильное впечатление. Впечатление от работы замечательного режиссера, который воспитывался у гениального Мейерхольда. Это было мощное искусство, которого сегодня, к сожалению, уже нет...
Последнее время я уже не играю в «Царе Федоре Иоанновиче», хотя роль Шуйского считаю одной из любимых и очень важных для себя. Сейчас я занят в репертуаре не очень много - играю Крутицкого в спектакле «Не было ни гроша, да вдруг алтын», Захарьина в «Царе Иоанне Грозном», Карпа в «Лесе» Островского... Принял ли меня Малый театр? Да, принял, и принял великолепно. С большим уважением ко мне относятся все, начиная от молодежи и кончая оставшимися еще стариками. Что значит для меня этот театр? Я в свое время пересмотрел здесь всех великих мастеров, которых застал. Потрясла Вера Николаевна Пашенная в «Вассе Железновой», великолепны были Михаил Жаров, Михаил Царев, с которым мы были знакомы еще со времен театра Мейерхольда... Потряс меня Остужев в «Уриэле Акосте», в «Отелло». Этот артист был явлением, которое покорило всю Москву. Я помню, как кончался спектакль и люди выходили из театра как после большого праздника...
Эти мастера и память о них заставляют меня относиться к себе с достаточным вниманием. Раз уж избрал такой путь, надо отдавать ему все свои силы и способности. Вот я и стараюсь этим заниматься...

- Вы учились в Ленинграде, где своего рода школой был Александрийский театр - совершенно особое искусство. Потом вы попали в театр Мейерхольда - прикоснулись к искусству другому, нетрадиционному. Затем был Театр Революции -что-то третье. И - Малый театр... Словно замкнулся какой-то круг, правда? А как вы воспринимаете спектакли Александринки сегодня?

- Последнее время я, к сожалению, не видел спектаклей этого театра. Давно не видел, как-то не случалось. Ушли все мастера: Николай Симонов, Николай Черкасов, Юрий Толубеев, Василий Меркурьев... Конечно, таких уже нет, и очень жаль, что Александрийский театр как-то увял по сравнению с теми временами, когда эти мастера выходили на подмостки, когда художественным руководителем был Леонид Сергеевич Вивьен, мой учитель. Леонид Сергеевич открыл в Ленинграде театр актерского мастерства, куда вошли Толубеев, Меркурьев, Екатерининский и я, молодой актер, только что закончивший школу... Это и был, по сути, первый мой театр. А потом меня пригласил Всеволод Эмильевич.
С его творчеством я был знаком по спектаклям Александрийского театра - «Маскарад», «Дон Жуан», где играли Юрьев, Варламов...

- Евгений Валерианович, а ваш огромный киноопыт помогал или мешал в театре?

- Он не мешал. Ведь кино - искусство особое. Снимался я только в молодые годы, давно уже не снимаюсь и не могу, потому что кино требует огромных физических сил. Это трудное искусство, очень трудное...
А вообще я счастливый человек. Мне довелось встречаться и в театре, и в кино с мастерами, у которых можно и нужно было учиться. Всеволод Эмильевич Мейерхольд много со мной работал; после ухода Царева в Малый театр я играл у него Чацкого в «Горе уму», Нелькина в «Свадьбе Кречинского», Петра в «Лесе»... Потом Мейерхольд ставил «Как закалялась сталь» Николая Островского, и я играл Павку Корчагина. На этом спектакле, собственно, и кончился театр...
А потом был Николай Павлович Охлопков - ведь его история начиналась тоже у Мейерхольда, как и история Царева, Жарова, Ильинского, Яхонтова, Пырьева, Тяпкиной... Мейерхольд воспитал большое количество интереснейших актеров!..
А с Охлопковым я проработал с 1943 по 1968 год. Я играл почти все премьеры, Николай Павлович ставил на меня, последними были спектакли «Гамлет» и «Медея». И этот диапазон в ролях, которые я играл на протяжении жизни, настолько размассировал меня, что сыграть, например, Карпа в «Лесе» - для меня просто шутка.

- А для зрителей - наслаждение. Невозможно оторваться от вашего Карпа:
походка, жесты, мимика - все «говорит», и увлекает, и вызывает сочувствие...

- Делаю это без особого напряжения, ведь я начинал у Вивьена с характерных ролей. Будучи очень молодым, начинающим актером, клеил бороду, нос... Вот и оказалось, что сейчас мне эти роли играть легче, чем героя-любовника. Это я уже не смогу сыграть...

- Евгений Валерианович, а что вы думаете о будущем Малого театра?

- Конечно, меня тревожит мысль о том, что будет дальше с моим театром. Последний из могикан Малого - Николай Александрович Анненков уже почти не работает, он очень старый человек, и, конечно, заботит мысль:
что останется после неизбежного ухода самых старших артистов. Ведь рано или поздно они уйдут, и молодежь должна их заменить...

- Но как их можно заменить? Другая культура, другая школа...

- Конечно. Поэтому все так сложно. Когда 60 с лишним лет проведешь на сцене - в тебе возникает особое к ней отношение. Я прихожу на сцену после второго звонка и перед выходом осеняю себя крестным знамением со словами: «Господи, благослови меня на мой творческий процесс!..» То, что я видел, как выходили на сцену старики, как они относились к ней, - впиталось, вросло в меня.

- Может быть, сегодняшняя молодежь тоже впитает это от вас? Они же видят, как вы выходите на сцену...

- Многие видят, а многие - и не замечают. Другое время... Ведь такого святого отношения к искусству уже нет. А жаль... Знаете, мне рассказывал ушедший уже актер Александрийского театра Александр Борисов о смерти Юрия Михайловича Юрьева. Он был уже очень болен, не выходил из дома, и вдруг... несколько молодых артистов, среди которых был и Борисов, увидели, как после спектакля подъехала к пустому и темному театру машина, из нее с трудом выбрался Юрий Михайлович и вошел в театр. Он пошел на сцену - пустую, темную, освещенную всего одной лампочкой. Опустился на колени, поцеловал пол сцены, на которой играл всю свою жизнь, и поехал домой умирать...

Беседу вела Наталья СТАРОСЕЛЬСКАЯ
Театральная жизнь, 1998, №7