Новости

ФРАНЦУЗСКИЙ ПАЦИЕНТ

Вместо третьего звонка партер, ложи и ярусы Малого театра заполняет истерический звук колокольчиков, а затем молодые люди в камзолах и париках, двигаясь к сцене по проходам, пафосно изрекают: «Дамы и господа! Мы начинаем!» За распахнувшимся занавесом открывается огромная зала, погруженная во тьму и озаряемая лишь всполохами огня в большом камине. В левом углу неподалеку от камина различима человеческая фигура в халате и ночном колпаке, перебирающая бумажки и бормочущая поначалу нечто маловразумительное. Так, в новогоднюю ночь наступающего века среди пляшущих по стенам теней мог разбирать пожелтевшие любовные письма цветаевский Казанова. Но как только глаз привыкает к торжественной полутьме, ухо начинает различать отдельные слова и целые предложения: речь, оказывается, в этом просторном великолепии гостиной идет не о былых романтических похождениях, но о клистирах и промывательных, желчегонных и слабительных, о новых рецептах и счетах от докторов. Хозяин дома Арган ведет страстный торг с отсутствующими лекарями, смакует составы снадобий, грозно настаивает на снижении платы за лечение и тут же, поскуливая, требует к себе жалости, жалости и еще раз жалости.

Пространный монолог, открывающий мольеровскую пьесу «Мнимый больной», исполнитель роли Аргана Василий Бочкарев выстраивает, исходя из небывалого соревновательного азарта, обуревающего его героя: доктор просит тридцать су - обойдется десятью; в прошлом месяце было прописано двенадцать лекарств и двадцать промывательных, отчего же в нынешнем только восемь и двенадцать? - завоевания должны непременно укрупняться!

Трудно предположить, чтобы сам Жан-Батист Мольер, успевший всего четыре раза сыграть эту роль на сцене театра Пале-Рояль и умерший спустя несколько часов после последнего представления (первый и четвертый спектакль отделила один от другого февральская неделя 1673 года), наделял Аргана хотя бы десятой долей того лукавства, на которое столь щедр Бочкарев. Тональность исполнения Мольера была, вероятно, окрашена в тона желчные и обреченно-усталые.

Режиссер Сергей Женовач разглядел в пьесе нечто совершенно иное. За мелкой тиранией и деспотизмом Аргана он увидел наивность, слабость и одиночество. Обделенный вниманием своих домашних (даже слащавые советы жены Белины - Евгении Глушенко: «Надвиньте колпачок на ушки...» не делают его счастливым), окруженный выводком еле ползающих индифферентных слуг (чтобы докричаться, следует перебрать все мужские французские имена: «Жан! Пьер! Этьен! Густав! Огюст! Жак! Поль!..», и тогда, быть может, кто-нибудь возникнет в дверном проеме), Арган алчет неусыпного докторского присмотра. Ошибка «знаменитого пациента» в уверенности, что врачи сосредоточены на его драгоценной персоне, а не на приоткрытом - хоть и умеренно, но все же достаточно - кошельке.

Тревожную ноту в постановку вносят сцены, играющиеся в густом сумраке, с трудом разбавляемом огоньками свечей. Стоит Аргану оказаться в одиночестве, как он норовит прикрыть ставни и погрузиться в меланхолию, которая к лицу подлинному больному. На свету же, в благородной и богатой обстановке обшитой темным деревом гостиной, в окна которой бьют жизнерадостные солнечные лучи (плоды стараний художника по свету Дамира Исмагилова вызывают у публики восхищение), ему все труднее помнить о своих вымышленных недомоганиях. Лишенный спасительного затемнения, Арган опасливо присаживается на краешек стула, вытаскивает из-за пазухи огромный багет с зеленью и принимается с превосходным аппетитом его поедать. Но окружающим не пристало этого видеть - вошедшему в комнату брату Беральду (Александр Клюквин), полному витальных сил, Арган демонстрирует, что кормит голубей за окном.

С чем сравнить небывалый восторг Аргана, только что грустно скрючившегося в высоком кресле среди подушек, но внезапно начинающего приплясывать, восклицая: «У меня процедура!» - разве что с радостью от прихода долгожданного гостя. Даже действие клистира воспринимается как спасение от гнетущей скуки, недаром из отхожего места Арган возвращается, изображая веселое привидение: вприпрыжку, игриво и дружелюбно помахивая рукавами халата.

Конечно, в спектакле - в полном соответствии с текстом пьесы Мольера - высмеивается псевдомедицина, тянущая к больным длинные загребущие руки («Обращаться к врачам могут только люди могучего здоровья!»). Но высмеивается людьми, живущими в обществе, где факт наличия таковой - ни для кого не новость и не откровение. Им ничего не остается, кроме бдительности, философского отношения и юмора. А изящного юмора в этой постановке предостаточно.

Языкастая и вместе с тем снисходительная к слабостям хозяина служанка Туанетта - Людмила Титова чуть что, норовит ехидно напомнить притворному страдальцу: «Вы опять забыли - вы больны!», вмешивается в господские дела и активно двигает вперед интригу с выдачей старшей дочери Аргана Анжелики (Ольга Молочная) за обожаемого Клеанта (Глеб Подгородинский), а не за ненавистного, расфуфыренного и самодовольного жениха Томаса Диафуаруса (Виктор Низовой). Именно ей, рыжей бестии Туанетте, изрядно напоминающей другую мольеровскую служанку - Дорину из «Тартюфа», приходит в голову проверить искренность близких Аргана. Вслед за мнимой болезнью Туанетта предлагает разыграть мнимую смерть, что Арган и проделывает, откинувшись в кресле и распластавшись в нем неестественно низко, раскинув безжизненные руки на высоких подлокотниках. Изображать кончину своего героя Василию Бочкареву приходится в спектакле трижды: первый раз - проба актерского мастерства Аргана, второй - испытание Белины, третий - Анжелики. Все три раза Арган валится в кресло бесподобно смешно, с разными, легко читаемыми нюансами: тревожно (не навредит ли это драгоценному здоровью?), уверенно (жена его обожает!) и, наконец, в полнейшей растерянности (после вероломства заботливой супруги чего ждать от строптивой дочери?).

Мечту Аргана породниться с докторами его домочадцы с трудом разворачивают в иное русло: предлагают сделаться врачом самолично. И вот тут, в финале спектакля карикатурно и подробно разыгрывается единственная из трех мольеровских интермедий (две предыдущие были безжалостно и разумно отринуты автором сценической редакции Александром Клюквиным и режиссером Сергеем Женовачем).

Длинные столы расставляются в каре, покрываются белоснежными скатертями; свечи в канделябрах озаряют залу. На перевернутые хрустальные бокалы водружается немалых размеров клизма. Участники фарсового посвящения в доктора облачены в кудлатые парики до пояса; сам герой фарса, впервые за время действия расставшись с халатом и колпаком, появляется в нелепой юбке, затянутой где-то в районе груди. Церемония проходит под девизом: «Толк кто знает в гонорарэ, / Может роль врача играрэ...» Ответ на каждый вопрос Арган выпаливает под аккомпанемент живого оркестра (композитор - Григорий Гоберник), взбираясь на стул и не утруждая себя разнообразием формулировок. Что бы ни спросили - рецепт стандартен:

Раз, клистиром угостить,
Два, обильно кровь пустить,
Три, касторкой напоить.

От упоения правильностью собственных предписаний кандидат в лекари комично пританцовывает на стуле. Но чем дальше заходят его чудачества, чем нелепее выглядит происходящее, чем явственнее общее ликование, - тем грустнее делается на душе. Во-первых, откровенно жалко Аргана - потеха зашла слишком далеко. А во-вторых, печальный и до сих пор не опровергнутый вердикт Мольер вынес еще в конце XVII века: «Ergo, будем сами здравы».

Сергей Женовач вместе со своими постоянными соавторами - сценографом Александром Боровским и художницей по костюмам Оксаной Ярмольник - обратился к Мольеру впервые. Творение язвительного, саркастического классициста с готовностью зазвучало лирично, нежно, хотя, и не без грусти.

Мария ХАЛИЗЕВА
«Экран и сцена», 09.11.2005