Новости

— Александр, вы великолепно владеете голосом, вы диктор, записываете аудиокниги, озвучиваете огромное количество зарубежных фильмов. Признайтесь, по телефону любите разыгрывать друзей, коллег?

— Нет, я этой ерундой не занимаюсь.

— Может, такое бывало в юности, когда выступали в школьном КВН?

— Нет, даже тогда. Да и нельзя меня считать прямо таким уж кавээнщиком. Ну, сыграл пару раз в спектаклях, затем прочитал со сцены рассказ Михаила Зощенко «Баня». Но все это было так давно и, откровенно говоря, невнятно, что говорить тут особо не о чем.

— Знаменитому Альфу вы подарили свой голос. А что этот инопланетянин дал вам за время работы?

— Что такое Альф для меня? Ну, для начала напомню, что я записал всего «Альфа», какой только есть. Это и сериал «Альф», там больше ста серий, по-моему, и мультсериал про Альфа о его жизни на планете Мелмак, его планете, и еще полнометражный фильм «Проект: Альф».

Для меня Альф, таким образом, — огромная часть моей жизни. Скажу больше, Альф — это одно из самого лучшего, что было в моей профессиональной деятельности. Это то, с чем я никогда не расстанусь, это та работа, которой я, безусловно, горжусь. Один мой друг, товарищ по озвучанию, как-то сказал: «Саня, единственное, за что ты не попадешь в ад, это, конечно, «Альф». Ну, надеюсь. (Улыбается.)

Знаете, честно говоря, я бы рекомендовал «Альфа» к семейному просмотру. Несмотря на то, что это старый американский сериал 80-х годов, если не ошибаюсь. Но не всем. Этот сериал, этого героя, этот фильм, вообще это явление могут понять только люди, обладающие чувством юмора, бесконечной добротой, умеющие любить и понимающие, что такое нежность.

Альф и есть квинтэссенция любви, семейных ценностей, доброты, нежности и безбрежного юмора. Он, конечно, хулиган, но очень добрый хулиган и веселый персонаж. Если как следует погрузиться в этот сериал, понимаешь, что Альф, по сути, целая философия. Это не просто развлекательное кино, это философия именно того, на чем, собственно, основывается и моя жизнь, на чем должна, как мне кажется, основываться жизнь любого человека: любовь, доброта, нежность, юмор. Человек, обладающий этими качествами, защищен со всех сторон, он неубиваем. Он радостен, хорошо себя ощущает, несмотря на качество его жизни.

Философ Альф хранит семью, он дорожит всеми ее членами, он их любит, над ними подтрунивает, он им помогает, он им мешает, но они становятся лучше при нем, семья крепнет. При этом он помогает и другим людям, не только своей семье. Желаю всем понять Альфа. Потому что, когда вы посмотрите этот сериал, вы почувствуете, что и ваша семья, и вы сами стали лучше, и жизнь ваша станет ярче, и вы на многое посмотрите с другой точки зрения и увидите, что не все так плохо. Ведь Альф — это гимн жизни.

— Понятно. В кино вашим голосом говорят многие, совершенно разные актеры: это и Жерар Депардье, и Аль Пачино, и Роберт Де Ниро, и Бернар Фарси, и Алек Болдуин... Кто-то из них вам близок?

— В каком смысле?

— Как актер или, быть может, как человек?

— Хорошие актеры мне все близки, а лично я не знаком ни с одним из них. Так что не могу сказать, что знаю их. Я с ними работаю, они мои партнеры. Я вижу, что тот или иной актер делает в кадре, и пытаюсь его разгадать. Не всегда это получается сразу, но разгадываю обязательно.

— Разгадать — как, что это значит?

— Разобраться, почему он играет свою роль именно так, а не иначе. Если актер хороший, он мне всегда понятен, потому что я такой же профессионал, как и он.
Кстати, озвучка есть разная. Одно дело липсинг — когда надо просто читать русский текст, скажем так, поверх английского или французского, чтобы он синхронно совпадал с артикуляцией актеров. Высший пилотаж здесь, когда ты как бы перестаешь слышать меня, а слышишь прежде всего актера на экране и понимаешь, что он говорит! К этому необходимо стремиться, я к этому стремлюсь, и у меня это получается.

А есть еще дубляж, что уже совсем другое. Это более глубокая озвучка, где мне требуется фактически работать вместе с тем, кого я озвучиваю, пытаться войти в его роль, при этом не мешая ему.

Последнее чрезвычайно важно. Потому что многие актеры, кто занимается у нас дубляжом, особенно среди молодых, пытаются исправить «своего» актера, доиграть, переделать его под себя. И тогда получается полная ерунда, делать этого нельзя. Тот актер уже сыграл свою роль, он уже за это получил деньги, с ним работал режиссер, он уже навечно на этой пленке или на этой цифре, и изменить его уже невозможно. Поэтому когда ты начинаешь его исправлять, возникает диссонанс. Многие этого не понимают.

— Липсинг, дубляж — как все, оказывается, интересно в этой озвучке!

— Да, но я все реже ею занимаюсь. Она отнимает слишком много времени, денег за эту работу платят мало, а мое время очень дорого стоит.
Дело в том, что на данный момент я в своем Малом театре играю примерно по 15—16 спектаклей в месяц. Плюс к этому два-три антрепризных спектакля. Плюс записи аудиокниг: сейчас, например, читаю Агату Кристи, потом возьмусь за Александра Куприна, Михаила Зощенко, затем пойдет современная российская проза, в очереди у меня стоят десятки разных авторов! А всего на сегодняшний день я записал около 600 книг.

— Работа над какой книгой запомнилась больше всего?

— Даже думать не надо — над «Гарри Поттером», это ведь семь томов, 150 действующих лиц, которые все абсолютно разные. Это и женщины, и мужчины, и гоблины, и великаны, и мальчишки, и девочки, и змеи, и шахматные фигуры — да кто угодно. Свой голосовой аппарат разработал так, что мало не покажется! Когда закончил работу, сказал: «Теперь я могу в театре, сидя на стуле, сыграть трагедию с убийством, не двигая ни рукой, ни ногой!» (Смеется.)

— Слышал, вы сами тоже пишете рассказы?

— Писал, но не рассказы, а пьесы-сказки для детей. Одна называется «Сказка о самой сильной силе», это оригинальный сюжет, я сам его придумал. Вторая сказка в стихах, называется «Марья Моревна», по мотивам русской народной сказки.

— Они изданы?

— Да, изданы, где-то зарегистрированы, где-то я один раз напечатал их, записал на диск давно, лет пятнадцать назад, они где-то в Интернете есть. Но я не администратор, я их продвигать не могу, не умею. Для этого надо чего-то делать, нужно время. Надо куда-то идти, кланяться, просить, а я терпеть не могу этого.

— Зачем вы так загружаете себя, ради чего вся эта работа на износ?

— Ради денег, ради славы, ради любви к профессии. Так работают все артисты — значение имеют только деньги, слава и любовь к профессии, все остальное — производные от этого. Если артист вам говорит, что выходит на сцену или на съемочную площадку исключительно ради зрителя, поверьте, он лжет, кокетничает.
Никто не работает ради зрителя. Я не работаю ради зрителя. Я не знаю, кто это. Каждый день ко мне в театр приходят новые и новые люди, и я понятия не имею, кто они такие.

Но это не значит, что зритель мне безразличен. Совсем наоборот. Более того, зритель для меня — партнер. Он для меня средство, инструмент. Когда я выхожу на сцену, мы с ним вместе работаем. Только я за это получаю деньги, а зритель их платит. Но, надеюсь, получает удовлетворение от того, как я работаю за его деньги. Потому что ради этого он пришел — увидеть, как я тружусь, на что я способен.

А все остальные — четвертая стена, когда актер говорит, мол, я не вижу зала, я весь погружен в действие, — это либо обратитесь к психиатру, либо возьмите себя в руки и совесть имейте, не врите. Все работают ради денег, ради славы, ради того, чтобы тебя узнавали на улице. Но это сначала, потом слава уже отходит на третий, четвертый план, это становится неважно, это даже уже утомляет. Вот, собственно, и все.

— Если я вас правильно понял, когда вам предлагают роль в кино или в антрепризном спектакле, вы тут же спрашиваете: «Сколько?»

— Нет.

— Не так грубо?

— Сначала спрошу: «Что?» То есть кого мне предстоит играть, с каким материалом работать. Если все это мне понравится, тогда уж, конечно, спрошу, сколько. И если ответ меня устроит, отвечу да.

— Торговаться относительно суммы гонорара будете? Или всем известно, сколько вы стоите?

— Нет, неизвестно. Всегда спрашивают, какая у меня ставка. Я нашел замечательную формулу: говорю, что я вне категории, у меня ставки нет, сделайте мне предложение, от которого я не смогу отказаться, все остальное в ваших руках, пожалуйста. Но торговаться, если что, я тоже умею. (Смеется.)

— Вас можно назвать самодостаточным человеком?

— Стопроцентно.

— Вы одинаково играете перед любой публикой, будь то спектакль в столице или, допустим, в каком-нибудь сельском театре?

— Нет, всякий раз все по-разному. Но дело тут не в масштабе площадки. Все мы, в конце концов, люди. Если у меня болит голова или плохое настроение, я злой, чем-то расстроен, это не может не влиять на мою игру.

Да, мой герой, конечно, живет в рамках спектакля, но на сцене я всегда разный, даже если играю роль в тысячный раз. Каждый раз все будет иначе, потому что каждый день ты другой. Скажу больше: если не так, если каждый раз ты играешь свою роль одинаково, смени профессию.

Смени профессию, потому что ты не артист, ты ремесленник. Значит, ты просто заучил свою роль, ты ходишь по сцене деревянный, как Буратино. Уйди отсюда. Ну или не уходи, играй маленькие роли, но тогда уж не обижайся, тебе большего ничего не будет.

— Если зал по какой-то причине вдруг полупустой — обидно?

— Слава богу, такого еще не бывало, хотя, конечно, это очень обидно. Но позволять себе на это обижаться или как-то спустя рукава играть в тот день не стоит, халтурить-то не надо.

Во-первых, самому будет стыдно. А во-вторых, товарищи твои могут сказать: «Сань, ты чего-то сегодня схалтурил». От чего будет еще более стыдно. Зачем такое допускать? Никогда такого делать не надо.

— Представьте, вы на сцене, что-то говорите страстно, и вдруг видите боковым зрением, что два-три зрителя встали и направились к выходу. Это на вас подействует, разозлит?

— Ну, вообще люди, понятно, по разным причинам могут встать и уйти со спектакля. Но я, естественно, понимаю ваш вопрос, что вы имеете в виду.
Так вот отвечу вам, что на меня такое поведение зрителя уже не действует. Раньше, быть может, и подействовало бы, когда был моложе, сейчас нет. Сейчас я таких зрителей пожалею — идите с миром, 798-то человек в зале остались, для которых я и буду смеяться, плакать, спорить, соглашаться...

— В такой момент у вас даже голос не дрогнет?

— Нет. Зачем? Знаете, есть такие зрители, которых в старину называли «калошниками», очень верное определение.

— Зрители-калошники?

— Да. Это те, которые, как только заканчивается спектакль, закрывается занавес, встают и бегут из зала, чтобы первыми успеть взять в гардеробе свои калоши. Они пришли только ради того, чтобы узнать, чем спектакль кончится.

Кончилось. Ну, все! У них нет благодарности, это не мои зрители. Они вообще не зрители, я их не считаю за публику.

Есть также зрители, которые начинают при малейшей задержке в одну-две минуты хлопать в зале, как будто они пришли на вокзал и ждут курьерского поезда, им надо ехать куда-то. Я этого не понимаю. Таких зрителей я тоже очень не люблю.

Бывает, молодежь хулиганит, но это не от большого ума, который, дай Бог, у них, возможно, со временем появится. Количество дураков-то не меняется, оно во все времена одинаковое в процентном отношении.

Есть зрители, которые не отключают мобильные телефоны, хотя об этом в зале всем специально объявляют перед началом театрального действия. Артистам это очень мешает.

Серго Кухианидзе, журнал «Коллекция Караван историй», 01.07.2024
Источник: https://7days.ru/caravan-collection/2024/7/aleksan...