Новости

ВЛАДИМИР ДРАГУНОВ: «МНЕ ВАЖЕН ПОИСК НАСТОЯЩЕГО, МЫ С АРТИСТАМИ ПЫТАЕМСЯ ЕГО НАЙТИ»

Заслуженный артист России Владимир Драгунов хорошо известен театральной Москве, почти 30 лет он режиссёр-постановщик Малого театра. Он поставил здесь пьесы Островского и Чехова, Мольера и Булгакова, Дмитрия Мережковского и современную драматургию. В каждой из работ режиссёра на сцене возникает многомерный мир, переводящий авторский текст на уникальный театральный язык.

В июне новая сцена Малого театра – Камерная сцена на Серпуховке – открылась премьерой спектакля Владимира Драгунова «Ночь нежна. Дик и Николь» по роману Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Ночь нежна» - первая в истории этого театра постановка автора «потерянного поколения».

– Почему вы решили поставить роман Фицджеральда и назвали спектакль «Ночь нежна. Дик и Николь»?

– Выбор – это всегда тайна, неожиданность, и для меня самого тоже. Есть произведения, которые заражают, и хотелось бы их поставить, но нужен подходящий случай. Спектакль «Ночь нежна. Дик и Николь» появился благодаря счастливому совпадению. В театре открылась новая сцена – Камерная сцена на Серпуховке. То, что она возникла, - заслуга нашего директора Тамары Анатольевны Михайловой. Благодаря ей у Малого театра теперь есть пространство, где можно ставить самых неожиданных авторов, ввести в театр исповедальную интонацию и просто, совсем без нажима, не «по-актёрски» разговаривать. Мне хотелось найти материал, соответствующий этой небольшой, но очень уютной сцене, которую мы с актёрами очень полюбили. И в разговоре с Тамарой Анатольевной возникла идея – сделать то, что в Малом театре никто не делал: поставить Фицджеральда, автора «потерянного поколения». Это тоже классика, но зарубежная, и способ существования актёров в ней несколько иной. И захотелось показать, что артисты Малого театра могут органично существовать в любой эстетике.

Актёр нашего театра Станислав Сошников сделал сценическую версию и выделил достаточно драматическую линию любви главных героев романа Дика и Николь. Для того чтобы по этому сценарию сделать спектакль, нужен был честный разговор со зрителем. Артисты понимали, что наш спектакль – возможность что-то искренне рассказать не только о своём персонаже, но и о себе. Только тогда может возникнуть некая исповедальность, которая так нужна для реализации задуманного. И постановочная группа, видя, что артисты честно и увлечённо работают, с такой же самоотдачей подключились к созданию спектакля. Наш художник Мария Рыбасова замечательно вписала спектакль в это прекрасное пространство, показав его достоинства и возможности. Я видел, как увлечённо работали художник по свету Андрей Изотов, балетмейстер Наталья Цыбульская, автор музыкального оформления Александр Петрович Казарин, видеохудожники. Это очень дорогого стоит. Не очень люблю слово «студийность», но тут она возникла как бы сама собой.

– В экранизациях романа Дик связан с Николь из меркантильных соображений. В вашем спектакле эта тема почти не затрагивается. Что для вас важнее всего в образе Дика?

– Главное, что он любит Николь и пытается реализовать себя через эту любовь. Николь больна шизофренией, считается, что эта болезнь неизлечима. Но Дик верит, что, если ему удастся её вылечить, он станет первым врачом, победившим эту болезнь, таким же значимым, как Фрейд. Фицджеральд в романе подчёркивает, что никаких меркантильных соображений у Дика нет. Ведь он отказывается от денег Николь. Она очень богата, и можно было бы себя ни в чём не ограничивать, но они живут на деньги, заработанные им. И вообще, неинтересно обвинять Дика в жажде богатства… В чём тогда драма?

– Вы часто ставите спектакли о любви: «Последняя жертва», «Женитьба Фигаро», «Дон Жуан, или Каменный пир». Это для вас важно?

– Со временем понимаешь, что нет ничего прекраснее и дороже любви. Тем более сегодня, когда подлинная любовь встречается всё реже. Если чего-то не видишь в жизни, хочется хотя бы на сцене увидеть, что это бывает. В спектакле «Дон Жуан» Эльвира так любит Дон Жуана, что эта любовь преодолевает его предательство и главным становится не месть, а желание Эльвиры спасти своего бывшего возлюбленного. Ведь любовь – это готовность пожертвовать собой во имя другого человека. Но в «Дон Жуане» любовь сталкивается с лицемерием, которое затягивает человека, как болото. Сегодня есть два пути в режиссуре и вообще в искусстве: попытка найти что-то настоящее, потому что в нашей жизни сейчас очень мало искреннего, или же «танцевать на костях». Мне важен поиск настоящего, и мы с артистами пытаемся его найти.

– Вы всегда хотели быть режиссёром?

– Нет, такой мечты у меня не было. Была любовь к театру: когда тебя поражает «театральная бацилла», начинаешь заниматься им, ещё не зная, кем станешь. Я решил, что нужно учиться, и поступил на курс Андрея Александровича Гончарова: если уж учиться, то у большого мастера. Нам очень повезло, потому что режиссёрскую группу вёл у него Марк Анатольевич Захаров. И желание стать режиссёром сформировалось как-то исподволь, постепенно. Во многом я человек интуитивный. Вы спрашивали о выборе материала, это тоже часто интуитивно происходит. Так же и с актёрами. Как-то увидел в нашей «Щепке» Эльдара Лебедева, подумал, что мне нужен именно такой герой, и предложил ему попробовать роль Дика. Лебедев после окончания Щепкинского училища ушёл в кино. Но он учился на курсе Юрия Мефодьевича и Ольги Николаевны Соломиных, где я тогда преподавал и много с ним работал.

– Как вы подхватили «театральную бациллу»? Когда впервые увидели спектакли Малого театра?

– Пути Господни неисповедимы. Я работаю в Малом театре, хотя воспитал меня Театр на Таганке, этакая противоположность Малого театра. Любил туда ходить и иногда даже заглядывал за кулисы. Если бы не Юрий Петрович Любимов и его замечательные актёры, я бы никогда эту «бациллу театра» не получил. Но первое знакомство с театром произошло в Малом. Мама поддерживала добрые отношения с главным администратором театра, и я многое посмотрел. Помню «Ревизора» с Юрием Мефодьевичем Соломиным в роли Хлестакова. Мне было тогда лет десять, я воспринимал этот спектакль как сказку. Самой любимой была сцена Хлестакова со слугой Осипом, которого играл Роман Филиппов. Что они вытворяли! Хулиганы были ещё те. Это был актёрский театр, когда режиссура внутри и ненавязчива.

– Но ведь Театр на Таганке был режиссёрским, и его нельзя назвать психологическим.

– Но это был театр потрясающей актёрской правды. Юрий Петрович, если слушать записи его репетиций, всё время говорил актёрам, чтобы они были абсолютно раскованны, говорили от себя. И в моей памяти остались не только режиссёрские находки Любимова, но и потрясающе сыгранные роли. Помню, как Высоцкий – Свидригайлов в «Преступлении и наказании» - ставил стул на авансцену и минут пятнадцать (мне казалось, что больше) гениально вёл диалог с Александром Трофимовым – Раскольниковым, стоящим сзади. Андрей Александрович Гончаров критически относился к Театру на Таганке, но, посмотрев «А зори здесь тихие», был потрясён игрой Виталия Шаповалова и говорил, что там иголку нельзя просунуть между образом и самим артистом. Юрий Мефодьевич Соломин не зря говорил, что надо оставлять на сцене кусочек своего сердца. Но я бы подчеркнул: именно СВОЕГО сердца, а не своего персонажа. А режиссёр должен создавать такую форму спектакля, где актёр, творя от себя лично, полностью раскрывается.

– Работа в Малом театре не ограничивает режиссёра?

– В каждом театре свои правила игры. Правила Малого театра мне подходят, а сейчас у нас вообще, как мне кажется, новый отсчёт времени в существовании театра. Знаю, что директор театра Тамара Анатольевна Михайлова, председатель творческой комиссии театра Борис Николаевич Любимов и главный режиссёр Алексей Владимирович Дубровский хотят, чтобы росли внимание к театру и зрительский интерес. У нас состоялись две режиссёрские лаборатории – по Островскому и по Чехову. Скоро будет лаборатория по современной драматургии. Сейчас участники творческой комиссии знакомятся с современными пьесами. Отобранные пять-шесть пьес будут прочитаны нашими артистами на публике, а потом одну или две из них поставят на одной из наших сцен в Малом театре. Думаю, что в пространстве Малого театра появятся самые разные спектакли. От классических, полных пиетета к нашему театру и его прошлому, до самых современных. Уверен, что артисты Малого театра к этому готовы.

Ольга Романцова, «Театральная афиша столицы», август-сентябрь 2024
https://vk.com/wall-173323352_1281


Дата публикации: 17.09.2024

Заслуженный артист России Владимир Драгунов хорошо известен театральной Москве, почти 30 лет он режиссёр-постановщик Малого театра. Он поставил здесь пьесы Островского и Чехова, Мольера и Булгакова, Дмитрия Мережковского и современную драматургию. В каждой из работ режиссёра на сцене возникает многомерный мир, переводящий авторский текст на уникальный театральный язык.

В июне новая сцена Малого театра – Камерная сцена на Серпуховке – открылась премьерой спектакля Владимира Драгунова «Ночь нежна. Дик и Николь» по роману Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Ночь нежна» - первая в истории этого театра постановка автора «потерянного поколения».

– Почему вы решили поставить роман Фицджеральда и назвали спектакль «Ночь нежна. Дик и Николь»?

– Выбор – это всегда тайна, неожиданность, и для меня самого тоже. Есть произведения, которые заражают, и хотелось бы их поставить, но нужен подходящий случай. Спектакль «Ночь нежна. Дик и Николь» появился благодаря счастливому совпадению. В театре открылась новая сцена – Камерная сцена на Серпуховке. То, что она возникла, - заслуга нашего директора Тамары Анатольевны Михайловой. Благодаря ей у Малого театра теперь есть пространство, где можно ставить самых неожиданных авторов, ввести в театр исповедальную интонацию и просто, совсем без нажима, не «по-актёрски» разговаривать. Мне хотелось найти материал, соответствующий этой небольшой, но очень уютной сцене, которую мы с актёрами очень полюбили. И в разговоре с Тамарой Анатольевной возникла идея – сделать то, что в Малом театре никто не делал: поставить Фицджеральда, автора «потерянного поколения». Это тоже классика, но зарубежная, и способ существования актёров в ней несколько иной. И захотелось показать, что артисты Малого театра могут органично существовать в любой эстетике.

Актёр нашего театра Станислав Сошников сделал сценическую версию и выделил достаточно драматическую линию любви главных героев романа Дика и Николь. Для того чтобы по этому сценарию сделать спектакль, нужен был честный разговор со зрителем. Артисты понимали, что наш спектакль – возможность что-то искренне рассказать не только о своём персонаже, но и о себе. Только тогда может возникнуть некая исповедальность, которая так нужна для реализации задуманного. И постановочная группа, видя, что артисты честно и увлечённо работают, с такой же самоотдачей подключились к созданию спектакля. Наш художник Мария Рыбасова замечательно вписала спектакль в это прекрасное пространство, показав его достоинства и возможности. Я видел, как увлечённо работали художник по свету Андрей Изотов, балетмейстер Наталья Цыбульская, автор музыкального оформления Александр Петрович Казарин, видеохудожники. Это очень дорогого стоит. Не очень люблю слово «студийность», но тут она возникла как бы сама собой.

– В экранизациях романа Дик связан с Николь из меркантильных соображений. В вашем спектакле эта тема почти не затрагивается. Что для вас важнее всего в образе Дика?

– Главное, что он любит Николь и пытается реализовать себя через эту любовь. Николь больна шизофренией, считается, что эта болезнь неизлечима. Но Дик верит, что, если ему удастся её вылечить, он станет первым врачом, победившим эту болезнь, таким же значимым, как Фрейд. Фицджеральд в романе подчёркивает, что никаких меркантильных соображений у Дика нет. Ведь он отказывается от денег Николь. Она очень богата, и можно было бы себя ни в чём не ограничивать, но они живут на деньги, заработанные им. И вообще, неинтересно обвинять Дика в жажде богатства… В чём тогда драма?

– Вы часто ставите спектакли о любви: «Последняя жертва», «Женитьба Фигаро», «Дон Жуан, или Каменный пир». Это для вас важно?

– Со временем понимаешь, что нет ничего прекраснее и дороже любви. Тем более сегодня, когда подлинная любовь встречается всё реже. Если чего-то не видишь в жизни, хочется хотя бы на сцене увидеть, что это бывает. В спектакле «Дон Жуан» Эльвира так любит Дон Жуана, что эта любовь преодолевает его предательство и главным становится не месть, а желание Эльвиры спасти своего бывшего возлюбленного. Ведь любовь – это готовность пожертвовать собой во имя другого человека. Но в «Дон Жуане» любовь сталкивается с лицемерием, которое затягивает человека, как болото. Сегодня есть два пути в режиссуре и вообще в искусстве: попытка найти что-то настоящее, потому что в нашей жизни сейчас очень мало искреннего, или же «танцевать на костях». Мне важен поиск настоящего, и мы с артистами пытаемся его найти.

– Вы всегда хотели быть режиссёром?

– Нет, такой мечты у меня не было. Была любовь к театру: когда тебя поражает «театральная бацилла», начинаешь заниматься им, ещё не зная, кем станешь. Я решил, что нужно учиться, и поступил на курс Андрея Александровича Гончарова: если уж учиться, то у большого мастера. Нам очень повезло, потому что режиссёрскую группу вёл у него Марк Анатольевич Захаров. И желание стать режиссёром сформировалось как-то исподволь, постепенно. Во многом я человек интуитивный. Вы спрашивали о выборе материала, это тоже часто интуитивно происходит. Так же и с актёрами. Как-то увидел в нашей «Щепке» Эльдара Лебедева, подумал, что мне нужен именно такой герой, и предложил ему попробовать роль Дика. Лебедев после окончания Щепкинского училища ушёл в кино. Но он учился на курсе Юрия Мефодьевича и Ольги Николаевны Соломиных, где я тогда преподавал и много с ним работал.

– Как вы подхватили «театральную бациллу»? Когда впервые увидели спектакли Малого театра?

– Пути Господни неисповедимы. Я работаю в Малом театре, хотя воспитал меня Театр на Таганке, этакая противоположность Малого театра. Любил туда ходить и иногда даже заглядывал за кулисы. Если бы не Юрий Петрович Любимов и его замечательные актёры, я бы никогда эту «бациллу театра» не получил. Но первое знакомство с театром произошло в Малом. Мама поддерживала добрые отношения с главным администратором театра, и я многое посмотрел. Помню «Ревизора» с Юрием Мефодьевичем Соломиным в роли Хлестакова. Мне было тогда лет десять, я воспринимал этот спектакль как сказку. Самой любимой была сцена Хлестакова со слугой Осипом, которого играл Роман Филиппов. Что они вытворяли! Хулиганы были ещё те. Это был актёрский театр, когда режиссура внутри и ненавязчива.

– Но ведь Театр на Таганке был режиссёрским, и его нельзя назвать психологическим.

– Но это был театр потрясающей актёрской правды. Юрий Петрович, если слушать записи его репетиций, всё время говорил актёрам, чтобы они были абсолютно раскованны, говорили от себя. И в моей памяти остались не только режиссёрские находки Любимова, но и потрясающе сыгранные роли. Помню, как Высоцкий – Свидригайлов в «Преступлении и наказании» - ставил стул на авансцену и минут пятнадцать (мне казалось, что больше) гениально вёл диалог с Александром Трофимовым – Раскольниковым, стоящим сзади. Андрей Александрович Гончаров критически относился к Театру на Таганке, но, посмотрев «А зори здесь тихие», был потрясён игрой Виталия Шаповалова и говорил, что там иголку нельзя просунуть между образом и самим артистом. Юрий Мефодьевич Соломин не зря говорил, что надо оставлять на сцене кусочек своего сердца. Но я бы подчеркнул: именно СВОЕГО сердца, а не своего персонажа. А режиссёр должен создавать такую форму спектакля, где актёр, творя от себя лично, полностью раскрывается.

– Работа в Малом театре не ограничивает режиссёра?

– В каждом театре свои правила игры. Правила Малого театра мне подходят, а сейчас у нас вообще, как мне кажется, новый отсчёт времени в существовании театра. Знаю, что директор театра Тамара Анатольевна Михайлова, председатель творческой комиссии театра Борис Николаевич Любимов и главный режиссёр Алексей Владимирович Дубровский хотят, чтобы росли внимание к театру и зрительский интерес. У нас состоялись две режиссёрские лаборатории – по Островскому и по Чехову. Скоро будет лаборатория по современной драматургии. Сейчас участники творческой комиссии знакомятся с современными пьесами. Отобранные пять-шесть пьес будут прочитаны нашими артистами на публике, а потом одну или две из них поставят на одной из наших сцен в Малом театре. Думаю, что в пространстве Малого театра появятся самые разные спектакли. От классических, полных пиетета к нашему театру и его прошлому, до самых современных. Уверен, что артисты Малого театра к этому готовы.

Ольга Романцова, «Театральная афиша столицы», август-сентябрь 2024
https://vk.com/wall-173323352_1281


Дата публикации: 17.09.2024