Новости

ЮРИЙ СОЛОМИН: «ВРЕМЯ ВСЕ РАССТАВИТ ПО СВОИМ МЕСТАМ»

18 июня исполнилось бы 89 лет Юрию Мефодьевичу Соломину, но в январе этого года народного артиста СССР, художественного руководителя Малого театра не стало. В память о выдающемся актере мы публикуем его колонку из первого номера «Театрала» за 2004 год и фрагменты из интервью разных лет.

БУДЕМ БОРОТЬСЯ

– Mы в большой тревоге за судьбы русского репертуарного театра. То про ходит слух о том, что государственные театры вот-вот снимут с дотации. То новый председатель комиссии по культуре, в Госдуме, Иосиф Кобзон заявляет, что театров слишком много и следует больше внимания уделять эстраде и цирку. Звучит и повторяется циничная фраза о том, что нужны не актерские труппы, а только стены, площадки, пустые театральные дома.

Едва случается в нашей жизни какая-то резкая перемена, и все прежнее в искусстве мгновенно перестает нравиться.

Почему японцы дорожат древним искусством своего театра «Но» и глубоко чтят величественный ритуал «Кабуки»? Они слово «традиция» произносят с высоким уважением, а мы с уничижением. Кажется, что кто-то намеренно губит и разрушает русский стационарный репертуарный театр. Разрушат, а потом лет через пятьдесят начнут с великими трудами восстанавливать. Говорят, все упирается в деньги, в слабую экономику, а я считаю, что экономику нам никогда не поднять, если в загоне будут медицина, образование, наука и культура. Только с их помощью можно восстановить могучее государство.

Спрашивают, а что может дать культура, чтобы страна поднялась с колен? Культура все может. Например, войну выиграть или предотвратить войну! Когда страна слабеет, беднеет, ее полпредами в мире становятся деятели искусства. Но как только положение чуть-чуть налаживается, власти забывают, чем они нам обязаны. Развалить наш признанный во всем мире театр легко, а вот построить заново, духовно вылечить человека и общество на это потребуется даже не пятьдесят лет, а жизнь нескольких поколений.

Однако в окончательную катастрофу я не верю. И наш театр, и новое кино, которое возрождается и уже дает блестящие результаты, уничтожить нельзя. Будем бороться.

Март 2004 г.

«Малый – это актерский театр»

– Когда вы впервые вошли в этот кабинет худрука Малого театра, вам было страшно один на один с этими стенами и с сознанием того, что отныне уже вы в ответе за все, что здесь происходит?

– Не было страшно, потому что меня окружали ребята, которые крепко поддерживали. В эту группу входила и Гоголева, и Весник, и Самойлов, и молодые ребята. Советы я слушал всегда и к единоличной власти не рвался. Тем более что много снимался, предложений было много. Малый театр – это мой дом, я пришел сюда восемнадцатилетним, а уже в 19 вышел на сцену в «Иоанне Грозном». Конечно, не страшно: все-таки тогда я был на 20 лет моложе, да еще было очень много дел: ремонт филиала, реставрация большой сцены. Наверное, я кому-то не нравлюсь, бывает, что и мне кто-то не нравится, но я не имею права притеснять.

***

Нас обвиняют в том, что Малый – это актерский театр. А каким он должен быть? Режиссерским, что ли? Так это артисты должны быть уже совсем другого уровня. Станиславский, сказал, что режиссер должен умереть в артисте, сейчас же пока артисты умирают от режиссера. Мне приходилось работать с разными режиссерами, в том числе и самыми замечательными. И с Эфросом я работал – он сделал у нас два спектакля, и оба были закрыты. Один – «Танцы на шоссе» – он довел до конца, а второй – «По московскому времени» – закрыли на полпути. И Хейфец здесь работал, и Львов-Анохин. И Женовач.

Да, Малый – это актерский театр, тот, в котором умный режиссер не умирает в актере, а продолжает жить. Я говорю своим студентам: не пыжьтесь, ни с кем не соревнуйтесь, не пытайтесь быть похожими на кого-то – это мне еще моя учительница говорила, Вера Михайловна Пашенная. И добавляю от себя: потому что так, как вы, больше никто в мире сыграть не сможет! Это ваша походка, ваш голос, ваш жест! Актер Бабочкин был просто блестящим режиссером, Игорь Ильинский – тоже. Андрей Гончаров – заводной, сумасшедший человек был, но он никогда не обижал артиста. Правда, он мог его довести: я у него на репетиции упал, потерял сознание. Тащил на себе какого-то человека, а Гончаров что-то эмоционально выкрикивал, ну я и свалился. «Так, конечно, не надо», – сказал он тогда.

***

Нам вменяют в вину костюмность. Да, у нас костюмные спектакли, и декорации – традиционные. Но надо же сохранять историю, чтобы наша молодежь знала, что время Чехова – это не время Beatles. Грибоедов пишет о XIX веке – и пусть они видят, как одевались в те времена. У нас даже есть старые ордена, которые мы вешаем на грудь с тем, чтобы соблюсти историческую правду! Нам говорят: «У вас музей!» Да, музей, если хотите. Но, между прочим, французы о «Комеди Франсез» ничего плохого не говорят. А это тоже музей, в котором тоже сохраняются традиции. Например, там в администраторской на каждом спектакле дежурит один из известных артистов труппы – помогает, разрешает конфликты, приглашает зрителей в зал. А еще в «Комеди Франсез» никто не может гастролировать, эта традиция соблюдается еще со времен Наполеона. Опять же никто из англичан почему-то не говорит, что шекспировский театр – это мемориал.

Анастасия Томская, октябрь 2009 г.

«Актерская профессия должна быть публична только на сцене»

– Многие дорого бы дали за то, чтобы проникнуть в мысли талантливого артиста.

– И ничего бы им это не дало. Каждый актер, независимо от степени одаренности – единственен в своем роде. Нам это еще на студенческой скамье Вера Николавна Пашенная внушала. Мои мысли не помогут ни вам, ни кому бы то ни было еще. Тем более, что актер играет все-таки не столько головой, сколько душой, а туда и вовсе никому не проникнуть.

– Если актер ее сам наизнанку не вывернет.

– На сцене – пожалуйста. Там иначе и нельзя. Это ведь не герой мой стреляется на дуэли или в любви объясняется – это я сам. Это мои нервы звенят, мои руки в кулаки сжимаются, из моих глаз слезы льются. А во всех остальных случаях актеру это противопоказано. Актер, настоящий актер, очень чувствителен ко всякому внешнему воздействию. Даже слишком пристальное внимание режиссера может пойти ему не на пользу, а уж агрессивное внимание прессы или публики – тем более. Рискну вызвать недоумение, но актерская профессия должна быть публична только на сцене или экране. И нигде больше!

– Но сегодня именно на сцене начинаются скандалы, потрясающие театр чуть ли не до основания.

– Щепкинский завет «священнодействуй или убирайся вон» как только ни высмеивали и ни критиковали. Думали даже, что отменили. Нет, он действует. Сцена – отражение жизни, но это не значит, что ее нужно превращать в улицу, подворотню или публичный дом. Жизнь сегодня чересчур стремительна, но времена-то не выбирают, сетовать на них было бы глупо. Волны любого стремительного потока несут пену. Но рано или поздно поток возвращается в свое русло и пена исчезает. Можно сколько угодно спорить о том, что можно и чего нельзя делать на сцене. Аргументы «за» и «против» у каждой стороны будут непробиваемо убедительными для нее самой и ровным счетом ничего не будут значить для оппонентов. Только время все расставит по своим местам. И его приговор уже не оспорить.

Виктория Пешкова, июнь 2015

Подростком Юрий Соломин увидел фильм, снятый к 125-летию Малого театра, и понял, что хочет работать именно здесь. После школы юноша из Читы с большим опытом выступлений в самодеятельности поступил в Щепкинское училище, куда вернулся спустя четыре года как преподаватель. На сцене Малого театра Соломин сыграл около полусотни ролей: Хлестаков и Протасов, Николай II и царь Федор, Фамусов и Мольер… Всесоюзная слава пришла к Юрию Соломину после фильма «Адъютант его превосходительства». Хотя сам Юрий Мефодьевич больше ценил роль в фильме «Дерсу Узала», для которого Акира Куросава искал «идеальное русское лицо». Юрий Соломин был последним министром культуры СССР, занимая этот пост в 1990-91 годах. Отказался сам. В течение месяца за ним приезжала министерская машина, а он гордо садился в свои «Жигули».

Татьяна Петренко, июнь 2015

Соломин десятилетиями строил и сохранял Малый театр

Всесоюзная слава пришла к Юрию Соломину после фильма «Адъютант его превосходительства», немедленно разошедшегося на цитаты. Памятным стал его дуэт с братом Виталием в музыкальном фильме «Летучая мышь», где он сыграл обаятельного и легкомысленного ловеласа Генриха Айзенштайна… Но, несмотря на солидный список киноролей (больше сорока), сам Юрий Соломин считал интересным и главным делом жизни театр, еще точнее – Малый театр.

Сыграв в выпускном спектакле Щепкинского училища бунтаря Треплева из чеховской «Чайки», Юрий Соломин, похоже, никогда не ощущал в искусстве желания «разрушить традиции». По твердому убеждению актера, ему выпало время, когда «надо собирать, сохранять, поскольку слишком много вокруг разрушили и разломали… Громогласно отменили амплуа, хотя мы и продолжаем пользоваться ими на деле. Ну не может барабан играть партию скрипки, а тенор спеть басом. Хороший актер может сыграть все, что он может сыграть в рамках своей психофизической природы, своей индивидуальности».

Унаследовав роль царя Федора от Иннокентия Смоктуновского, Юрий Соломин создал свой вариант царя-юродивого. Легкий, светлый человек мягко ступал по сцене в ловко облегающих ногу сапожках (за тысячу представлений сапоги не раз приходилось менять – снашивались) и искренне не мог понять: отчего люди не живут сердцем? Ведь в нем все так ясно, так непреложно, так понятно…

Позвав в Малый театр на постановку «Горе от ума» Сергея Женовача, Юрий Соломин сыграл в ней Фамусова, открыв в классической роли новые обертона. Крепкий, бодрый непоседа –хозяин дома буквально летал по сцене, все успевая заметить: и припухшие глаза дочки, и соблазнительные округлости служанки, и пометку в календаре о крестинах у соседки-вдовы.

«Человек-глыба», по определению Сергея Женовача, Юрий Соломин десятилетиями строил и сохранял Малый театр, уверенной рукой ведя его сквозь все шторма времени: «Не нами этот театр создан, не на нас кончится»… В Малом театре удалось сохранить атмосферу и уклад театра-дома, великолепное созвездие актерских талантов, первым среди равных в котором был Юрий Соломин.

Ольга Егошина

Справка

Юрий Соломин родился 18 июня 1935 года. В 1957 году, по окончании Высшего театрального училища им. Щепкина, его приняли в Малый театр. Среди театральных ролей артиста – Хлестаков в гоголевском «Ревизоре», Федя Протасов в «Живом трупе» Льва Толстого, Войницкий в «Дяде Ване» Антона Чехова, Сирано де Бержерак по пьесе Эдмона Ростана и царь Федор в трагедии. С 1980-го Соломин работал в театре и как режиссер.

Среди лучших киноработ Юрия Соломина – Павел Кольцов («Адъютант его превосходительства», 1969), Телегин («Хождение по мукам», 1977), Владимир Арсеньев («Дерсу Узала», 1975), майор Звягинцев («Блокада», 1975-1978), Трактирщик и Генрих Айзенштайн (телефильмы «Обыкновенное чудо» и «Летучая мышь», 1979) и другие работы.


https://www.teatral-online.ru/news/35536/?utm_sour...


Дата публикации: 18.06.2024

18 июня исполнилось бы 89 лет Юрию Мефодьевичу Соломину, но в январе этого года народного артиста СССР, художественного руководителя Малого театра не стало. В память о выдающемся актере мы публикуем его колонку из первого номера «Театрала» за 2004 год и фрагменты из интервью разных лет.

БУДЕМ БОРОТЬСЯ

– Mы в большой тревоге за судьбы русского репертуарного театра. То про ходит слух о том, что государственные театры вот-вот снимут с дотации. То новый председатель комиссии по культуре, в Госдуме, Иосиф Кобзон заявляет, что театров слишком много и следует больше внимания уделять эстраде и цирку. Звучит и повторяется циничная фраза о том, что нужны не актерские труппы, а только стены, площадки, пустые театральные дома.

Едва случается в нашей жизни какая-то резкая перемена, и все прежнее в искусстве мгновенно перестает нравиться.

Почему японцы дорожат древним искусством своего театра «Но» и глубоко чтят величественный ритуал «Кабуки»? Они слово «традиция» произносят с высоким уважением, а мы с уничижением. Кажется, что кто-то намеренно губит и разрушает русский стационарный репертуарный театр. Разрушат, а потом лет через пятьдесят начнут с великими трудами восстанавливать. Говорят, все упирается в деньги, в слабую экономику, а я считаю, что экономику нам никогда не поднять, если в загоне будут медицина, образование, наука и культура. Только с их помощью можно восстановить могучее государство.

Спрашивают, а что может дать культура, чтобы страна поднялась с колен? Культура все может. Например, войну выиграть или предотвратить войну! Когда страна слабеет, беднеет, ее полпредами в мире становятся деятели искусства. Но как только положение чуть-чуть налаживается, власти забывают, чем они нам обязаны. Развалить наш признанный во всем мире театр легко, а вот построить заново, духовно вылечить человека и общество на это потребуется даже не пятьдесят лет, а жизнь нескольких поколений.

Однако в окончательную катастрофу я не верю. И наш театр, и новое кино, которое возрождается и уже дает блестящие результаты, уничтожить нельзя. Будем бороться.

Март 2004 г.

«Малый – это актерский театр»

– Когда вы впервые вошли в этот кабинет худрука Малого театра, вам было страшно один на один с этими стенами и с сознанием того, что отныне уже вы в ответе за все, что здесь происходит?

– Не было страшно, потому что меня окружали ребята, которые крепко поддерживали. В эту группу входила и Гоголева, и Весник, и Самойлов, и молодые ребята. Советы я слушал всегда и к единоличной власти не рвался. Тем более что много снимался, предложений было много. Малый театр – это мой дом, я пришел сюда восемнадцатилетним, а уже в 19 вышел на сцену в «Иоанне Грозном». Конечно, не страшно: все-таки тогда я был на 20 лет моложе, да еще было очень много дел: ремонт филиала, реставрация большой сцены. Наверное, я кому-то не нравлюсь, бывает, что и мне кто-то не нравится, но я не имею права притеснять.

***

Нас обвиняют в том, что Малый – это актерский театр. А каким он должен быть? Режиссерским, что ли? Так это артисты должны быть уже совсем другого уровня. Станиславский, сказал, что режиссер должен умереть в артисте, сейчас же пока артисты умирают от режиссера. Мне приходилось работать с разными режиссерами, в том числе и самыми замечательными. И с Эфросом я работал – он сделал у нас два спектакля, и оба были закрыты. Один – «Танцы на шоссе» – он довел до конца, а второй – «По московскому времени» – закрыли на полпути. И Хейфец здесь работал, и Львов-Анохин. И Женовач.

Да, Малый – это актерский театр, тот, в котором умный режиссер не умирает в актере, а продолжает жить. Я говорю своим студентам: не пыжьтесь, ни с кем не соревнуйтесь, не пытайтесь быть похожими на кого-то – это мне еще моя учительница говорила, Вера Михайловна Пашенная. И добавляю от себя: потому что так, как вы, больше никто в мире сыграть не сможет! Это ваша походка, ваш голос, ваш жест! Актер Бабочкин был просто блестящим режиссером, Игорь Ильинский – тоже. Андрей Гончаров – заводной, сумасшедший человек был, но он никогда не обижал артиста. Правда, он мог его довести: я у него на репетиции упал, потерял сознание. Тащил на себе какого-то человека, а Гончаров что-то эмоционально выкрикивал, ну я и свалился. «Так, конечно, не надо», – сказал он тогда.

***

Нам вменяют в вину костюмность. Да, у нас костюмные спектакли, и декорации – традиционные. Но надо же сохранять историю, чтобы наша молодежь знала, что время Чехова – это не время Beatles. Грибоедов пишет о XIX веке – и пусть они видят, как одевались в те времена. У нас даже есть старые ордена, которые мы вешаем на грудь с тем, чтобы соблюсти историческую правду! Нам говорят: «У вас музей!» Да, музей, если хотите. Но, между прочим, французы о «Комеди Франсез» ничего плохого не говорят. А это тоже музей, в котором тоже сохраняются традиции. Например, там в администраторской на каждом спектакле дежурит один из известных артистов труппы – помогает, разрешает конфликты, приглашает зрителей в зал. А еще в «Комеди Франсез» никто не может гастролировать, эта традиция соблюдается еще со времен Наполеона. Опять же никто из англичан почему-то не говорит, что шекспировский театр – это мемориал.

Анастасия Томская, октябрь 2009 г.

«Актерская профессия должна быть публична только на сцене»

– Многие дорого бы дали за то, чтобы проникнуть в мысли талантливого артиста.

– И ничего бы им это не дало. Каждый актер, независимо от степени одаренности – единственен в своем роде. Нам это еще на студенческой скамье Вера Николавна Пашенная внушала. Мои мысли не помогут ни вам, ни кому бы то ни было еще. Тем более, что актер играет все-таки не столько головой, сколько душой, а туда и вовсе никому не проникнуть.

– Если актер ее сам наизнанку не вывернет.

– На сцене – пожалуйста. Там иначе и нельзя. Это ведь не герой мой стреляется на дуэли или в любви объясняется – это я сам. Это мои нервы звенят, мои руки в кулаки сжимаются, из моих глаз слезы льются. А во всех остальных случаях актеру это противопоказано. Актер, настоящий актер, очень чувствителен ко всякому внешнему воздействию. Даже слишком пристальное внимание режиссера может пойти ему не на пользу, а уж агрессивное внимание прессы или публики – тем более. Рискну вызвать недоумение, но актерская профессия должна быть публична только на сцене или экране. И нигде больше!

– Но сегодня именно на сцене начинаются скандалы, потрясающие театр чуть ли не до основания.

– Щепкинский завет «священнодействуй или убирайся вон» как только ни высмеивали и ни критиковали. Думали даже, что отменили. Нет, он действует. Сцена – отражение жизни, но это не значит, что ее нужно превращать в улицу, подворотню или публичный дом. Жизнь сегодня чересчур стремительна, но времена-то не выбирают, сетовать на них было бы глупо. Волны любого стремительного потока несут пену. Но рано или поздно поток возвращается в свое русло и пена исчезает. Можно сколько угодно спорить о том, что можно и чего нельзя делать на сцене. Аргументы «за» и «против» у каждой стороны будут непробиваемо убедительными для нее самой и ровным счетом ничего не будут значить для оппонентов. Только время все расставит по своим местам. И его приговор уже не оспорить.

Виктория Пешкова, июнь 2015

Подростком Юрий Соломин увидел фильм, снятый к 125-летию Малого театра, и понял, что хочет работать именно здесь. После школы юноша из Читы с большим опытом выступлений в самодеятельности поступил в Щепкинское училище, куда вернулся спустя четыре года как преподаватель. На сцене Малого театра Соломин сыграл около полусотни ролей: Хлестаков и Протасов, Николай II и царь Федор, Фамусов и Мольер… Всесоюзная слава пришла к Юрию Соломину после фильма «Адъютант его превосходительства». Хотя сам Юрий Мефодьевич больше ценил роль в фильме «Дерсу Узала», для которого Акира Куросава искал «идеальное русское лицо». Юрий Соломин был последним министром культуры СССР, занимая этот пост в 1990-91 годах. Отказался сам. В течение месяца за ним приезжала министерская машина, а он гордо садился в свои «Жигули».

Татьяна Петренко, июнь 2015

Соломин десятилетиями строил и сохранял Малый театр

Всесоюзная слава пришла к Юрию Соломину после фильма «Адъютант его превосходительства», немедленно разошедшегося на цитаты. Памятным стал его дуэт с братом Виталием в музыкальном фильме «Летучая мышь», где он сыграл обаятельного и легкомысленного ловеласа Генриха Айзенштайна… Но, несмотря на солидный список киноролей (больше сорока), сам Юрий Соломин считал интересным и главным делом жизни театр, еще точнее – Малый театр.

Сыграв в выпускном спектакле Щепкинского училища бунтаря Треплева из чеховской «Чайки», Юрий Соломин, похоже, никогда не ощущал в искусстве желания «разрушить традиции». По твердому убеждению актера, ему выпало время, когда «надо собирать, сохранять, поскольку слишком много вокруг разрушили и разломали… Громогласно отменили амплуа, хотя мы и продолжаем пользоваться ими на деле. Ну не может барабан играть партию скрипки, а тенор спеть басом. Хороший актер может сыграть все, что он может сыграть в рамках своей психофизической природы, своей индивидуальности».

Унаследовав роль царя Федора от Иннокентия Смоктуновского, Юрий Соломин создал свой вариант царя-юродивого. Легкий, светлый человек мягко ступал по сцене в ловко облегающих ногу сапожках (за тысячу представлений сапоги не раз приходилось менять – снашивались) и искренне не мог понять: отчего люди не живут сердцем? Ведь в нем все так ясно, так непреложно, так понятно…

Позвав в Малый театр на постановку «Горе от ума» Сергея Женовача, Юрий Соломин сыграл в ней Фамусова, открыв в классической роли новые обертона. Крепкий, бодрый непоседа –хозяин дома буквально летал по сцене, все успевая заметить: и припухшие глаза дочки, и соблазнительные округлости служанки, и пометку в календаре о крестинах у соседки-вдовы.

«Человек-глыба», по определению Сергея Женовача, Юрий Соломин десятилетиями строил и сохранял Малый театр, уверенной рукой ведя его сквозь все шторма времени: «Не нами этот театр создан, не на нас кончится»… В Малом театре удалось сохранить атмосферу и уклад театра-дома, великолепное созвездие актерских талантов, первым среди равных в котором был Юрий Соломин.

Ольга Егошина

Справка

Юрий Соломин родился 18 июня 1935 года. В 1957 году, по окончании Высшего театрального училища им. Щепкина, его приняли в Малый театр. Среди театральных ролей артиста – Хлестаков в гоголевском «Ревизоре», Федя Протасов в «Живом трупе» Льва Толстого, Войницкий в «Дяде Ване» Антона Чехова, Сирано де Бержерак по пьесе Эдмона Ростана и царь Федор в трагедии. С 1980-го Соломин работал в театре и как режиссер.

Среди лучших киноработ Юрия Соломина – Павел Кольцов («Адъютант его превосходительства», 1969), Телегин («Хождение по мукам», 1977), Владимир Арсеньев («Дерсу Узала», 1975), майор Звягинцев («Блокада», 1975-1978), Трактирщик и Генрих Айзенштайн (телефильмы «Обыкновенное чудо» и «Летучая мышь», 1979) и другие работы.


https://www.teatral-online.ru/news/35536/?utm_sour...


Дата публикации: 18.06.2024