Новости
УРОКИ ОТ ПУШКИНА
В Малом театре состоялся первый показ спектакля «Маленькие трагедии» в постановке главного режиссера Алексея Дубровского. Премьеру приурочили к 225-летию со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина.
Из четырех «Маленьких трагедий» — одноактных пьес в стихах — Алексей Дубровский выбрал три и превратил их в серьезное художественное высказывание, в один большой сценический сюжет. Режиссера, видимо, как когда-то и Александра Сергеевича, потянуло разобраться в тайнах человеческой психологии, заглянуть в людские души, порабощенные страстью — скупости, зависти, ревности, мести, сластолюбия — безрассудной жажды любви. Театр выбрал трагедии «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость». В них внимание сфокусировано на героях, пораженных одним из перечисленных пороков, который и обрывает их земной путь. От пьесы «Пир во время чумы» с ее тотальной катастрофой в финале отказались, и правильно. В каждой пьесе — сплошные вопросы об истоках и причинах отклонений и… никаких ответов. Люди ищут разгадки без малого два столетия, их поиск — размышления над смыслами жизни, которая может быть яркой или тусклой, мельче и насыщеннее, но в сущности ее тревожные законы неизменны.
Спектакль поставлен в эстетике Малого театра — с его традициями глубоких психологических обобщений и сосредоточенности на смыслах. Театральность Малого, одно из названий которого «второй университет», — особая, основанная на близких доверительных отношениях с автором: спектакль входит в его мир и приглашает автора заглянуть в свой; беседует с Пушкиным как с живым, словно они не разделены веками. В Малом, где правит высокое актерское ремесло, исполнители близко принимают написанное слово, звучит оно — отчетливо, красиво, убедительно, чисто и звонко. Собственный путь коллектива пролегает вдали от радикальных течений, новаторств и экспериментов.
Первой сценической главой триптиха стал «Скупой рыцарь». Горизонтальные ряды софитов с задника сцены «всматриваются» в публику и почти сразу уплывают вверх, открывая пространство, напоминающее средневековый дворцовый зал. Он — монументально красив и пугающе пуст, к центральной стене приставлена лестница — и это еще одна игровая площадка. Павильон останется на все сценическое действие, но от истории к истории будет наполняться новыми декорационными деталями. Волшебник Евгений Виноградов, художник по свету, лучами преображает панели, и они превращаются то в пожелтевшие готические неровные стены, и, кажется, на них сейчас появятся еле уловимые следы старинных осыпавшихся фресок, то в мрачный темный склеп. В этих выразительных декорациях вольготно чувствуют себя герои в расшитых камзолах и мундирах, роскошных халатах и ярких плащах, коротких штанах-кюлотах и сапогах. Пространственные образы и стилизованные костюмы рождены фантазией художницы Марии Утробиной.
В «Скупом рыцаре» — две блистательно, образцово сыгранные роли: Барона — Василием Бочкаревым и Жида в исполнении Владимира Дубровского. Мастера обладают редким даром не связывать своих героев с конкретным временем, представляют типажи вечные — таких персонажей немало и в сегодняшней жизни. Замечательных актеров в исторических костюмах, сложном гриме и завитых париках узнаешь не сразу.
Виражи настроений Барона невероятны: мгновенно вспыхивают его глаза и тут же теряют блеск, словно направляя взор в прошлое; благоговейно лелеет он свои сокровища и вдруг впадает в отчаяние, теряя к ним интерес. Барон — не просто скряга, он — Великий Скупой. Его молодость была полна подвигов и побед на турнирах. Теперь, когда времена меча и рыцарского кодекса чести канули в Лету, он столь же истово служит новым кумирам — золоту и богатству. Сундуки с сокровищами медленно поднимаются на подмостки из люка, и Барон с алчным восторгом ласкает свои драгоценности. Выдающийся артист Василий Бочкарев с таким богатством нюансов и оттенков произносит знаменитый монолог Барона, что понятен вопрос, столь волновавший Пушкина: может ли рыцарь — воплощение мужества и отваги — стать корыстолюбцем? Актер словно отвечает: «Барон — рыцарь, но теперь он — затворник и господин скупости и накопительства».
В маленькой роли Жида Владимир Дубровский — актер невероятной внутренней техники. Он способен за несколько минут создать образ, который останется в памяти надолго и войдет в театральные легенды. Его ростовщик Соломон — характер простой и причудливый одновременно: трусливый и несгибаемый, жадный и вздорный, смиренный и беспощадный. Такой высший пилотаж искусной актерской игры — лаконичной и насыщенной — доступен лишь избранным. Беспомощным, умоляющим жестом он поправляет талит — покрывало, наброшенное на плечи, но при этом Жид не лебезит, он просто не знает ни страха, ни любви, ни сострадания. Коварный ростовщик отказывает сыну Барона Альберу (Алексей Фаддеев) в займе и предлагает ускорить кончину отца. Вот уж действительно — «Ужасный век, ужасные сердца!». Эти слова Пушкина с горечью произносит неудавшийся миротворец, сильный и красивый Герцог — Михаил Мартьянов, искренне попытавшийся примирить отца и сына.
«Моцарта и Сальери» играют после антракта в безупречно прекрасном пространстве: дворцовый павильон украшен алыми кулисами, сверху опускаются волны арлекина. На огромной пустой сцене — вазы с букетами, и только с краю, у закулисья, предметы кабинета Сальери: кресло, стол, клавесин и вновь цветы, среди них венки — невольно возникают грустные ассоциации с похоронным ритуалом. В роли Сальери Михаил Филиппов. Известный артист оставил труппу Маяковки, теперь он — с Малым театром. Пушкинский текст актер произносит медленно, задумчиво, распевно, поначалу неспешно обходит с лейкой сцену, поливая цветы, потом любуется заслуженными наградами как доказательствами своего великого дара.
Стихия музыки по имени Моцарт врывается неожиданно — юный, легкий, бесшабашный, солнечный, он — вечное движение. В руках обрывки мятой бумаги, на которой записаны ноты — фрагменты его божественных сочинений. Моцарта играет молодой Денис Корнух — и это имя театралам стоит запомнить. Почему музыка приходит к этому балагуру, насмешнику, эпикурейцу? Неспешному трудяге Сальери невыносимо, он видит в этом вопиющую несправедливость. С какой высокопарной одержимостью произносит Сальери монолог, в котором уговаривает себя поверить в свою избранность. В его душе начинает прорастать вопрос: может ли гений — воплощение абсолютной творческой свободы — служить Зависти, и безнаказанно? Нет, возмездие неизбежно. Моцарт отравлен, Сальери один на авансцене, звучит ясная и чувственная мелодия Генделя, но Сальери ее не слышит — музыка его покинула.
Алексей Дубровский придумал удачный режиссерский ход: шестерка одетых в черное людей «без лиц» сопровождает весь триптих. Большие белые длинноносые карнавальные маски непроницаемы, актеры в черном похожи на инфернальных существ, а их перчатки так белоснежны, что в темных фрагментах спектакля кажутся странными светящимися НЛО. Слуги просцениума, а может ангелы смерти, появляются во всех спектаклях триптиха, оправдывая каждый сюжетный и эмоциональный поворот: они надевают маски на погибших героев, уносят их тела со сцены, подают реквизит. Свое отношение к миру они передают пластически. Танцы, замечательно придуманные хореографом Антоном Лещинским, разнохарактерны: от веселых, сентиментальных, причудливых до зловещих, траурных шествий. Каждую интермедию ждешь с нетерпением. Смысловая и оригинальная находка — сцена, когда Моцарт забавы ради просит слепого музыканта в трактире сыграть ему что-нибудь «из Моцарта». Роль слепого музыканта «исполняют» слуги просцениума — проказник-композитор дирижирует, а актеры, взявшись за руки, танцуют затейливый, ироничный и непростой по хореографии танец.
В «Каменном госте» фабула оборачивается ужасом. Над сценой — церковные колокола, чернота склепа с огромной статуей Командора. Дон Гуан, падкий до любовных наслаждений, готов отдать жизнь за романтическое свидание. Игорь Петренко убедительно выстраивает роль Дон Гуана — герой живет по своей собственной логике, его можно назвать любовником смерти, и он готов сыграть с ангелом вечного успокоения в рулетку. Он, обольститель и дуэлянт, — красивый и отчаянный. Донна Анна (Полина Долинская), завешенная черной вуалью, для него очередной соблазн: его не останавливает ни гигантская статуя Командора, разговаривающая неотразимым голосом Василия Дахненко, ни увещевания его помощника Лепорелло. Чудесен в этой роли Виктор Низовой — лукавый и хитроумный толстяк, относящийся к своему хозяину как к несмышленышу. Наказывает себя самобичеванием обаятельный Монах Сергея Еремеева, которого неведомая сила влечет к загадочной донне Анне. Кокетливая и ловкая Лаура Алены Колесниковой — куртизанка, радующаяся жизни и любви, — она не забывает своего Дон Гуана, но в его отсутствии не прочь полюбезничать с Доном Карлосом (Александр Волков). В этом спектакле можно подробно говорить о каждом герое — внимание театра сосредоточено не на людском муравейнике, а на человеке, взятом «крупным планом». Малый театр отнесся к «Маленьким трагедиям» с земным современным интересом, сохраняя пиетет к Пушкину, постигая его совершенство и мудрость.
Елена Федоренко, "Культура", 6 июня 2024 года
В Малом театре состоялся первый показ спектакля «Маленькие трагедии» в постановке главного режиссера Алексея Дубровского. Премьеру приурочили к 225-летию со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина.
Из четырех «Маленьких трагедий» — одноактных пьес в стихах — Алексей Дубровский выбрал три и превратил их в серьезное художественное высказывание, в один большой сценический сюжет. Режиссера, видимо, как когда-то и Александра Сергеевича, потянуло разобраться в тайнах человеческой психологии, заглянуть в людские души, порабощенные страстью — скупости, зависти, ревности, мести, сластолюбия — безрассудной жажды любви. Театр выбрал трагедии «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость». В них внимание сфокусировано на героях, пораженных одним из перечисленных пороков, который и обрывает их земной путь. От пьесы «Пир во время чумы» с ее тотальной катастрофой в финале отказались, и правильно. В каждой пьесе — сплошные вопросы об истоках и причинах отклонений и… никаких ответов. Люди ищут разгадки без малого два столетия, их поиск — размышления над смыслами жизни, которая может быть яркой или тусклой, мельче и насыщеннее, но в сущности ее тревожные законы неизменны.
Спектакль поставлен в эстетике Малого театра — с его традициями глубоких психологических обобщений и сосредоточенности на смыслах. Театральность Малого, одно из названий которого «второй университет», — особая, основанная на близких доверительных отношениях с автором: спектакль входит в его мир и приглашает автора заглянуть в свой; беседует с Пушкиным как с живым, словно они не разделены веками. В Малом, где правит высокое актерское ремесло, исполнители близко принимают написанное слово, звучит оно — отчетливо, красиво, убедительно, чисто и звонко. Собственный путь коллектива пролегает вдали от радикальных течений, новаторств и экспериментов.
Первой сценической главой триптиха стал «Скупой рыцарь». Горизонтальные ряды софитов с задника сцены «всматриваются» в публику и почти сразу уплывают вверх, открывая пространство, напоминающее средневековый дворцовый зал. Он — монументально красив и пугающе пуст, к центральной стене приставлена лестница — и это еще одна игровая площадка. Павильон останется на все сценическое действие, но от истории к истории будет наполняться новыми декорационными деталями. Волшебник Евгений Виноградов, художник по свету, лучами преображает панели, и они превращаются то в пожелтевшие готические неровные стены, и, кажется, на них сейчас появятся еле уловимые следы старинных осыпавшихся фресок, то в мрачный темный склеп. В этих выразительных декорациях вольготно чувствуют себя герои в расшитых камзолах и мундирах, роскошных халатах и ярких плащах, коротких штанах-кюлотах и сапогах. Пространственные образы и стилизованные костюмы рождены фантазией художницы Марии Утробиной.
В «Скупом рыцаре» — две блистательно, образцово сыгранные роли: Барона — Василием Бочкаревым и Жида в исполнении Владимира Дубровского. Мастера обладают редким даром не связывать своих героев с конкретным временем, представляют типажи вечные — таких персонажей немало и в сегодняшней жизни. Замечательных актеров в исторических костюмах, сложном гриме и завитых париках узнаешь не сразу.
Виражи настроений Барона невероятны: мгновенно вспыхивают его глаза и тут же теряют блеск, словно направляя взор в прошлое; благоговейно лелеет он свои сокровища и вдруг впадает в отчаяние, теряя к ним интерес. Барон — не просто скряга, он — Великий Скупой. Его молодость была полна подвигов и побед на турнирах. Теперь, когда времена меча и рыцарского кодекса чести канули в Лету, он столь же истово служит новым кумирам — золоту и богатству. Сундуки с сокровищами медленно поднимаются на подмостки из люка, и Барон с алчным восторгом ласкает свои драгоценности. Выдающийся артист Василий Бочкарев с таким богатством нюансов и оттенков произносит знаменитый монолог Барона, что понятен вопрос, столь волновавший Пушкина: может ли рыцарь — воплощение мужества и отваги — стать корыстолюбцем? Актер словно отвечает: «Барон — рыцарь, но теперь он — затворник и господин скупости и накопительства».
В маленькой роли Жида Владимир Дубровский — актер невероятной внутренней техники. Он способен за несколько минут создать образ, который останется в памяти надолго и войдет в театральные легенды. Его ростовщик Соломон — характер простой и причудливый одновременно: трусливый и несгибаемый, жадный и вздорный, смиренный и беспощадный. Такой высший пилотаж искусной актерской игры — лаконичной и насыщенной — доступен лишь избранным. Беспомощным, умоляющим жестом он поправляет талит — покрывало, наброшенное на плечи, но при этом Жид не лебезит, он просто не знает ни страха, ни любви, ни сострадания. Коварный ростовщик отказывает сыну Барона Альберу (Алексей Фаддеев) в займе и предлагает ускорить кончину отца. Вот уж действительно — «Ужасный век, ужасные сердца!». Эти слова Пушкина с горечью произносит неудавшийся миротворец, сильный и красивый Герцог — Михаил Мартьянов, искренне попытавшийся примирить отца и сына.
«Моцарта и Сальери» играют после антракта в безупречно прекрасном пространстве: дворцовый павильон украшен алыми кулисами, сверху опускаются волны арлекина. На огромной пустой сцене — вазы с букетами, и только с краю, у закулисья, предметы кабинета Сальери: кресло, стол, клавесин и вновь цветы, среди них венки — невольно возникают грустные ассоциации с похоронным ритуалом. В роли Сальери Михаил Филиппов. Известный артист оставил труппу Маяковки, теперь он — с Малым театром. Пушкинский текст актер произносит медленно, задумчиво, распевно, поначалу неспешно обходит с лейкой сцену, поливая цветы, потом любуется заслуженными наградами как доказательствами своего великого дара.
Стихия музыки по имени Моцарт врывается неожиданно — юный, легкий, бесшабашный, солнечный, он — вечное движение. В руках обрывки мятой бумаги, на которой записаны ноты — фрагменты его божественных сочинений. Моцарта играет молодой Денис Корнух — и это имя театралам стоит запомнить. Почему музыка приходит к этому балагуру, насмешнику, эпикурейцу? Неспешному трудяге Сальери невыносимо, он видит в этом вопиющую несправедливость. С какой высокопарной одержимостью произносит Сальери монолог, в котором уговаривает себя поверить в свою избранность. В его душе начинает прорастать вопрос: может ли гений — воплощение абсолютной творческой свободы — служить Зависти, и безнаказанно? Нет, возмездие неизбежно. Моцарт отравлен, Сальери один на авансцене, звучит ясная и чувственная мелодия Генделя, но Сальери ее не слышит — музыка его покинула.
Алексей Дубровский придумал удачный режиссерский ход: шестерка одетых в черное людей «без лиц» сопровождает весь триптих. Большие белые длинноносые карнавальные маски непроницаемы, актеры в черном похожи на инфернальных существ, а их перчатки так белоснежны, что в темных фрагментах спектакля кажутся странными светящимися НЛО. Слуги просцениума, а может ангелы смерти, появляются во всех спектаклях триптиха, оправдывая каждый сюжетный и эмоциональный поворот: они надевают маски на погибших героев, уносят их тела со сцены, подают реквизит. Свое отношение к миру они передают пластически. Танцы, замечательно придуманные хореографом Антоном Лещинским, разнохарактерны: от веселых, сентиментальных, причудливых до зловещих, траурных шествий. Каждую интермедию ждешь с нетерпением. Смысловая и оригинальная находка — сцена, когда Моцарт забавы ради просит слепого музыканта в трактире сыграть ему что-нибудь «из Моцарта». Роль слепого музыканта «исполняют» слуги просцениума — проказник-композитор дирижирует, а актеры, взявшись за руки, танцуют затейливый, ироничный и непростой по хореографии танец.
В «Каменном госте» фабула оборачивается ужасом. Над сценой — церковные колокола, чернота склепа с огромной статуей Командора. Дон Гуан, падкий до любовных наслаждений, готов отдать жизнь за романтическое свидание. Игорь Петренко убедительно выстраивает роль Дон Гуана — герой живет по своей собственной логике, его можно назвать любовником смерти, и он готов сыграть с ангелом вечного успокоения в рулетку. Он, обольститель и дуэлянт, — красивый и отчаянный. Донна Анна (Полина Долинская), завешенная черной вуалью, для него очередной соблазн: его не останавливает ни гигантская статуя Командора, разговаривающая неотразимым голосом Василия Дахненко, ни увещевания его помощника Лепорелло. Чудесен в этой роли Виктор Низовой — лукавый и хитроумный толстяк, относящийся к своему хозяину как к несмышленышу. Наказывает себя самобичеванием обаятельный Монах Сергея Еремеева, которого неведомая сила влечет к загадочной донне Анне. Кокетливая и ловкая Лаура Алены Колесниковой — куртизанка, радующаяся жизни и любви, — она не забывает своего Дон Гуана, но в его отсутствии не прочь полюбезничать с Доном Карлосом (Александр Волков). В этом спектакле можно подробно говорить о каждом герое — внимание театра сосредоточено не на людском муравейнике, а на человеке, взятом «крупным планом». Малый театр отнесся к «Маленьким трагедиям» с земным современным интересом, сохраняя пиетет к Пушкину, постигая его совершенство и мудрость.
Елена Федоренко, "Культура", 6 июня 2024 года
Партнеры
Информационная поддержка
