Новости

"В МАЛОМ ТЕАТРЕ ОСОБАЯ АТМОСФЕРА"

Актер Алексей Фаддеев четверть века служит в Малом театре. Он запомнился зрителям еще студентом, сыграв гимназиста-недоучку Буланова в комедии А.Н. Островского «Лес». Дарование этого талантливого и яркого актера не привязано к конкретному амплуа и развивается от роли к роли. С середины 2000-х годов Фаддеев — один из ведущих актеров своего поколения и один из ведущих артистов Малого театра. Параллельно Фаддеев активно снимается в кино и на телевидении. Он и его супруга актриса Глафира Тарханова воспитывают четырех сыновей и продолжают заниматься творчеством.

–У Кречинского, которого вы играете в мюзикле «Свадьба Кречинского», есть что-то от романтических героев — пушкинского Германна и лермонтовского Арбенина…

— В нашей «Свадьбе Кречинского» акценты расставлены не так, как в пьесе Сухово-Кобылина. Режиссер Алексей Франдетти мне сразу сказал, что, поскольку это мюзикл Колкера на сюжет Сухово-Кобылина, мне надо играть Кречинского так, чтобы зритель в финале прощал моего героя. Но сам Сухово-Кобылин говорил, что Кречинский — мазурик. Не романтический герой, а авантюрист и мразь.

— А Паратов, сыгранный вами в «Бесприданнице»?

— Мой учитель Юрий Мефодьевич Соломин, Царство ему Небесное, на репетициях «Бесприданницы» сказал мне о Паратове: «Запомни, Паратов — это волк. Он приехал, на глазах у всех соблазнил девочку и бросил. Порядочный мужчина так не поступает». У Паратова нет какой-то космической любви к Ларисе. Были влюбленность, эгоистическое желание вернуть ее. Но он быстро вспомнил, что скоро женится, а девочка уничтожена.

Знаете, я заметил, что в пьесах Островского первый текст, произнесенный персонажем на сцене, — определение его характера. К Паратову в «Бесприданнице» подбегает трактирный слуга, начинает его отряхивать, а Паратов говорит: «Да что ты! Я с воды. На Волге-то не пыльно». И понятно, что перед нами человек жесткий, циничный, но с юмором. Буланов в «Лесе» — это моя первая большая роль в Малом театре — вначале спрашивает: «Ты набил мне папиросы? Отчего же нет? Я тебе велел… Я вот Раисе Павловне скажу». И понятно, что на сцене маленькое хамло, и он себя еще проявит.

— Как получилось, что вы еще студентом третьего курса сыграли Буланова?

— Так сложились обстоятельства. Юрий Мефодьевич, ставивший «Лес», пригласил меня репетировать Буланова вторым составом. На роль Гурмыжской была назначена Элина Авраамовна Быстрицкая, а Ирина Вадимовна Муравьева была при ней Улитой. Но обстоятельства сложились так, что выпускала спектакль и сыграла на премьере Гурмыжскую Ирина Вадимовна, а я сыграл Буланова.

— После окончания театрального института вы хотели работать только в Малом театре?

— Естественно, ходил на какие-то показы с курсом в другие театры, где-то даже меня хотели брать, но я уже как-то прикипел к Малому театру… Здесь особая атмосфера. Я впервые вышел на эту сцену в 18 лет, сыграв одного из танцующих слуг в спектакле «Таланты и поклонники». Потом, будучи студентом, выпускал «Тайны мадридского двора» как стражник-шпажист: в училище я увлекался историческим фехтованием. А дальше был «Лес». И уже стало понятно, что меня возьмут в Малый театр. Хотя Юрий Мефодьевич ничего лично мне не говорил. За все время работы он ни разу меня не похвалил в лицо, хотя хвалил других артистов… Только раз на пресс-конференции «Бесприданницы» сказал при мне: «Алексей Фаддеев играет Паратова. На мой взгляд, он играет эту роль занятно». И все. Но благодаря ему я сыграл Паратова, играл и играю Лопахина, Чичикова и другие роли в Малом театре.

— Вы сначала играли в «Вишневом саде» Яшу, а потом вас назначили на роль Лопахина?

— Нет, было по-другому. Яшу я играл в старом варианте спекта­к—ля, Раневской была тогда Ирина Вадимовна Муравьева. Соломин спектакль закрыл, и его не было несколько лет. Потом приняли решение его восстановить, и Юрий Мефодьевич его восстановил за несколько недель, практически таким, как при Ильинском, но с обновленным составом актеров. Для новых актеров он сделал разбор, в частности, разбирал со мной роль Лопахина. Юрий Мефодьевич был высокого класса артист и по своей природе был «актер-
слухач»: на слух ловил любую фальшь — и боролся с ней. Поэтому наша манера общения в «Вишневом саде», как говорят смотревшие спектакль, ближе к кинематографу.

— В четвертом акте есть момент, когда Лопахин стоит позади Раневской и Гаева, как будто бы ждет чего-то, а потом уходит. Чего он ждет?

— Я для себя это оправдываю тем, что он хочет что-то ей сказать. Он неженатый мужик, сильно за тридцать, и у него никого и ничего в жизни нет, кроме этой усадьбы и этой женщины, которая, когда ему было пятнадцать лет, вдруг проявила к нему нежность. Но он говорит только: «Что ж, до весны. Выходите, господа… До свиданция!..» И как было сделано еще Ильинским, всю эту картину Лопахин носит ключи, держа в кулаке, чтобы не звенели, и, только сказав «до свиданция», отпускает их вниз, и при его уходе они звенят — дзинь, дзинь, дзинь… Все, сад начнут рубить.

— Придуманная Лопахиным схема спасения имения работает? Почему он, купив его, не отдал после этого Раневской?

— Его финансовая схема реально рабочая. Других схем выкупить имение, в принципе, нет. Но есть одна проблема. Разбирая со мной роль, Юрий Мефодьевич задал конкретный вопрос: «Имение куплено на деньги Лопахина, или он их занял, чтобы это имение спасти?» И я вспомнил, как Лопахин в первом акте в конце бравурного монолога говорит: «Серьезно, подумайте. Я взаймы тысяч пятьдесят достану». То есть он купил имение не на свои деньги, а занял их. И не может отдать имение Раневской, потому что ему надо возвращать долги. А для нее это предательство.

Когда «Вишневый сад» был написан, зритель понимал драму Лопахина, сейчас о ней не знают. Владельцы имения — дворяне. Тогда существовало правило: человек, выкупавший его на аукционе, оплачивал долги по закладным, а все, что он платил сверх долга, шло разоренной семье. То есть Лопахин фразой «сверху долга надавал девяносто тысяч» как бы говорит Любови Андреевне: «Я принес вам эти деньги». А она в нашем спектакле отворачивается и садится на стул к нему спиной, не принимая их. Она берет пятнадцать тысяч, присланные ярославской бабушкой, потому что отказывается взять деньги у Лопахина. И для них он вовсе не герой — в последней картине с Лопахиным никто, кроме Пети Трофимова, не разговаривает. Чехов часто писал о взаимоотношениях людей разных социальных слоев, не понимающих и не слышащих друг друга. В его пьесах герои, даже родственники, иногда разговаривают так, как будто друг друга не слышат. И в них часто возникает тема кризиса среднего возраста — лучшие пьесы Чехова написаны, когда этот кризис был ему знаком.

— В спектакле «Мертвые души» большинство сцен вашего Чичикова — поединки с актерами-звездами Малого театра, и из каждого он выходит победителем.

— Ну не из каждого… Так разбирал и поставил «Мертвые души» Алексей Владимирович Дубровский. Чичиков придумал гениальную аферу. Не зря же он говорит: «Я что, кому-то сделал плохо? Разве я сделал несчастным человека?» Нет. Он обворовывает только государство. А помещиков освободил от мертвых душ, будет за них подати платить, и все согласны. Только Коробочка сомневается: «Может, они все-таки дороже стоят?» Единственный, кого он не смог обыграть, — это стихия под фамилией Ноздрев. Полный дурак, пьянь, который болтает чушь и не может остановиться: забыл, что наврал, и опять начинает врать. Но при этом он Чичикова обыграл и уничтожил в финале.

— Коробочку играет Ирина Муравьева. Сложно ли быть ее партнером?

— Прекрасно! Практически всю мою жизнь в Малом театре я встречаюсь на сцене с Ириной Вадимовной. Мне было девятнадцать лет, когда мы с ней познакомились, и с тех пор уже сыграли: она — Гурмыжскую, я — Буланова в «Лесе», она — Раневскую, я — Яшу в «Вишневом саде». Во «Власти тьмы» она играла Матрену, а я Никиту. Ирина Вадимовна — человек потрясающего обаяния и с отличным чувством юмора. Юмор — это ее состояние души.

— Когда вы уже играли в Малом театре героев Островского и Чехова и начинали в кино, вам предлагали только роли полицейских и бандитов. Это было интересно?

— Знаете, в американском фильме «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид», где играют Редфорд и Ньюман, персонаж Редфорда говорит: «Я лучше стреляю, когда двигаюсь». Вот и я тоже… Я — человек движения, с детства занимаюсь спортом. Поэтому мне и нравится в кино стрелять, бегать, драться… Очень люблю кино. На съемочной площадке всегда хаос — что-то не приехало, сгорело, упало, но мне в этом хаосе существовать очень комфортно. Ну и еще один плюс — гонорары. Есть работы, которые я искренне люблю и был счастлив на съемочной площадке. Например, Лютобор в фильме «Скиф» — это намеренно снятый фильм категории В, боевик в жанре гримдарк фэнтези. В театре я никогда не делал ничего подобного.

— Смотрела «Скифа» и думала: неужели Лютобора играет тот умный, интеллигентный актер Фаддеев, которого я видела на сцене Малого театра?

— Это для меня комплимент. Да, Лютобор — герой прямолинейный, как железный рельс. Честный воин, преданный князю, готовый всех убить, чтобы освободить жену. После выхода «Скифа» меня стали приглашать на пробы на подобные роли. Прихожу я, какой я есть, — и большинство режиссеров удивляется. В кино часто работают с типажами, это в театре можно что-то поискать, порепетировать. Хотя мой друг Рустам Мосафир, режиссер «Скифа» и сериала «Король и Шут», любит подумать и поискать. Это он придумал сделать меня Лютобором.

— Когда вы полюбили кино?

— В подростковом возрасте благодаря родителям. Они у меня не артисты, но очень часто ходили в кино. Мама — технический человек, инженер-конструктор по образованию, но мне ее способности не передались: тяжело даются точные науки. Поэтому я, скажем так, не очень успешно учился в школе и должен был пойти в ПТУ, но учительница русского и литературы Лидия Владимировна Казанская на педсовете попросила меня оставить доучиваться, сказав, что я, может быть, поступлю на актерский… Благодаря ей я доучился в школе и принял решение поступать в театральный институт. Поехал, не имея в Москве ни родственников, ни связей, но с первого раза поступил.

— Как получилось, что вы пятилетним мальчиком сыграли в спектакле «Порог»?

— Отец в тот момент работал в администрации Рязанского театра драмы. Приглашенный режиссер ставил там советскую пьесу «Порог» о том, что нельзя быть алкоголиком, и искал маленького мальчика на роль сына главного героя. У отца спросили, не хочет ли он попробовать меня. Как мне рассказывают, мне это совершенно не понравилось. Но раз надо, значит, надо. По сюжету родные думали, что герой умер после пьянки, хоронили найденный труп, а герой возвращался домой. Его играл артист Виктор Приз, к сожалению, уже ушедший из жизни, он много играл в провинции и снимался в кино. У нас была большая сцена во втором акте. Помню, я говорил: «А я тебя знаю, дяденька, ты у нас дома в рамочке с черной ленточкой висишь. А когда тебя хоронили, с меня шапку сняли, и ушку было холодно».

— Давайте поговорим о ваших сыновьях. Они видели вас в кино или на сцене? Вы приводили их за кулисы?

— Нет, они не бывают ни за кулисами, ни на съемочной площадке. В этом плане у нас все строго. На сцене они меня не видели ни разу, вот недавно Корней — ему уже шестнадцать лет — спросил, можно ли посмотреть «Мертвые души». Двое средних смотрели «Скифа», им нравится, что папа дерется, что он яростный и крутой. (Смеется.)

— Чем интересуются ваши сыновья? Почему у них такие редкие имена?

— Со стороны может показаться, что мы с женой Глашей решили как-то выделиться, но на самом деле так сложились обстоятельства. Например, тем, кто меня знает как артиста, понятно, почему я назвал сына Ермолай. И Ермолай Алексеевич, кстати, уже читает книжки о финансах и интересуется, как зарабатываются деньги. Мама ему подарила книгу «Финансовая грамота для детей», чтобы он в этом лучше разбирался. Знаете, как яхту назовешь, так она и поплывет. (Смеется.)

Мои сыновья очень разные по характеру и по интересам, но они все любят движение. Старшему, Корнею, нравится живопись. Параллельно со средней школой он стал учиться еще и в художественной школе. Сам подал туда документы, прошел собеседование и теперь учится. И он неплохо играет на барабанах.

Гордей, мой третий сын, — человек очень увлекающийся: если ему что-то нравится по-настоящему, он постарается все об этом узнать. Ему нравятся спортивные гонки на болидах, и он знает, чем феррари отличается от мазерати, знает имена и биографии всех гонщиков, посмотрел все художественные и документальные фильмы о гонках, которые сумел найти в интернете, некоторые по несколько раз. Ну а младший, Никифор, пока ходит в детский сад. Как только у меня появляется свободное время, провожу его с семьей.

— Ходите ли вы с сыновьями 
в театр?

— Периодически ходим на какие-то детские спектакли. Как-то пошли с Корнеем, ему тогда было лет десять, на «Мушкетеров» в РАМТе, спектакль моего приятеля Андрея Рыклина. Там была сцена любви между Миледи и Д’Артаньяном, решенная через танец. Мой ребенок с открытым ртом досмотрел эту сцену, поворачивается и хочет меня о чем-то спросить. Думаю: ну все… А он говорит: «Папа, а почему спектакль называется «Три мушкетера», если их четверо?»

Ольга Романцова

"Театральная афиша столицы", май 2024 года


Дата публикации: 13.05.2024

Актер Алексей Фаддеев четверть века служит в Малом театре. Он запомнился зрителям еще студентом, сыграв гимназиста-недоучку Буланова в комедии А.Н. Островского «Лес». Дарование этого талантливого и яркого актера не привязано к конкретному амплуа и развивается от роли к роли. С середины 2000-х годов Фаддеев — один из ведущих актеров своего поколения и один из ведущих артистов Малого театра. Параллельно Фаддеев активно снимается в кино и на телевидении. Он и его супруга актриса Глафира Тарханова воспитывают четырех сыновей и продолжают заниматься творчеством.

–У Кречинского, которого вы играете в мюзикле «Свадьба Кречинского», есть что-то от романтических героев — пушкинского Германна и лермонтовского Арбенина…

— В нашей «Свадьбе Кречинского» акценты расставлены не так, как в пьесе Сухово-Кобылина. Режиссер Алексей Франдетти мне сразу сказал, что, поскольку это мюзикл Колкера на сюжет Сухово-Кобылина, мне надо играть Кречинского так, чтобы зритель в финале прощал моего героя. Но сам Сухово-Кобылин говорил, что Кречинский — мазурик. Не романтический герой, а авантюрист и мразь.

— А Паратов, сыгранный вами в «Бесприданнице»?

— Мой учитель Юрий Мефодьевич Соломин, Царство ему Небесное, на репетициях «Бесприданницы» сказал мне о Паратове: «Запомни, Паратов — это волк. Он приехал, на глазах у всех соблазнил девочку и бросил. Порядочный мужчина так не поступает». У Паратова нет какой-то космической любви к Ларисе. Были влюбленность, эгоистическое желание вернуть ее. Но он быстро вспомнил, что скоро женится, а девочка уничтожена.

Знаете, я заметил, что в пьесах Островского первый текст, произнесенный персонажем на сцене, — определение его характера. К Паратову в «Бесприданнице» подбегает трактирный слуга, начинает его отряхивать, а Паратов говорит: «Да что ты! Я с воды. На Волге-то не пыльно». И понятно, что перед нами человек жесткий, циничный, но с юмором. Буланов в «Лесе» — это моя первая большая роль в Малом театре — вначале спрашивает: «Ты набил мне папиросы? Отчего же нет? Я тебе велел… Я вот Раисе Павловне скажу». И понятно, что на сцене маленькое хамло, и он себя еще проявит.

— Как получилось, что вы еще студентом третьего курса сыграли Буланова?

— Так сложились обстоятельства. Юрий Мефодьевич, ставивший «Лес», пригласил меня репетировать Буланова вторым составом. На роль Гурмыжской была назначена Элина Авраамовна Быстрицкая, а Ирина Вадимовна Муравьева была при ней Улитой. Но обстоятельства сложились так, что выпускала спектакль и сыграла на премьере Гурмыжскую Ирина Вадимовна, а я сыграл Буланова.

— После окончания театрального института вы хотели работать только в Малом театре?

— Естественно, ходил на какие-то показы с курсом в другие театры, где-то даже меня хотели брать, но я уже как-то прикипел к Малому театру… Здесь особая атмосфера. Я впервые вышел на эту сцену в 18 лет, сыграв одного из танцующих слуг в спектакле «Таланты и поклонники». Потом, будучи студентом, выпускал «Тайны мадридского двора» как стражник-шпажист: в училище я увлекался историческим фехтованием. А дальше был «Лес». И уже стало понятно, что меня возьмут в Малый театр. Хотя Юрий Мефодьевич ничего лично мне не говорил. За все время работы он ни разу меня не похвалил в лицо, хотя хвалил других артистов… Только раз на пресс-конференции «Бесприданницы» сказал при мне: «Алексей Фаддеев играет Паратова. На мой взгляд, он играет эту роль занятно». И все. Но благодаря ему я сыграл Паратова, играл и играю Лопахина, Чичикова и другие роли в Малом театре.

— Вы сначала играли в «Вишневом саде» Яшу, а потом вас назначили на роль Лопахина?

— Нет, было по-другому. Яшу я играл в старом варианте спекта­к—ля, Раневской была тогда Ирина Вадимовна Муравьева. Соломин спектакль закрыл, и его не было несколько лет. Потом приняли решение его восстановить, и Юрий Мефодьевич его восстановил за несколько недель, практически таким, как при Ильинском, но с обновленным составом актеров. Для новых актеров он сделал разбор, в частности, разбирал со мной роль Лопахина. Юрий Мефодьевич был высокого класса артист и по своей природе был «актер-
слухач»: на слух ловил любую фальшь — и боролся с ней. Поэтому наша манера общения в «Вишневом саде», как говорят смотревшие спектакль, ближе к кинематографу.

— В четвертом акте есть момент, когда Лопахин стоит позади Раневской и Гаева, как будто бы ждет чего-то, а потом уходит. Чего он ждет?

— Я для себя это оправдываю тем, что он хочет что-то ей сказать. Он неженатый мужик, сильно за тридцать, и у него никого и ничего в жизни нет, кроме этой усадьбы и этой женщины, которая, когда ему было пятнадцать лет, вдруг проявила к нему нежность. Но он говорит только: «Что ж, до весны. Выходите, господа… До свиданция!..» И как было сделано еще Ильинским, всю эту картину Лопахин носит ключи, держа в кулаке, чтобы не звенели, и, только сказав «до свиданция», отпускает их вниз, и при его уходе они звенят — дзинь, дзинь, дзинь… Все, сад начнут рубить.

— Придуманная Лопахиным схема спасения имения работает? Почему он, купив его, не отдал после этого Раневской?

— Его финансовая схема реально рабочая. Других схем выкупить имение, в принципе, нет. Но есть одна проблема. Разбирая со мной роль, Юрий Мефодьевич задал конкретный вопрос: «Имение куплено на деньги Лопахина, или он их занял, чтобы это имение спасти?» И я вспомнил, как Лопахин в первом акте в конце бравурного монолога говорит: «Серьезно, подумайте. Я взаймы тысяч пятьдесят достану». То есть он купил имение не на свои деньги, а занял их. И не может отдать имение Раневской, потому что ему надо возвращать долги. А для нее это предательство.

Когда «Вишневый сад» был написан, зритель понимал драму Лопахина, сейчас о ней не знают. Владельцы имения — дворяне. Тогда существовало правило: человек, выкупавший его на аукционе, оплачивал долги по закладным, а все, что он платил сверх долга, шло разоренной семье. То есть Лопахин фразой «сверху долга надавал девяносто тысяч» как бы говорит Любови Андреевне: «Я принес вам эти деньги». А она в нашем спектакле отворачивается и садится на стул к нему спиной, не принимая их. Она берет пятнадцать тысяч, присланные ярославской бабушкой, потому что отказывается взять деньги у Лопахина. И для них он вовсе не герой — в последней картине с Лопахиным никто, кроме Пети Трофимова, не разговаривает. Чехов часто писал о взаимоотношениях людей разных социальных слоев, не понимающих и не слышащих друг друга. В его пьесах герои, даже родственники, иногда разговаривают так, как будто друг друга не слышат. И в них часто возникает тема кризиса среднего возраста — лучшие пьесы Чехова написаны, когда этот кризис был ему знаком.

— В спектакле «Мертвые души» большинство сцен вашего Чичикова — поединки с актерами-звездами Малого театра, и из каждого он выходит победителем.

— Ну не из каждого… Так разбирал и поставил «Мертвые души» Алексей Владимирович Дубровский. Чичиков придумал гениальную аферу. Не зря же он говорит: «Я что, кому-то сделал плохо? Разве я сделал несчастным человека?» Нет. Он обворовывает только государство. А помещиков освободил от мертвых душ, будет за них подати платить, и все согласны. Только Коробочка сомневается: «Может, они все-таки дороже стоят?» Единственный, кого он не смог обыграть, — это стихия под фамилией Ноздрев. Полный дурак, пьянь, который болтает чушь и не может остановиться: забыл, что наврал, и опять начинает врать. Но при этом он Чичикова обыграл и уничтожил в финале.

— Коробочку играет Ирина Муравьева. Сложно ли быть ее партнером?

— Прекрасно! Практически всю мою жизнь в Малом театре я встречаюсь на сцене с Ириной Вадимовной. Мне было девятнадцать лет, когда мы с ней познакомились, и с тех пор уже сыграли: она — Гурмыжскую, я — Буланова в «Лесе», она — Раневскую, я — Яшу в «Вишневом саде». Во «Власти тьмы» она играла Матрену, а я Никиту. Ирина Вадимовна — человек потрясающего обаяния и с отличным чувством юмора. Юмор — это ее состояние души.

— Когда вы уже играли в Малом театре героев Островского и Чехова и начинали в кино, вам предлагали только роли полицейских и бандитов. Это было интересно?

— Знаете, в американском фильме «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид», где играют Редфорд и Ньюман, персонаж Редфорда говорит: «Я лучше стреляю, когда двигаюсь». Вот и я тоже… Я — человек движения, с детства занимаюсь спортом. Поэтому мне и нравится в кино стрелять, бегать, драться… Очень люблю кино. На съемочной площадке всегда хаос — что-то не приехало, сгорело, упало, но мне в этом хаосе существовать очень комфортно. Ну и еще один плюс — гонорары. Есть работы, которые я искренне люблю и был счастлив на съемочной площадке. Например, Лютобор в фильме «Скиф» — это намеренно снятый фильм категории В, боевик в жанре гримдарк фэнтези. В театре я никогда не делал ничего подобного.

— Смотрела «Скифа» и думала: неужели Лютобора играет тот умный, интеллигентный актер Фаддеев, которого я видела на сцене Малого театра?

— Это для меня комплимент. Да, Лютобор — герой прямолинейный, как железный рельс. Честный воин, преданный князю, готовый всех убить, чтобы освободить жену. После выхода «Скифа» меня стали приглашать на пробы на подобные роли. Прихожу я, какой я есть, — и большинство режиссеров удивляется. В кино часто работают с типажами, это в театре можно что-то поискать, порепетировать. Хотя мой друг Рустам Мосафир, режиссер «Скифа» и сериала «Король и Шут», любит подумать и поискать. Это он придумал сделать меня Лютобором.

— Когда вы полюбили кино?

— В подростковом возрасте благодаря родителям. Они у меня не артисты, но очень часто ходили в кино. Мама — технический человек, инженер-конструктор по образованию, но мне ее способности не передались: тяжело даются точные науки. Поэтому я, скажем так, не очень успешно учился в школе и должен был пойти в ПТУ, но учительница русского и литературы Лидия Владимировна Казанская на педсовете попросила меня оставить доучиваться, сказав, что я, может быть, поступлю на актерский… Благодаря ей я доучился в школе и принял решение поступать в театральный институт. Поехал, не имея в Москве ни родственников, ни связей, но с первого раза поступил.

— Как получилось, что вы пятилетним мальчиком сыграли в спектакле «Порог»?

— Отец в тот момент работал в администрации Рязанского театра драмы. Приглашенный режиссер ставил там советскую пьесу «Порог» о том, что нельзя быть алкоголиком, и искал маленького мальчика на роль сына главного героя. У отца спросили, не хочет ли он попробовать меня. Как мне рассказывают, мне это совершенно не понравилось. Но раз надо, значит, надо. По сюжету родные думали, что герой умер после пьянки, хоронили найденный труп, а герой возвращался домой. Его играл артист Виктор Приз, к сожалению, уже ушедший из жизни, он много играл в провинции и снимался в кино. У нас была большая сцена во втором акте. Помню, я говорил: «А я тебя знаю, дяденька, ты у нас дома в рамочке с черной ленточкой висишь. А когда тебя хоронили, с меня шапку сняли, и ушку было холодно».

— Давайте поговорим о ваших сыновьях. Они видели вас в кино или на сцене? Вы приводили их за кулисы?

— Нет, они не бывают ни за кулисами, ни на съемочной площадке. В этом плане у нас все строго. На сцене они меня не видели ни разу, вот недавно Корней — ему уже шестнадцать лет — спросил, можно ли посмотреть «Мертвые души». Двое средних смотрели «Скифа», им нравится, что папа дерется, что он яростный и крутой. (Смеется.)

— Чем интересуются ваши сыновья? Почему у них такие редкие имена?

— Со стороны может показаться, что мы с женой Глашей решили как-то выделиться, но на самом деле так сложились обстоятельства. Например, тем, кто меня знает как артиста, понятно, почему я назвал сына Ермолай. И Ермолай Алексеевич, кстати, уже читает книжки о финансах и интересуется, как зарабатываются деньги. Мама ему подарила книгу «Финансовая грамота для детей», чтобы он в этом лучше разбирался. Знаете, как яхту назовешь, так она и поплывет. (Смеется.)

Мои сыновья очень разные по характеру и по интересам, но они все любят движение. Старшему, Корнею, нравится живопись. Параллельно со средней школой он стал учиться еще и в художественной школе. Сам подал туда документы, прошел собеседование и теперь учится. И он неплохо играет на барабанах.

Гордей, мой третий сын, — человек очень увлекающийся: если ему что-то нравится по-настоящему, он постарается все об этом узнать. Ему нравятся спортивные гонки на болидах, и он знает, чем феррари отличается от мазерати, знает имена и биографии всех гонщиков, посмотрел все художественные и документальные фильмы о гонках, которые сумел найти в интернете, некоторые по несколько раз. Ну а младший, Никифор, пока ходит в детский сад. Как только у меня появляется свободное время, провожу его с семьей.

— Ходите ли вы с сыновьями 
в театр?

— Периодически ходим на какие-то детские спектакли. Как-то пошли с Корнеем, ему тогда было лет десять, на «Мушкетеров» в РАМТе, спектакль моего приятеля Андрея Рыклина. Там была сцена любви между Миледи и Д’Артаньяном, решенная через танец. Мой ребенок с открытым ртом досмотрел эту сцену, поворачивается и хочет меня о чем-то спросить. Думаю: ну все… А он говорит: «Папа, а почему спектакль называется «Три мушкетера», если их четверо?»

Ольга Романцова

"Театральная афиша столицы", май 2024 года


Дата публикации: 13.05.2024