Новости

В январе народная артистка России Людмила Полякова отметила свой 85-летний юбилей. Ведущая актриса Малого театра, лауреат Государственной премии, она обладает удивительным даром – быть близкой и понятной каждому зрителю. В числе её героинь женщины с сильным характером и сложной судьбой, и в каждую из них Людмила Полякова вкладывает частицу своей души. О неожиданных поворотах судьбы, которые в корне меняли её жизнь, и о счастье служить Театру актриса рассказала обозревателю «Театрала».

- 85 лет – это такая дата, которая предполагает некий творческий отчет, – говорит Людмила Полякова. – Но я не люблю слово «юбилей» и мне не хотелось делать такой отчет в свете большого несчастья – ухода из жизни Юрия Соломина. Юрочка – это мой большой друг, мой педагог, мой ангел, посланный мне высшими силами. Два раза он кардинально повернул мою жизнь. Если бы не мои фантастические встречи с ним, то вообще неизвестно, что было бы со мной.

Родилась я перед войной в очень простой семье. Мы коренные москвичи и мои предки жили в районе Мещанской улицы, недалеко от Виндавского, ныне Рижского, вокзала. Мой прадед служил на железной дороге и пел в церковном хоре.

- Вы говорите, что семья была очень простая, но служащие железной дороги в царской России – это своего рода элита.

- Понимаете, тут есть одна деталь. Мы были Романовы. А в то время все однофамильцы царя имели привилегии – их дети имели право на бесплатное образование. У прабабушки Полины было девять детей и все они получили достойное образование. Моя бабушка Надежда была средняя из детей. Она окончила гимназию и предполагалось, что пойдет учиться дальше – в институт благородных девиц. Но то ли ей повезло, то ли не повезло, она была красавица и её отдали замуж за банковского служащего, посчитав его хорошей партией. Её мужа, и соответственно моего деда звали Стефан Хандрало. Я никогда и нигде не встречала этой фамилии и не знаю её происхождения, но, когда была на гастролях в Венгрии, в душе что-то всколыхнулось. У них родилось двое детей и, возможно, всё было бы благополучно, но случилась революция. В 20-е годы Стефан куда-то исчез, и бабушка даже не знала где его могила. Моя мама ненавидела фамилию Хандрало и, наверное, поэтому поспешила выйти замуж, когда рядом с ней возник Пётр Андреевич Поляков. Когда началась война, он ушел на фронт, а мы с мамой уехали в эвакуацию, в город Муром Владимирской области. Мама обслуживала госпиталь и, поскольку была творческой натурой, рассказывала раненым бойцам стихи, читала прозу. А я за ней хвостиком ходила, и у меня была феноменальная память, поэтому слово в слово пересказывала мамин репертуар. Читала бойцам различные стихотворения, в том числе «Был у майора Деева товарищ майор Петров» Константина Симонова. Раненые меня обожали и каждый раз после моего выступления у меня были полные карманы всяких сладостей.

После окончания войны отец в семью не вернулся. И я о нем ничего не знаю, даже не представляю, как он выглядел. Но бабушка Надежда, когда на меня сердилась, всегда говорила: «Ну, вылитый Петя». Видимо Петя был непростой человек. Мамка даже не переживала нисколько, когда он ушел. И она всю жизнь искала любви. Но кто после войны брал бабу с ребенком? Мы жили в двухэтажном доме все вместе – бабушка, мама со мной и мамина сестра с двумя детьми. У нас с мамой была крохотная комнатка и поэтому мне всегда хотелось из неё вырваться, куда-то уехать. Но я, окончив школу рабочей молодежи, совершенно не понимала кем хочу стать.

- В то время в воздухе витала романтика. Молодежь ехала строить заводы, поднимать целину.

- А мне в мои семнадцать лет захотелось поехать строить Братскую ГЭС. В райкоме одобрили моё желание и даже выдали подъемные деньги, на которые я купила рюкзак, валенки и теплую кофту. Никто в семье не знал об этом. Единственное, проговорилась двоюродному брату Генке, а он всё рассказал бабушке. И бабушка, узнавши об этом, сказала, что ляжет на рельсы, но меня не пустит. Короче, я не поехала. И слава богу.

Уехала на полтора года в Павлово-Посад, устроилась в лесную школу педагогом-воспитателем. Когда работала с детьми, то находилась с ними круглые сутки и чем-то должна была их увлекать. И что делала я? Бесконечно рассказывала что-то из того, что сама прочитала. А в этот момент стала издаваться у нас чудная фантастика – Азимов, Брэдбери, все поэты стали издаваться, которых прежде запрещали. Я впитывала это всё в себя, но мне хотелось этим и делиться. Дети ходили за мной табунами, и в коллективе педагогов возникло недопонимание. Я стала их раздражать. Но к этому времени, начитавшись Паустовского, я решила сменить сферу деятельности и отправилась в Одессу поступать на океанографический. Но опоздала – вступительные экзамены уже закончились. После этого что-то во мне поменялось. Я полюбила Анатоля Франса, Фридриха Дюрренматта, Генриха Манна и захотела быть переводчиком. Стала учить французский язык, посещала подготовительные курсы в Институте иностранных языков и каждый день переводила по полторы-две страницы текста. При этом еще работала машинисткой на Неглинной. Я всё умела делать – вязать, шить, и ходила вся из себя – белые воротнички, манжеты. А на Петровке, напротив Щепкинского училища, в то время открылся кафетерий, где впервые в Москве установили кофе-машину и готовили эспрессо. Мы туда бегали пить кофе, и нам казалось, что мы просто за границей живем. Однажды мой взгляд упал на объявление, в котором было написано, что в Театральном училище имени Щепкина открыт набор на вечернее отделение актерского факультета. И я решила попробовать поступить.

- То есть, судьба привела вас на Петровку и указала на объявление…

- Да. Причем, это было единственный раз в жизни, когда в Щепку набирали на вечернее отделение. А самое главное, что в этот момент какие-то высшие силы послали мне Юрочку Соломина. Они с Виктором Ивановичем Коршуновым были молодыми педагогами, и уже набрали свой первый дневной курс. Но провидение так распорядилось, что Юра зачем-то спустился на эти прослушивания. А там я худая, длинная, в чем-то черном с белым воротничком читаю Дмитрия Кедрина «Пожар над Москвой». Я всё это со страстью выдала приёмной комиссии и Соломин побежал наверх к Коршунову, сказал: «Там такая девка, её нужно брать». На что Коршунов ответил, что у них всё набрано и нет ни одного лишнего места. Не знаю, как Соломин уговорил Северина, он тогда был ректором Щепкинского училища, как он их убедил, не понимаю, но меня приняли.

Вот в этот момент Юрий Соломин и был этой моей судьбой. Если бы он случайно не оказался там, я бы стала поступать в Институт иностранных языков на Метростроевской.

Это первое его судьбоносное вмешательство в мою жизнь.

Никаких туров для меня не было. Я даже не помню, чтобы сдавала экзамены. Меня только попросили принести документы. На первом курсе мне исполнился 21 год, а мои однокурсники все юнцы, только что окончившие школу. И я вот таким особняком почти пробыла весь этот год. Мне давали подработку, потому что я сразу объявила, что не могу учиться на стипендию, мне надо кормить семью. На следующий год я уже получала стипендию имени Хмелёва, которая была больше моей зарплаты, когда я стала молодой актрисой.

А какие прекрасные у нас были преподаватели. Юрочке Соломину тогда было лет 25-26, и он еще не сыграл в фильме «Адъютант его превосходительства», но такой красоты был, такой породы! Я могу рассказывать о нем бесконечно. А Коршунов Виктор Иванович… Когда он входил в аудиторию, всё вертелось вокруг него. Красив был, харизматичен. И они нас учили собой, своим примером, темпераментом, красотой своей. Вот это очень важно. Студентам надо на кого-то равняться. Представьте, что мы, например, обожали Молчалина, потому что его играл Коршунов, и не любили Чацкого – Подгорного. И в этом всё было дело. Мы понимали, что, если они такие, то еще немножко и мы тоже такими станем.

Уже со второго курса нас стали занимать в спектаклях. Мы «Варвары» и «Дон Жуана» играли на сцене Малого театра.Такое можно себе представить? Ну, правда, не на большой сцене, а на Ордынке. Но всё равно – это же Малый театр! Так что у нас о себе было уже очень высокое мнение. А потом, когда стали показываться, не было театра, в который бы нас не приглашали.

- Вы с восторгом говорите о Малом театре, однако после окончания театрального училища пошли в другой театр. В чем причина?

- Мне казалось, что Малый театр был мне понятен, и я знала, что с моими данными буду играть эпизоды, вводы, массовку. Это сейчас начинающих актеров могут поставить на главные роли. А раньше играли актеры, которым по 30,40 чуть ли не по 50 лет. Это была такая иерархия во главе со старейшими Малого театра. А еще триггером послужило то, что моим однокурсникам казалось, что я похожа на Веру Николаевну Пашенную, ведущую актрису Малого театра и профессора Щепкинского училища. Начиная со второго курса про меня говорили: «Наша Пашенная». А зачем в одном театре две Пашенные? И я пошла в Театр на Малой Бронной, а через год перешла в Театр имени Станиславского, где проработала семнадцать лет. Параллельно снималась в кино. Памятной была роль Полины Гончаренко в телефильме «Секретарь парткома». Фильм был отмечен наградой на фестивале телевизионных фильмов в Риге, а я получила премию за лучшую женскую роль. Но когда пришла в театр меня коллеги убедили, что это не потому, что я хорошая актриса, а из-за названия фильма – «Секретарь парткома». Коллектив был не очень дружелюбным. Вообще, это был очень странный театр, в котором каждые три года менялись главные режиссеры. И при очередной смене руководства на постановку спектакля пригласили Леонида Варпаховского – гениального русского режиссера, ученика Всеволода Мейерхольда.

Его пригласили поставить пьесу «Продавец дождя» Н. Ричарда Нэша, где есть единственная женская роль Лиззи. На неё претендовали ведущие актрисы театра – Майя Менглет, Нина Веселовская, Ольга Бган, Лиза Никищихина, но режиссер вдруг произнес: «Полякова». В театре был просто шок, потому что они не знали предысторию. А дело в том, что Леонид Викторович помнил меня еще с училища. Он ставил в Малом «Маскарад», в массовку пригласили студентов, но меня не взяли из-за фактуры, на меня даже не нашлось платья. А кто будет на студентку шить костюм? Я очень переживала, но Леонид Викторович мне сказал: «Милочка, вы не переживайте. Мы еще обязательно в этой жизни встретимся». И вот этот час настал. «Продавец дождя» – был для меня очень значимым спектаклем в творческом плане. Накануне генеральной премьеры Леонид Викторович сказал с улыбкой: «Милочка, а наутро вы проснетесь знаменитой. Все будут ходить и спрашивать: «Как вы еще не видели «Продавца дождя» в Театре Станиславского?»

В 1975 году вышла телеверсия спектакля «Продавец дождя», а за год до этого я снялась у Элема Климова в фильме «Агония», где играла жену Распутина Прасковью Федоровну. Фильм резали и от моей роли осталось немного, но Элем Германович меня запомнил и когда его жена – Лариса Шепитько искала актеров для фильма «Восхождение», он предложил меня на роль Авгиньи Демчихи.

С этим фильмом у меня связана мистическая история. Фильм снимали в Муроме, в Дмитровской слободе, где мы с мамой жили в эвакуации. То есть, через тридцать лет я оказалась в том самом месте. И когда снимали кадр, где мы поднимаемся в гору – вот это восхождение на Голгофу, я говорю:«Лариса, обрати внимание, вон там внизу чуть не погибла моя мамка. Она поехала в город менять какие-то вещи на продукты, и на обратном пути у нее уже не было сил подниматься в эту горку, она присела и её стало запорашивать снегом. К счастью, на нее случайно наткнулись прохожие».

Этот фильм очень тяжелый, но он очищающий. В нем гениально играли Борис Плотников, Владимир Гостюхин, Анатолий Солоницын. Фильм получил много наград, в том числе Гран-при «Золотой медведь» Берлинского кинофестиваля. Я считаю, что это вообще гениальная картина, но после неё в фильмах на военную тему не снималась. Очень тяжело.

Таким образом я попала в их творческую компанию. А поскольку детство моё было очень бедное, я смотрела на них, как на богов: Элем Климов, Лариса Шепитько, Андрей Смирнов, Никита Михалков. У них было больше возможностей, они смотрели иностранные фильмы, ездили за границу. И, если бы не гибель Ларисы в 1979 году, моя жизнь сложилась бы по-другому.

- Но и театральная жизнь у вас складывалась довольно удачно и были спектакли, на которые ходила вся Москва.

- После «Продавца дождя» таким спектаклем стал «Серсо» в постановке Анатолия Васильева. Он – гений, что еще про него сказать. Работая в театре Станиславского, он сплотил вокруг себя актеров-единомышленников, и, когда вынужден был уйти на Таганку, мы ушли вместе с ним. Там сложилась странная ситуация. Юрий Любимов, который, собственно, и пригласил Васильева, покинул страну и было непонятно на каких правах мы находимся в театре. Мы сидели на Малой сцене, репетировали пьесу Вити Славкина «Серсо», пели джаз, танцевали. Спектакль вышел в 1985 году и имел фантастический успех, на него началось паломничество. Какие имена и фамилии приходили к нам на Малую сцену! Мы ездили с гастролями по Европе, участвовали в различных театральных фестивалях. Встречались со знаменитостями: Федерико Феллини, Джульетта Мазина, аудиенция у Папы Римского. Это была фантастика! Как нас принимали! Они не знали, куда нас усадить и чем накормить, чем напоить.

Но, как всегда, сказки кончаются. Начались 90-е, когда в стране всё разрушилось. Мы остались практически нигде, в маленькой студии на Поварской улице. Семь месяцев без гастролей, артисты стали уходить в другие театры. Остались только я и Борис Романов. И однажды я пришла в кабинет к Васильеву и положила на стол заявление об уходе. А когда вышла,

у меня как будто всё оборвалось – что я наделала? У меня больная мать, ребенок подросток. На что мы будем жить? Хорошо, что в этот момент я получила роль Ксении Рябцевой в фильме «Хозяйка детского дома». Это немного спасло положение.

А дальше происходит второй магический случай. Мне позвонили со студии Горького и предложили небольшой проект – всего 4-5 съемочных дней, но хватит, чтобы месяц кормить семью. Прихожу на съемочную площадку, сажусь в гримерку, а за соседним столиком сидит Юрочка Соломин: «Ну, привет, старуха! Как жизнь?» Отвечаю: «Ничего и никак». Через два дня я была в Малом театре.

Что это – судьба, высшие силы, которые не дремали? Второй раз он поменял мою жизнь.

- Не сложно было входить в состав труппы, в которой, как вы ранее сказали, была своя иерархия?

- Не просто, тем более мне было уже пятьдесят лет. Но и Юра, и Виктор Иванович помогали мне адаптироваться. Вскоре я ввелась на главную роль в спектакль «Дядюшкин сон» по Достоевскому. Причем ввод был срочный, поскольку надо было ехать на гастроли в Казахстан. На все 75 страниц текста у меня было только шесть дней. Но, в итоге, с ролью я успешно справилась, и она стала моей первой главной ролью в Малом театре. А дальше пошли «Недоросль», «Горе от ума», «Волки и овцы», «Бешеные деньги». За спектакль «Правда хорошо, а счастье лучше» мы получили «Золотую маску». Юра считал, что у меня очень много работы, и когда было распределение на «Ревизора», я даже не подошла к доске. И вдруг коллеги меня поздравляют с ролью городничихи. Спектакль поставил Юрий Соломин, и мы с таким кайфом его играли. Боже, какое счастье было с ним работать. Он же показывал за всех – за людей, за кошек, за собак…. А какая у Юрочки потрясающая улыбка! Мы знали друг друга более полувека, но я никогда и ничего у него не просила. А он ждал, и на мой 80-летний юбилей спросил, чтобы я хотела сыграть. Я прислала ему пьесу «Дальше – тишина» по сценарию Виньи Дельмар, и какое это было счастье, что ему тоже нравился материал. И Юрочка поставил спектакль, который по всем канонам получился просто выдающимся. Это самое потрясающее, что он для меня сделал. Но, к сожалению, спектакль сейчас не идет, потому что это инсценировка фильма и студия Paramount закрыла проект.

А в настоящее время у меня в театре чисто комические роли. Что в гоголевской «Женитьбе», которую обожаю, потому что такой идиотки я еще не играла. Что в «Женитьбе Бальзаминова», где я еще больше идиотка. И от этих ролей получаю такой кайф...

Вот такой незамысловатый жизненный путь я проделала. Мой сын уже совсем взрослый, мы с ним видимся, но нечасто. Поэтому Малый театр – это мой дом и моя семья, где меня любят и ждут.

Елене Милиенко, «Театрал», май 2024 года