Новости
АНДРЕЙ ЖИТИНКИН: "МНЕ СЕЙЧАС МЕШАЕТ ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ СРЕДНЕГО АКТЕРА"
Андрея Житинкина называют модным, эпатажным режиссёром, который умеет публику увлекать, поражать, шокировать, и очень любит своих артистов: он работал с великими и начинающими, каждый раз собирая полные залы. Недавняя работа Житинкина – спектакль «Летят журавли» в Малом театре, поставленный по пьесе Виктора Розова «Вечно живые».
Все главные тайны режиссёры уносят с собой
– Вас не раздражает то, что в жёлтой прессе, да и в околотеатральных кругах вас называют не иначе как самым скандальным и эпатажным современным российским театральным режиссёром, который не боится показывать на сцене даже суицид.
– Это всего лишь измышления критиков. Они сами пребывают в плену собственных концепций. Я проходил разные периоды в своём творчестве. Сначала я был «модный», потом «эпатажный», потом «скандальный». Да кем я только не был! Сейчас у меня классический период. Я работаю в Малом театре, и обстоятельства диктуют определённую эстетику. Там богатая ресурсная база. И я отдаю себе отчёт в том, что без Малого театра я никогда бы не смог поставить «Маскарад», «Пиковую даму», «Идиота». Поэтому все эти штампы – они на совести критиков. Могу сказать, что они отчасти правы в том, что я всегда открывал какую-то совершенно новую тему.
– Одной из ваших первых работ в качестве театрального режиссёра стала постановка спектакля «Калигула» по произведению Альбера Камю. Если абстрагироваться от Камю, для вас лично история одного из самых кровавых императоров Рима, она о чем?
– Для меня Калигула это первый сюрреалист. Он ведь все перемешал, он фактически уравнял плебеев с патрициями. У него были просто потрясающие поступки задолго до Французской революции, задолго до Робеспьера, Марата. Он был настоящий революционер. А почему я говорю сюрреалист, потому что он был потрясающий художник. Он укладывал с собой в кровать целого коня. Сегодня бы это все назвали инсталляцией или перформансом. Но надо сказать честно, он заигрался во все это и в итоге захлебнулся в той крови, которую сам и проливал. Убивал патрициев и, отдавая народу их состояния, он не знал границ дозволенного. Он превратился в кровавого тирана, об этом говорят все исторические источники.
Актеров заменяют микрофончики
– В вашем режиссёрском портфеле как минимум две работы Теннесси Уильямса. Что вы можете сказать тем многочисленным злопыхателям, которые утверждают, что любая постановка Уильямса даже начинающим режиссёром на отечественной сцене просто обречена на успех?
– Это правда. Он вне социума. Обратите внимание. Ведь, несмотря на все изменения в нашей стране, Уильямса никогда не запрещали. Во времена холодной войны запрещали других, не менее талантливых американских авторов – Артура Миллера, например, моего любимого. Уильямс никогда не занимался политикой. Он и в США не попал под раздачу во время пресловутой охоты на ведьм, которая была после Второй Мировой войны – он просто писал о чувственных вещах.
По моему личному мнению, Уильямса можно назвать «фрейдизированный Чехов». И он обожал Чехова! У него даже есть пьеса, которая названа по имени одного из героев пьесы Чехова: «Дневник Тригорина». Более того, Уильямс пошёл дальше. Если Чехов говорил, что есть природа подтекста и ей нужно верить, а не словам, то Уильямс к этому добавлял: «тело не врёт». Я все время привожу такой пример. Можно говорить: «Я люблю тебя!» и в этот момент ковырять в носу. Какая нормальная дама поверит в такое признание?
Пьесы Теннесси очень чувственные, в них много эротики. Я наблюдал такую ситуацию: в перестроечные годы, когда люди перестали ходить в театр и стали снимать «кооперативное кино», театры тут же схватились за Теннесси Уильямса. Особенно за пьесы первого эшелона. Это и «Кошка на раскалённой крыше» и «Трамвай "Желание"». Ну и конечно были гарантированные сборы.
Я же поставил пьесы из позднего Уильямса, это «Внезапно прошлым летом» и «Старый квартал» – по сути, дайджест всех его пьес, его театральные мемуары. Истории о том, как никому тогда ещё не известный автор, наблюдая за происходящим, обнаруживал интересные сюжеты, драмы. Там все его герои – и «кошки», и «трамвай», и «стеклянный зверинец».
– Пандемия коронавируса крайне негативно повлияла на театральный процесс не только в России, но и во всем мире. А сегодня, на ваш взгляд, кто или что является главным врагом современного театра?
– Пандемия повлияла ужасно с одной стороны, но прекрасно с другой. Все оказались у экранов, и они в итоге так всем осточертели – для меня, как для режиссёра это большой плюс. И я очень не люблю мультимедийные технологии на сцене: актёров заменяют экраны, микрофончики. У них уже нет своих голосов. Европейский театр уже как лет 20 назад все это прошёл.
А до России эта волна только докатилась. Зритель перестал ходить на спектакли, где как раз эти технологии преобладали. Знаете, когда сидят актёры на диванах, что-то шепчут в микрофончики, а на экраны выводятся их крупные лица. Все это зрителю стало неинтересно, потому что все просидели почти два года у таких экранов, и были онлайн-уроки и все что хочешь. Пандемия лишний раз показала, что театр уникален и он вечен по определению в отличие от кино и интернета.
Человечество никогда не перестанет играть. Театр – это игра. В глубокой древности наши предки играли вокруг костра как убить мамонта. Сначала водили хороводы, а потом брали копья и шли на охоту. И человечеству всегда будет интересно посмотреть на себя со стороны. Театр это и есть зеркало.
А мешает мне сейчас… высокий уровень среднего актёра. Нет потрясений. Все настолько одинаково играют, органично и все стабильно… Я иногда даже говорю актёрам: «А вы когда играть-то начнёте?». Все бегают с канала на канал с платформы на платформу – вот это и мешает – зелёный блеск в глазах.
– О чем ваш новый спектакль, который идёт сегодня в Малом театре?
– «Летят журавли» поставлен по уже культовой пьесе Виктора Розова «Вечно живые». И удивительно, что спустя 80 лет она как никогда актуальна. Речь идёт о мобилизации, о повестках, о страхе. Зал смотрит, затаив дыхание. Проблема выбора и сегодня стоит перед героями. Война никого не может обойти стороной. В этом году я высказал желание нашему худруку Юрию Мефодьевичу Соломину поставить спектакль о войне. Но только это должна быть не окопная война, а рассказ о том, что война меняет в душах человеческих. Помимо прочего, основной посыл Розова – никого нельзя судить. Колесо истории сейчас очередной раз повернулось, и мы снова оказались в той же ситуации что и 80 лет назад.
Марина Суранова, lightpress.ru, 15 июня 2023 года
Андрея Житинкина называют модным, эпатажным режиссёром, который умеет публику увлекать, поражать, шокировать, и очень любит своих артистов: он работал с великими и начинающими, каждый раз собирая полные залы. Недавняя работа Житинкина – спектакль «Летят журавли» в Малом театре, поставленный по пьесе Виктора Розова «Вечно живые».
Все главные тайны режиссёры уносят с собой
– Вас не раздражает то, что в жёлтой прессе, да и в околотеатральных кругах вас называют не иначе как самым скандальным и эпатажным современным российским театральным режиссёром, который не боится показывать на сцене даже суицид.
– Это всего лишь измышления критиков. Они сами пребывают в плену собственных концепций. Я проходил разные периоды в своём творчестве. Сначала я был «модный», потом «эпатажный», потом «скандальный». Да кем я только не был! Сейчас у меня классический период. Я работаю в Малом театре, и обстоятельства диктуют определённую эстетику. Там богатая ресурсная база. И я отдаю себе отчёт в том, что без Малого театра я никогда бы не смог поставить «Маскарад», «Пиковую даму», «Идиота». Поэтому все эти штампы – они на совести критиков. Могу сказать, что они отчасти правы в том, что я всегда открывал какую-то совершенно новую тему.
– Одной из ваших первых работ в качестве театрального режиссёра стала постановка спектакля «Калигула» по произведению Альбера Камю. Если абстрагироваться от Камю, для вас лично история одного из самых кровавых императоров Рима, она о чем?
– Для меня Калигула это первый сюрреалист. Он ведь все перемешал, он фактически уравнял плебеев с патрициями. У него были просто потрясающие поступки задолго до Французской революции, задолго до Робеспьера, Марата. Он был настоящий революционер. А почему я говорю сюрреалист, потому что он был потрясающий художник. Он укладывал с собой в кровать целого коня. Сегодня бы это все назвали инсталляцией или перформансом. Но надо сказать честно, он заигрался во все это и в итоге захлебнулся в той крови, которую сам и проливал. Убивал патрициев и, отдавая народу их состояния, он не знал границ дозволенного. Он превратился в кровавого тирана, об этом говорят все исторические источники.
Актеров заменяют микрофончики
– В вашем режиссёрском портфеле как минимум две работы Теннесси Уильямса. Что вы можете сказать тем многочисленным злопыхателям, которые утверждают, что любая постановка Уильямса даже начинающим режиссёром на отечественной сцене просто обречена на успех?
– Это правда. Он вне социума. Обратите внимание. Ведь, несмотря на все изменения в нашей стране, Уильямса никогда не запрещали. Во времена холодной войны запрещали других, не менее талантливых американских авторов – Артура Миллера, например, моего любимого. Уильямс никогда не занимался политикой. Он и в США не попал под раздачу во время пресловутой охоты на ведьм, которая была после Второй Мировой войны – он просто писал о чувственных вещах.
По моему личному мнению, Уильямса можно назвать «фрейдизированный Чехов». И он обожал Чехова! У него даже есть пьеса, которая названа по имени одного из героев пьесы Чехова: «Дневник Тригорина». Более того, Уильямс пошёл дальше. Если Чехов говорил, что есть природа подтекста и ей нужно верить, а не словам, то Уильямс к этому добавлял: «тело не врёт». Я все время привожу такой пример. Можно говорить: «Я люблю тебя!» и в этот момент ковырять в носу. Какая нормальная дама поверит в такое признание?
Пьесы Теннесси очень чувственные, в них много эротики. Я наблюдал такую ситуацию: в перестроечные годы, когда люди перестали ходить в театр и стали снимать «кооперативное кино», театры тут же схватились за Теннесси Уильямса. Особенно за пьесы первого эшелона. Это и «Кошка на раскалённой крыше» и «Трамвай "Желание"». Ну и конечно были гарантированные сборы.
Я же поставил пьесы из позднего Уильямса, это «Внезапно прошлым летом» и «Старый квартал» – по сути, дайджест всех его пьес, его театральные мемуары. Истории о том, как никому тогда ещё не известный автор, наблюдая за происходящим, обнаруживал интересные сюжеты, драмы. Там все его герои – и «кошки», и «трамвай», и «стеклянный зверинец».
– Пандемия коронавируса крайне негативно повлияла на театральный процесс не только в России, но и во всем мире. А сегодня, на ваш взгляд, кто или что является главным врагом современного театра?
– Пандемия повлияла ужасно с одной стороны, но прекрасно с другой. Все оказались у экранов, и они в итоге так всем осточертели – для меня, как для режиссёра это большой плюс. И я очень не люблю мультимедийные технологии на сцене: актёров заменяют экраны, микрофончики. У них уже нет своих голосов. Европейский театр уже как лет 20 назад все это прошёл.
А до России эта волна только докатилась. Зритель перестал ходить на спектакли, где как раз эти технологии преобладали. Знаете, когда сидят актёры на диванах, что-то шепчут в микрофончики, а на экраны выводятся их крупные лица. Все это зрителю стало неинтересно, потому что все просидели почти два года у таких экранов, и были онлайн-уроки и все что хочешь. Пандемия лишний раз показала, что театр уникален и он вечен по определению в отличие от кино и интернета.
Человечество никогда не перестанет играть. Театр – это игра. В глубокой древности наши предки играли вокруг костра как убить мамонта. Сначала водили хороводы, а потом брали копья и шли на охоту. И человечеству всегда будет интересно посмотреть на себя со стороны. Театр это и есть зеркало.
А мешает мне сейчас… высокий уровень среднего актёра. Нет потрясений. Все настолько одинаково играют, органично и все стабильно… Я иногда даже говорю актёрам: «А вы когда играть-то начнёте?». Все бегают с канала на канал с платформы на платформу – вот это и мешает – зелёный блеск в глазах.
– О чем ваш новый спектакль, который идёт сегодня в Малом театре?
– «Летят журавли» поставлен по уже культовой пьесе Виктора Розова «Вечно живые». И удивительно, что спустя 80 лет она как никогда актуальна. Речь идёт о мобилизации, о повестках, о страхе. Зал смотрит, затаив дыхание. Проблема выбора и сегодня стоит перед героями. Война никого не может обойти стороной. В этом году я высказал желание нашему худруку Юрию Мефодьевичу Соломину поставить спектакль о войне. Но только это должна быть не окопная война, а рассказ о том, что война меняет в душах человеческих. Помимо прочего, основной посыл Розова – никого нельзя судить. Колесо истории сейчас очередной раз повернулось, и мы снова оказались в той же ситуации что и 80 лет назад.
Марина Суранова, lightpress.ru, 15 июня 2023 года
Партнеры
Информационная поддержка
