Новости
АНДРЕЙ ЖИТИНКИН: «ГЛАВНОЕ ПРАВИЛО ДЛЯ ТЕХ, КТО СТАВИТ И СНИМАЕТ О ВОЙНЕ – НЕ НАВРЕДИ…»
Это не первый спектакль Андрея Житинкина на военную тему на сцене Малого: к 75-летию Великой Победы он поставил «Большую тройку (Ялта-45)» по пьесе Л. Свенссона, посвящённую исторической встрече Сталина, Черчилля, Рузвельта в Ялте. Сегодня Андрей Житинкин – гость «Столетия».
– В последнее время в театре стало модным обращаться к материалу, по которому сняты знаменитые фильмы: в Театре Моссовета идёт бергмановская «Супружеская жизнь», в Театре Вахтангова – «Феллини» по «Восьми с половиной» и «Амадей» с отголосками пьесы Шеффера, вы видите свой спектакль в этом ряду?
– «Летят журавли» – единственный советский\российский фильм, получивший Золотую Пальмовую ветвь в Каннах. Это благодаря ему мир узнал историю военврача Бороздина и его семьи, а также историю любви талантливой девушки-скульптора Вероники и сына врача Бориса, который погиб. Пьеса шла во многих городах Союза, но когда люди плакали на фестивале в Каннах, и зал аплодировал стоя, это был совершенно другой уровень, говорил Виктор Сергеевич Розов, и, конечно, мне очень приятно, что это название вновь появилось на афише.
С этой пьесы, написанной в 1943 году, когда-то начался театр «Современник». Сегодня это оригинальная версия Малого театра, и удивительно, какое произошло совпадение во времени, сегодняшняя атмосфера и события в стране просто вытолкнули пьесу на поверхность. Мы долго искали материал под стать нынешней ситуации, и, когда перечитали «Вечно живых», были поражены честностью драматурга: в пьесе не было лакировки, характерной для того времени, в ней была история любви.
– Вы были уверены, что Розов с его нравственной проблематикой будет услышан, когда работали над постановкой?
– О том, что наш спектакль не об окопах, я сразу сказал Юрию Мефодьевичу Соломину (худрук Малого театра. – Ред.). Для меня было важно показать, что война ломает в душах людей, и подарить зрителям надежду, потому что в наше непростое время они невольно ассоциируют себя с событиями и героями, которых видят на сцене. Для нас был важен посыл, что на войне только любовь помогает не потерять себя, и замечательно, что Розов придумал такой конфликт, когда 18-летняя девочка растерялась и, предавая свою любовь, вышла за другого, потом поняла, что ошиблась, и мысленно вернулась к своему возлюбленному. Для многих молодых людей такое разрешение конфликта в финале, когда Борис появляется в её воспоминаниях, но рядом стоит уже другой молодой человек – Володя, вернувшийся с фронта, в неё влюблённый, стало настоящим откровением. И когда они, все трое, появляются на сцене, возникает метафора памяти, и весь спектакль обретает некую вертикаль.
А про память Розов понимал всё, он всегда говорил, что неслучайно «Современник» начался с его пьесы, создатели его, во главе с Ефремовым, были детьми войны, потому и на афише, и в программках пишем – по пьесе «Вечно живые». И делаем акцент на том, что трагическая история любви в финале обретает свет: слова «и как мы будем жить?», которые произносит Вероника, абсолютно сегодняшний текст. И я вижу, как зрители плачут, встают на финальных кадрах хроники, потому что кто-то вспоминает своих, а кто-то, возможно, впервые многое понимает про своих дедушек и прадедушек. Для меня очевидно, что Розов в этой почти библейской формуле – «Вечно живые», конечно, оставил всем нам завещание. К слову сказать, он пристально следил за своими спектаклями, прилетал на премьеры в самые маленькие городки, потому что считал эту свою пьесу лучшей.
– Что вообще могли бы сказать о личности драматурга?
– Это был очень умный и добрый человек, фронтовик, был ранен, ходил с палкой. Как режиссёр могу отметить что он очень доверял артистам, никогда не делал публичных замечаний, мог отвести в сторонку и что-то там нашептать. Он понимал, что актёр это тот, кто борется за зал сегодня, и если во время репетиции выскакивала интересная импровизация, всегда просил: «Ой, закрепи, пожалуйста» и вписывал её в экземпляр пьесы. Он верил в живую ткань театра, понимал, почему толпы штурмовали «Современник», спектакль играли несколько десятков лет. «Вечно живые» для «Современника» были как «Принцесса Турандот» для Театра Вахтангова. Сидел всегда в глубине зала, в темноте, и следил за реакцией зрителей, он и меня этому научил, смотрю свои спектакли из последнего ряда или из прохода.
– Розов показал разное отношение к войне: одни, как Борис, имея бронь, шли добровольцами, другие покупали эту бронь, спекулировали, если обобщить, кем стали эти люди в нашем времени?
– Проблематика Розова потому и не устарела, что во время суровых испытаний каждый человек оказывается перед выбором, война никого не может обойти. В нашем спектакле сильна тема предательства, дело даже не в образе Марка (н.а. Александр Вершинин), двоюродного брата Бориса, за которого вышла Вероника. Если вспомнить Нюрку-хлеборезку (з.а. Екатерина Базарова), у которой тоже есть своя боль, но она же пользуется этими обстоятельствами, или продажного администратора Чернова (н.а. Владимир Носик) – исполнителей этих ролей я просил ни в коем случае не плюсовать, потому что зритель сам должен найти ответ на вопрос, с кем он. Даже просил Вершинина поначалу выстраивать роль так, что Марк – настоящий патриот, человек с идеалами, но поняв, что война затягивается, а испытания множатся, он выбирает другой путь: покупает бронь, совершает неблаговидные поступки за спиной семьи, всё строится для него на денежном уровне. Абсолютно не стесняется обогащаться Чернов, и даже Нюрка говорит, что накопит 500 тыс и «притихнет», и всё это слышат сегодняшние люди, которые порой тоже встают перед этой дилеммой. И, что удивительно, парадигма, которую заложил Розов, работает, и, конечно, грех навешивать ярлыки, но всё равно есть те, кто принимает для себя другое решение или оказывается вне страны. И всё это почему-то невероятно бьёт зал. И мне так дороги паузы в нашем спектакле, когда чувствую, что люди думают не о том, что происходит на сцене, а о себе, каждый проверяет ещё и собственные ощущения.
У современных зрителей много искушений, впечатлить их трудно, и когда в конце нашего спектакля они плачут и аплодируют стоя, это значит, что они оказались в плену нашей истории, стали сопереживать актёрам, а живая эмоция в наш компьютерный век, наверное, самое ценное. Сейчас много органичных спектаклей, но почему-то нет потрясений, а наши великие актёры, в том числе в Малом театре, Быстрицкая, Клюев, Бочкарев, Полякова, они заставляли и заставляют зрителей открывать для себя что-то новое, и зрители уходили из театра просветлёнными. Что касается «Вечно живых», я говорил актёрам, что наш спектакль должен быть «театром обжигающей правды», иначе всерьёз задуматься сегодня на эти темы не получится.
– Как расцениваете поступок Вероники, изменившей Борису, в спектакле её как будто оправдывают?
– Могу сказать, что Розов – адвокат своей героини. Для Варвары Шаталовой, ученицы Соломина, и Андрея Чернышова, выпускника Щепкинского училища, после успешной кинокарьеры это был дебют в больших ролях на сцене Малого театра, и они составили красивую пару. Без таких героев не может быть истории любви. Розов очень точно выстроил партитуру: Веронику оправдывает то, что она сама себя и казнит. Когда она говорит педагогу в эвакуации – «Анна Михайловна, я умираю», в зале повисает гробовая тишина, то есть, она понимает, что совершила роковую ошибку. А дальше Розов делает акцент на эволюции осознания Вероники, и мне приятно, что актриса справилась со сложнейшей задачей, потому что через три года, когда они вернулись в Москву, видим совершенно другую женщину. Это цельная яркая натура, и Марк, когда снова её встречает, надеясь на восстановление взаимоотношений, ничего сделать не может. На фоне этой молодой хрупкой женщины он такой фальшивый, ненастоящий, тут даже играть ничего не надо: она говорит, что его ложь очень похожа на правду, она не верит ему и - она его никогда не любила.
Догадка Розова о том, что события, происходящие в стране, помогли многим разобраться в своих чувствах, удивительна. Вот и Вероника поняла многое, и теперь, действительно, никто не сможет сбить её с толку, она прекрасно видит, где чёрное, а где белое. «Летят журавли» – история идеологическая, понятно, как сложно было драматургу оставить в пьесе верующую бабушку Бориса (н.а.Людмила Полякова), которая по старинке крестит внука, провожая на войну, но Розов это сделал. Вера помогала людям выстоять, если помните, даже Сталин попросил Патриарха, это была целая компания, когда священников вернули из лагерей, просто привезли, чтобы во время испытаний они были рядом с людьми и помогали им выжить.
– И всё-таки ставили ли вы актуальность во главу угла, когда делали спектакль, в нём звучит несколько фраз, словно написанных в наше время?
– Конечно, мы размышляли об этом, а актёры на первой же читке были поражены, как актуально звучит текст: речь идёт и о границах, и о совести, и о выборе, а самое главное, о мобилизации, кого возьмут\не возьмут по повестке. Но я попросил актёров не педалировать эти моменты, потому что театр занимается человеческой душой, и не следует вкладывать политический смысл в свои постановки. Такой театр был у Любимова на Таганке, он называл его актуальным и политическим, и очень серьёзно работал. Это театр реагирования, а у нас другая эстетика, Малый театр – это школа психологического проживания, для нас важно, чтобы зритель сам приходил к ощущению, как же странно устроена жизнь: в истории случаются повторения, но это мало чему учит человечество. На нашей маленькой планете накоплено такое количество оружия, что ничего не стоит раскачать её до катастрофы. И сделать это могут люди, которые на ней находятся. Так что вопрос сейчас стоит так: выживем ли мы все в данной ситуации.
Мы не должны забывать о том, что за многое отвечаем в этой жизни, и когда такие мысли возникают во время работы над пьесой, написанной много лет назад, это грандиозно. Потому что великое чудо театра заключается в том, когда вдруг ощущаешь, что звучащий текст – это рождающиеся прямо на сцене слова, продолжение мыслей актёров, их личное высказывание.
– В России снимается много военного кино, при этом немало плохого, как вы считаете, в чём главный просчёт авторов?
– Если режиссёр хочет выделиться или что-то поиметь, этот посыл изначально виден, а если снимает по велению сердца и вкладывает всю душу, тоже читается. Мне доводилось общаться с нашим классиком Виктором Астафьевым, который говорил: «Ну столько фальши пишут про войну, – мы о литературе говорили, – а это был ад, если вы думаете, что мы бежали и кричали: «За Сталина!», это неправда. Это был ад, стон, мат-перемат, и падали, и погибали люди, и ты не знал, когда это случится с тобой. Был жуткий страх, но всё шло на преодоление…». Особенно мне запомнилось слово – ад, и как только вижу в кино с иголочки одетых героев, в не мятых, не прокопчённых гимнастерках, возникает отторжение. Понимаю, что сериалы снимаются быстро, времени не хватает, но всё равно надо относиться к этому более ответственно, лакировка и фальшь проступают мгновенно именно в теме войны. В мелодрамах, актуальных историях или ситкомах ещё можно спрятаться, но в военной теме никогда.
На военных картинах должны работать опытные художники и историки, а также консультанты-профессионалы, а не те медийные лица, которые часто сидят на ТВ-эфирах. Молодым актёрам, к слову сказать, нужна помощь, и, погружаясь в атмосферу войны, они должны видеть, что режиссёр и художник в этом разбираются, тогда они им поверят и пойдут за ними. Главное правило для тех, кто ставит и снимает о войне, должно звучать так: не навреди, ни в коем случае нельзя раздувать этот очаг, допускать ложный пафос, это самое страшное, что может быть. Пусть будет скромный бюджет, маленькая работа с неизвестными артистами, но честная и правдивая, крохотное высказывание, но твоё личное. Не заимствуйте ничьи идеи, не старайтесь за кем-то угнаться, не дай бог, за Голливудом, сразу окажетесь в калоше, на экране должно быть только то, что чувствуешь ты сам.
– Скажите, что отвечаете тем, кто считает, что о войне надо забыть и жить будущим, беря на вооружение лишь позитивные эмоции?
– Забывать не надо, другое дело, что жить с комплексами внутри, действительно, невозможно. Но вычеркнуть всё опасно, потому что история развивается по спирали, и через какое-то время может возникнуть такая же ситуация, и можно совершить те же ошибки. Вероника как раз несёт эту мысль – нельзя ничего забывать, и мне дорого, что в финале она просит Володю, который вернулся с войны, точно помнить высоту 06 под Смоленском, где погиб её возлюбленный. Думаю, Розов потому оставил героине именно эту реплику, что хотел сказать зрителям: забывать ничего нельзя, но и впадать в депрессию не следует, и вопрос этот – философский.
P.S. Выпускник Щукинского училища, н.а. России Андрей Житинкин работал во многих театрах Москвы – в «Современнике», имени М. Ермоловой, имени Моссовета, был главным режиссёром Театра на Малой Бронной, ныне режиссёр-постановщик Малого театра. Поставил более 70 спектаклей в Москве, Петербурге, Магнитогорске, Челябинске, Тель-Авиве, Бостоне, Париже и других городах ближнего и дальнего зарубежья. Лауреат Премии СТД за дебют, Лауреат международных театральных фестивалей: «Оризонти» (Италия), «Современный андеграунд» (Париж), «Перспектива» (Израиль) и др. Награждён Серебряной медалью Вацлава Нижинского (Франция). Автор нескольких пьес и трёх книг.
Нина Катаева, Столетие, 17.05.2023
Это не первый спектакль Андрея Житинкина на военную тему на сцене Малого: к 75-летию Великой Победы он поставил «Большую тройку (Ялта-45)» по пьесе Л. Свенссона, посвящённую исторической встрече Сталина, Черчилля, Рузвельта в Ялте. Сегодня Андрей Житинкин – гость «Столетия».
– В последнее время в театре стало модным обращаться к материалу, по которому сняты знаменитые фильмы: в Театре Моссовета идёт бергмановская «Супружеская жизнь», в Театре Вахтангова – «Феллини» по «Восьми с половиной» и «Амадей» с отголосками пьесы Шеффера, вы видите свой спектакль в этом ряду?
– «Летят журавли» – единственный советский\российский фильм, получивший Золотую Пальмовую ветвь в Каннах. Это благодаря ему мир узнал историю военврача Бороздина и его семьи, а также историю любви талантливой девушки-скульптора Вероники и сына врача Бориса, который погиб. Пьеса шла во многих городах Союза, но когда люди плакали на фестивале в Каннах, и зал аплодировал стоя, это был совершенно другой уровень, говорил Виктор Сергеевич Розов, и, конечно, мне очень приятно, что это название вновь появилось на афише.
С этой пьесы, написанной в 1943 году, когда-то начался театр «Современник». Сегодня это оригинальная версия Малого театра, и удивительно, какое произошло совпадение во времени, сегодняшняя атмосфера и события в стране просто вытолкнули пьесу на поверхность. Мы долго искали материал под стать нынешней ситуации, и, когда перечитали «Вечно живых», были поражены честностью драматурга: в пьесе не было лакировки, характерной для того времени, в ней была история любви.
– Вы были уверены, что Розов с его нравственной проблематикой будет услышан, когда работали над постановкой?
– О том, что наш спектакль не об окопах, я сразу сказал Юрию Мефодьевичу Соломину (худрук Малого театра. – Ред.). Для меня было важно показать, что война ломает в душах людей, и подарить зрителям надежду, потому что в наше непростое время они невольно ассоциируют себя с событиями и героями, которых видят на сцене. Для нас был важен посыл, что на войне только любовь помогает не потерять себя, и замечательно, что Розов придумал такой конфликт, когда 18-летняя девочка растерялась и, предавая свою любовь, вышла за другого, потом поняла, что ошиблась, и мысленно вернулась к своему возлюбленному. Для многих молодых людей такое разрешение конфликта в финале, когда Борис появляется в её воспоминаниях, но рядом стоит уже другой молодой человек – Володя, вернувшийся с фронта, в неё влюблённый, стало настоящим откровением. И когда они, все трое, появляются на сцене, возникает метафора памяти, и весь спектакль обретает некую вертикаль.
А про память Розов понимал всё, он всегда говорил, что неслучайно «Современник» начался с его пьесы, создатели его, во главе с Ефремовым, были детьми войны, потому и на афише, и в программках пишем – по пьесе «Вечно живые». И делаем акцент на том, что трагическая история любви в финале обретает свет: слова «и как мы будем жить?», которые произносит Вероника, абсолютно сегодняшний текст. И я вижу, как зрители плачут, встают на финальных кадрах хроники, потому что кто-то вспоминает своих, а кто-то, возможно, впервые многое понимает про своих дедушек и прадедушек. Для меня очевидно, что Розов в этой почти библейской формуле – «Вечно живые», конечно, оставил всем нам завещание. К слову сказать, он пристально следил за своими спектаклями, прилетал на премьеры в самые маленькие городки, потому что считал эту свою пьесу лучшей.
– Что вообще могли бы сказать о личности драматурга?
– Это был очень умный и добрый человек, фронтовик, был ранен, ходил с палкой. Как режиссёр могу отметить что он очень доверял артистам, никогда не делал публичных замечаний, мог отвести в сторонку и что-то там нашептать. Он понимал, что актёр это тот, кто борется за зал сегодня, и если во время репетиции выскакивала интересная импровизация, всегда просил: «Ой, закрепи, пожалуйста» и вписывал её в экземпляр пьесы. Он верил в живую ткань театра, понимал, почему толпы штурмовали «Современник», спектакль играли несколько десятков лет. «Вечно живые» для «Современника» были как «Принцесса Турандот» для Театра Вахтангова. Сидел всегда в глубине зала, в темноте, и следил за реакцией зрителей, он и меня этому научил, смотрю свои спектакли из последнего ряда или из прохода.
– Розов показал разное отношение к войне: одни, как Борис, имея бронь, шли добровольцами, другие покупали эту бронь, спекулировали, если обобщить, кем стали эти люди в нашем времени?
– Проблематика Розова потому и не устарела, что во время суровых испытаний каждый человек оказывается перед выбором, война никого не может обойти. В нашем спектакле сильна тема предательства, дело даже не в образе Марка (н.а. Александр Вершинин), двоюродного брата Бориса, за которого вышла Вероника. Если вспомнить Нюрку-хлеборезку (з.а. Екатерина Базарова), у которой тоже есть своя боль, но она же пользуется этими обстоятельствами, или продажного администратора Чернова (н.а. Владимир Носик) – исполнителей этих ролей я просил ни в коем случае не плюсовать, потому что зритель сам должен найти ответ на вопрос, с кем он. Даже просил Вершинина поначалу выстраивать роль так, что Марк – настоящий патриот, человек с идеалами, но поняв, что война затягивается, а испытания множатся, он выбирает другой путь: покупает бронь, совершает неблаговидные поступки за спиной семьи, всё строится для него на денежном уровне. Абсолютно не стесняется обогащаться Чернов, и даже Нюрка говорит, что накопит 500 тыс и «притихнет», и всё это слышат сегодняшние люди, которые порой тоже встают перед этой дилеммой. И, что удивительно, парадигма, которую заложил Розов, работает, и, конечно, грех навешивать ярлыки, но всё равно есть те, кто принимает для себя другое решение или оказывается вне страны. И всё это почему-то невероятно бьёт зал. И мне так дороги паузы в нашем спектакле, когда чувствую, что люди думают не о том, что происходит на сцене, а о себе, каждый проверяет ещё и собственные ощущения.
У современных зрителей много искушений, впечатлить их трудно, и когда в конце нашего спектакля они плачут и аплодируют стоя, это значит, что они оказались в плену нашей истории, стали сопереживать актёрам, а живая эмоция в наш компьютерный век, наверное, самое ценное. Сейчас много органичных спектаклей, но почему-то нет потрясений, а наши великие актёры, в том числе в Малом театре, Быстрицкая, Клюев, Бочкарев, Полякова, они заставляли и заставляют зрителей открывать для себя что-то новое, и зрители уходили из театра просветлёнными. Что касается «Вечно живых», я говорил актёрам, что наш спектакль должен быть «театром обжигающей правды», иначе всерьёз задуматься сегодня на эти темы не получится.
– Как расцениваете поступок Вероники, изменившей Борису, в спектакле её как будто оправдывают?
– Могу сказать, что Розов – адвокат своей героини. Для Варвары Шаталовой, ученицы Соломина, и Андрея Чернышова, выпускника Щепкинского училища, после успешной кинокарьеры это был дебют в больших ролях на сцене Малого театра, и они составили красивую пару. Без таких героев не может быть истории любви. Розов очень точно выстроил партитуру: Веронику оправдывает то, что она сама себя и казнит. Когда она говорит педагогу в эвакуации – «Анна Михайловна, я умираю», в зале повисает гробовая тишина, то есть, она понимает, что совершила роковую ошибку. А дальше Розов делает акцент на эволюции осознания Вероники, и мне приятно, что актриса справилась со сложнейшей задачей, потому что через три года, когда они вернулись в Москву, видим совершенно другую женщину. Это цельная яркая натура, и Марк, когда снова её встречает, надеясь на восстановление взаимоотношений, ничего сделать не может. На фоне этой молодой хрупкой женщины он такой фальшивый, ненастоящий, тут даже играть ничего не надо: она говорит, что его ложь очень похожа на правду, она не верит ему и - она его никогда не любила.
Догадка Розова о том, что события, происходящие в стране, помогли многим разобраться в своих чувствах, удивительна. Вот и Вероника поняла многое, и теперь, действительно, никто не сможет сбить её с толку, она прекрасно видит, где чёрное, а где белое. «Летят журавли» – история идеологическая, понятно, как сложно было драматургу оставить в пьесе верующую бабушку Бориса (н.а.Людмила Полякова), которая по старинке крестит внука, провожая на войну, но Розов это сделал. Вера помогала людям выстоять, если помните, даже Сталин попросил Патриарха, это была целая компания, когда священников вернули из лагерей, просто привезли, чтобы во время испытаний они были рядом с людьми и помогали им выжить.
– И всё-таки ставили ли вы актуальность во главу угла, когда делали спектакль, в нём звучит несколько фраз, словно написанных в наше время?
– Конечно, мы размышляли об этом, а актёры на первой же читке были поражены, как актуально звучит текст: речь идёт и о границах, и о совести, и о выборе, а самое главное, о мобилизации, кого возьмут\не возьмут по повестке. Но я попросил актёров не педалировать эти моменты, потому что театр занимается человеческой душой, и не следует вкладывать политический смысл в свои постановки. Такой театр был у Любимова на Таганке, он называл его актуальным и политическим, и очень серьёзно работал. Это театр реагирования, а у нас другая эстетика, Малый театр – это школа психологического проживания, для нас важно, чтобы зритель сам приходил к ощущению, как же странно устроена жизнь: в истории случаются повторения, но это мало чему учит человечество. На нашей маленькой планете накоплено такое количество оружия, что ничего не стоит раскачать её до катастрофы. И сделать это могут люди, которые на ней находятся. Так что вопрос сейчас стоит так: выживем ли мы все в данной ситуации.
Мы не должны забывать о том, что за многое отвечаем в этой жизни, и когда такие мысли возникают во время работы над пьесой, написанной много лет назад, это грандиозно. Потому что великое чудо театра заключается в том, когда вдруг ощущаешь, что звучащий текст – это рождающиеся прямо на сцене слова, продолжение мыслей актёров, их личное высказывание.
– В России снимается много военного кино, при этом немало плохого, как вы считаете, в чём главный просчёт авторов?
– Если режиссёр хочет выделиться или что-то поиметь, этот посыл изначально виден, а если снимает по велению сердца и вкладывает всю душу, тоже читается. Мне доводилось общаться с нашим классиком Виктором Астафьевым, который говорил: «Ну столько фальши пишут про войну, – мы о литературе говорили, – а это был ад, если вы думаете, что мы бежали и кричали: «За Сталина!», это неправда. Это был ад, стон, мат-перемат, и падали, и погибали люди, и ты не знал, когда это случится с тобой. Был жуткий страх, но всё шло на преодоление…». Особенно мне запомнилось слово – ад, и как только вижу в кино с иголочки одетых героев, в не мятых, не прокопчённых гимнастерках, возникает отторжение. Понимаю, что сериалы снимаются быстро, времени не хватает, но всё равно надо относиться к этому более ответственно, лакировка и фальшь проступают мгновенно именно в теме войны. В мелодрамах, актуальных историях или ситкомах ещё можно спрятаться, но в военной теме никогда.
На военных картинах должны работать опытные художники и историки, а также консультанты-профессионалы, а не те медийные лица, которые часто сидят на ТВ-эфирах. Молодым актёрам, к слову сказать, нужна помощь, и, погружаясь в атмосферу войны, они должны видеть, что режиссёр и художник в этом разбираются, тогда они им поверят и пойдут за ними. Главное правило для тех, кто ставит и снимает о войне, должно звучать так: не навреди, ни в коем случае нельзя раздувать этот очаг, допускать ложный пафос, это самое страшное, что может быть. Пусть будет скромный бюджет, маленькая работа с неизвестными артистами, но честная и правдивая, крохотное высказывание, но твоё личное. Не заимствуйте ничьи идеи, не старайтесь за кем-то угнаться, не дай бог, за Голливудом, сразу окажетесь в калоше, на экране должно быть только то, что чувствуешь ты сам.
– Скажите, что отвечаете тем, кто считает, что о войне надо забыть и жить будущим, беря на вооружение лишь позитивные эмоции?
– Забывать не надо, другое дело, что жить с комплексами внутри, действительно, невозможно. Но вычеркнуть всё опасно, потому что история развивается по спирали, и через какое-то время может возникнуть такая же ситуация, и можно совершить те же ошибки. Вероника как раз несёт эту мысль – нельзя ничего забывать, и мне дорого, что в финале она просит Володю, который вернулся с войны, точно помнить высоту 06 под Смоленском, где погиб её возлюбленный. Думаю, Розов потому оставил героине именно эту реплику, что хотел сказать зрителям: забывать ничего нельзя, но и впадать в депрессию не следует, и вопрос этот – философский.
P.S. Выпускник Щукинского училища, н.а. России Андрей Житинкин работал во многих театрах Москвы – в «Современнике», имени М. Ермоловой, имени Моссовета, был главным режиссёром Театра на Малой Бронной, ныне режиссёр-постановщик Малого театра. Поставил более 70 спектаклей в Москве, Петербурге, Магнитогорске, Челябинске, Тель-Авиве, Бостоне, Париже и других городах ближнего и дальнего зарубежья. Лауреат Премии СТД за дебют, Лауреат международных театральных фестивалей: «Оризонти» (Италия), «Современный андеграунд» (Париж), «Перспектива» (Израиль) и др. Награждён Серебряной медалью Вацлава Нижинского (Франция). Автор нескольких пьес и трёх книг.
Нина Катаева, Столетие, 17.05.2023
Партнеры
Информационная поддержка
