Новости

«К 250-летию русского театра»

КОМЕДИАНТ ОТ БОГА

Актер Малого театра Василий Игнатьевич Живокини (1808 — 1862)

«Лицедей, актер низшего разряда» — так характеризует комедиантов Владимир Даль. Другое дело трагик — это актер высшей пробы, которого иногда можно даже впустить в дворянский дом. Шутов же и скоморохов на Руси издавна любили, но не считали себе ровней даже простолюдины. Их почитали за бездельников по сравнению с тяжелой унылой работой крестьянина и мастерового. Но шли века, и к людям, которые умели рассмешить других, постепенно появлялось уважение. В Москве любимцем театральной публики, одно появление которого на сцене вызывало улыбку, был итальянец Дживованнио Лалемон, родившийся в Москве и здесь, за исключением гастрольных поездок, проведший почти всю жизнь. Мудреное имя вскоре заменили на Василия Живокини, и началась жизнь прирожденного комика-буффа. Правда, учась в театральной школе, он более всего увлекался игрой на скрипке и уроками фехтования. «Страсть к музыке была во мне так сильна, — признавался Живокини, — что я беспрестанно вызывался играть за других и готов был сидеть в оркестре целые ночи».

Но страсть смешить публику победила все друго.е — он стал «светлым комиком» Малого театра Москвы. Светлым, потому что обычно играл веселых и счастливых, любящих шутки людей. Его героями стали мелкие чиновники, уличные торговцы, ремесленники, обнищавшие и, наоборот, разбогатевшие актеры. Невысокий, с небольшим круглым животиком, с большим мясистым сизым носом, толстыми губами и двойным подбородком, он уже своим внешним видом вызывал смех. Рассказывали, что однажды во время литургии богомольцы вместо молитвенного усердия начали смеяться — в церковь вошел Живокини. А. А. Фет вспоминал, как в молодости обедал в трактире Печкина и прошел в соседнюю залу посмотреть на знаменитого комика: «Должно быть, вскинувший глаза Живокини заметил вперившего в него взор студента. Лицо артиста мгновенно приняло такое безнадежно глупое выражение, что я круто повернулся на каблуках и, разражаясь хохотом, влетел в свою комнату».

В Москве, если человеку удавалось рассмешить собравшихся за столом собутыльников, о нем говорили с уважением: «Настоящий Живокини». «Весь комизм господина Живокини, — отмечал поэт и театральный критик А. А. Григорьев, — заключается в его личной натуре, в ему свойственных жестах и интонациях, которые были бы в высшей степени несвойственны у всякого другого и естественны у него. Стоит только всмотреться попристальней, чем возбуждает господин Живокини смех, и вы должны будете признаться, что хохочете над странной, особенной походкой, над особенными и никому не свойственными жестами и также никому не свойственным произношением слов».

Мольер говорил про самого себя: «Он брал свое добро, где мог». То же можно сказать о Живокини — он отыскивал комическое и веселое всюду, где играл, начиная от водевилей 1830-х годов и кончая оперетками 1860-х годов.

Живокини на сцене продолжил лучшие традиции русских ярмарочных балаганов, веселивших москвичей в дни народных гуляний под Новинским, на Девичьем поле и прочих местах, где любил отдохнуть от тяжелого труда московский люд. И одновременно, вместе с М. С. Щепкиным, Д. Т. Ленским, С. В. Шумскйм, П. М. Садовским, был создателем чисто московского классического театрального искусства, которое принято называть школой Малого театра.

Живокини дарил людям радость, хоть ненадолго отвлекая их от грустной однообразной жизни. Он играл в водевилях, опереттах, комедиях, драмах, где распевал шуточные куплеты, танцевал, произносил экспромты. На сцене он чувствовал себя как рыба в воде — это была его стихия. Он увлекал своим задором и других артистов, помогал расшевелиться перед публикой самым скованным из них.

Живокини уверенно себя чувствовал не только на сцене, но и в кругу охотнорядских торговцев, за столом купцов с миллионным состоянием, рядом с Н. В. Гоголем, А. Н. Островским, П. И. Чайковским. Люди, в большинстве своем усталые от унылой русской действительности, заряжались от него жизнелюбием, забывали свою хандру и апатию. Его добрые карие глаза, мягкий тон разговора и меткие, в большинстве случаев безобидные остроты в дружеской компании за бутылкой вина располагали к нему собеседников.

За месяц до смерти Живокини написал свое первое и последнее стихотворение. Оно начиналось немного грустными словами:

Люди все с начала века
Очень схожи меж собой,
И нет в мире человека,
Кто б доволен был судьбой.
Только я один, ей-Богу,
Не похож на род людской,
Я нашел свою дорогу,
И не надо мне другой.
Я хожу с веселым взором
Поутру и ввечеру,
Я родился быть актером,
Я актером и умру.

Последний раз всеми любимый паяц выступил 9 января 1874 года. Уже сошла в могилу его жена, друзья ушли туда же. Московский комик панически думал о собственной скорой кончине. Но зрители, увидев его на сцене, хохотали. Зато сам Живокини, выходя на поклоны после представления, разрыдался. Плакал он и в карете по дороге в свой маленький домик в Спасоконюшенном переулке. Через девять дней Живокини не стало.

«Не приведется уже больше отдохнуть на игре дорогого Василия Игнатьевича», — горько вздохнул писатель Петр Боборыкин, получив весть о смерти замечательного комедианта.

Михаил ВОСТРЫШЕВ
«Московская правда», 08.07.2005