Новости

ПРЕМЬЕРА – «Правда — хорошо, а счастье лучше» А.Н.Островский. Бочкарев — страшная Сила

ПРЕМЬЕРА – «Правда — хорошо, а счастье лучше» А.Н.Островский.

Бочкарев — страшная Сила

Новый спектакль Сергея Женовача скорее всего не станет столь заметным, как его же «Горе от ума» в том же Малом театре. Отчасти потому, что любую постановку грибоедовской комедии принято рассматривать как событие. Еще и оттого, что комедию Островского режиссер вовсе не стремится пронзить взором новатора. Впрочем, то, чем вообще силен Женовач, в этом спектакле рассыпано достаточно щедро. Интонация и тонкие человеческие наблюдения, эти определяющие достоинства его режиссуры, проявляются и здесь. Артисты Малого театра, славные умением сочно и подробно «проживать» роли, делают это у Женовача легко, ненатужно и очень точно. Причиной тому — атмосфера, разлитая в солнечном сценическом свете, в акварельном несерьезе, с которым Женовач взирает на происходящие события. «Говорящие» названия пьес Островского всегда говорят сами за себя. В них — эмоциональное и смысловое зерно рассказанных историй. Найти это зерно на самом деле мало кому удается. Откопать его под слоями социальной остроты, бытовой правды, весьма трагических (по жизни) обстоятельств и неистребимой романтики «хеппи-эндов» — высший пилотаж.
Женовачу помогают два редких природных чувства: ирония и нежность. «Правда — хорошо, а счастье лучше» — романтическая греза, рождественская сказка о торжестве справедливости вопреки реально предлагаемым и вполне осознанным обстоятельствам бренной жизни. Ленивая беспечность пополам с сословной фанаберией разлиты в пространстве купеческого дома Барабошевых. Знаменитые плоды яблоневого сада, которые огромными корзинами ворует садовник – А.Клюквин, рассыпаны повсюду. Их без конца очищает от кожуры уютная, «себе на уме» нянька Фелицата – Л.Полякова, они обнаруживаются в подвешенном на веревках белоснежном белье (художник А.Боровский). Блестящая деталь: все пекутся о сохранности урожая и при этом все, едва надкусив яблоко, швыряют его за забор. Да и сам забор, эта эфемерная крепостная стена купеческого бытия, обыгран мастерски. За ним шумит и гуляет разнеженное солнцем Замоскворечье, оттуда то и дело доносятся «тексты» любовных свиданий и дружеские хмельные песнопения. Всюду — жизнь, которая, нет слов, куда лучше, чем правда. Правду, в основном обличительного свойства, изрекает бедный интеллигент Платон, и это по-настоящему смешно. Г.Подгородинский, тот самый, что играет у Женовача и Чацкого, воплощает здесь некую легкую пародию на резонера. И если грибоедовскому герою приходилось стыдливо комкать свои эскапады (где, право, найти сегодня молодого человека, на них способного?), то Платон открыто и темпераментно речет правду-матку, для вящего пафоса взгромождаясь на стулья и скамейки. Комедийный талант Подгородинского расцветает, ироническая романтика существования делает его ярким и убедительным. В тон ему играют другие представители молодой «грибоедовской» команды: И.Леонова — Поликсена и В.Низовой — купец Барабошев. Их персонажи не стыдятся своих вполне водевильных свойств: одна — хитра и восторженна, другой откровенно глуп и беспечен.
Но центральная фигура спектакля, конечно, Сила Ерофеич Грознов – В.Бочкарев.
Сочетание в нем «правды», так любимой на подмостках Дома Островского, и гротескной, какой-то мейерхольдовской формы поразительно. Фигура Грознова вырастает в спектакле в «Бога из машины». И не только по сюжету, согласно которому он, старая любовь Барабошевой, растапливает сердце этой томной, холодно-загадочной купчихи (такой до последнего эпизода играет ее Е.Глушенко). Бочкарев являет собой живое воплощение лукавой тайны, сокрытой в пьесе. Его отставной унтер-офицер с могучим именем Сила обладает свойствами мгновенного превращения. Только-только по сцене еле передвигала ноги старая рухлядь, как вдруг — грудь навыкате, походка упруга, глаза горят. Минуту назад убогий старик искал теплого угла — и вот уже перед нами герой, готовый спасти мир.
Эти переходы так легки и так победно театральны, будто на сцене персонаж комедии дель арте. Но при этом с абсолютно достоверными, глубоко человеческими деталями поведения. С русской психологической правдой. Она, конечно же, — дело хорошее. А счастье волшебной театральной гиперболы, которая у Бочкарева и грандиозна, и одновременно легка, все же лучше.

«Культура», 16 января 2003 года
Наталия Каминская

Дата публикации: 16.01.2003
ПРЕМЬЕРА – «Правда — хорошо, а счастье лучше» А.Н.Островский.

Бочкарев — страшная Сила

Новый спектакль Сергея Женовача скорее всего не станет столь заметным, как его же «Горе от ума» в том же Малом театре. Отчасти потому, что любую постановку грибоедовской комедии принято рассматривать как событие. Еще и оттого, что комедию Островского режиссер вовсе не стремится пронзить взором новатора. Впрочем, то, чем вообще силен Женовач, в этом спектакле рассыпано достаточно щедро. Интонация и тонкие человеческие наблюдения, эти определяющие достоинства его режиссуры, проявляются и здесь. Артисты Малого театра, славные умением сочно и подробно «проживать» роли, делают это у Женовача легко, ненатужно и очень точно. Причиной тому — атмосфера, разлитая в солнечном сценическом свете, в акварельном несерьезе, с которым Женовач взирает на происходящие события. «Говорящие» названия пьес Островского всегда говорят сами за себя. В них — эмоциональное и смысловое зерно рассказанных историй. Найти это зерно на самом деле мало кому удается. Откопать его под слоями социальной остроты, бытовой правды, весьма трагических (по жизни) обстоятельств и неистребимой романтики «хеппи-эндов» — высший пилотаж.
Женовачу помогают два редких природных чувства: ирония и нежность. «Правда — хорошо, а счастье лучше» — романтическая греза, рождественская сказка о торжестве справедливости вопреки реально предлагаемым и вполне осознанным обстоятельствам бренной жизни. Ленивая беспечность пополам с сословной фанаберией разлиты в пространстве купеческого дома Барабошевых. Знаменитые плоды яблоневого сада, которые огромными корзинами ворует садовник – А.Клюквин, рассыпаны повсюду. Их без конца очищает от кожуры уютная, «себе на уме» нянька Фелицата – Л.Полякова, они обнаруживаются в подвешенном на веревках белоснежном белье (художник А.Боровский). Блестящая деталь: все пекутся о сохранности урожая и при этом все, едва надкусив яблоко, швыряют его за забор. Да и сам забор, эта эфемерная крепостная стена купеческого бытия, обыгран мастерски. За ним шумит и гуляет разнеженное солнцем Замоскворечье, оттуда то и дело доносятся «тексты» любовных свиданий и дружеские хмельные песнопения. Всюду — жизнь, которая, нет слов, куда лучше, чем правда. Правду, в основном обличительного свойства, изрекает бедный интеллигент Платон, и это по-настоящему смешно. Г.Подгородинский, тот самый, что играет у Женовача и Чацкого, воплощает здесь некую легкую пародию на резонера. И если грибоедовскому герою приходилось стыдливо комкать свои эскапады (где, право, найти сегодня молодого человека, на них способного?), то Платон открыто и темпераментно речет правду-матку, для вящего пафоса взгромождаясь на стулья и скамейки. Комедийный талант Подгородинского расцветает, ироническая романтика существования делает его ярким и убедительным. В тон ему играют другие представители молодой «грибоедовской» команды: И.Леонова — Поликсена и В.Низовой — купец Барабошев. Их персонажи не стыдятся своих вполне водевильных свойств: одна — хитра и восторженна, другой откровенно глуп и беспечен.
Но центральная фигура спектакля, конечно, Сила Ерофеич Грознов – В.Бочкарев.
Сочетание в нем «правды», так любимой на подмостках Дома Островского, и гротескной, какой-то мейерхольдовской формы поразительно. Фигура Грознова вырастает в спектакле в «Бога из машины». И не только по сюжету, согласно которому он, старая любовь Барабошевой, растапливает сердце этой томной, холодно-загадочной купчихи (такой до последнего эпизода играет ее Е.Глушенко). Бочкарев являет собой живое воплощение лукавой тайны, сокрытой в пьесе. Его отставной унтер-офицер с могучим именем Сила обладает свойствами мгновенного превращения. Только-только по сцене еле передвигала ноги старая рухлядь, как вдруг — грудь навыкате, походка упруга, глаза горят. Минуту назад убогий старик искал теплого угла — и вот уже перед нами герой, готовый спасти мир.
Эти переходы так легки и так победно театральны, будто на сцене персонаж комедии дель арте. Но при этом с абсолютно достоверными, глубоко человеческими деталями поведения. С русской психологической правдой. Она, конечно же, — дело хорошее. А счастье волшебной театральной гиперболы, которая у Бочкарева и грандиозна, и одновременно легка, все же лучше.

«Культура», 16 января 2003 года
Наталия Каминская

Дата публикации: 16.01.2003