Алексей Лебедев
13 января 2019 г.
"...Там хорошо, где нас нет: в прошлом нас уже нет, и оно кажется прекрасным..." - звучит проникновенный авторский голос из-за кулис в самом начале потрясающего спектакля "Три сестры" блистательного Юрия Мефодиевича Соломина, который мне посчастливилось посмотреть совсем недавно в день Рождества (7 января 2019 года) в любимом и родном Малом театре - вот уже в пятый раз - после семилетнего перерыва... Это самый любимый спектакль в этом театре, ради которого собственно и приехал в Москву в новогодние каникулы... Приехали вдвоём, оба, подобно чеховским трём сестрам, одержимые вечным желанием "...В Москву! В Москву!..". Эта пьеса и сама постановка имеет для меня более чем личное значение... То, что видел на сцене Малого театра в нынешний рождественский вечер, - для меня это, вопреки голосу из-за кулис, не прошлое, в котором нас нет и которое кажется прекрасным... Это вечно длящаяся жизнь ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС, которая ВСЕГДА прекрасна... Такое настроение создаётся и поддерживается зрительно (поистине шедевральными декорациями и костюмами, созданными художником А. К. Глазуновым) и эмоционально (изысканной и утончённой игрой всех артистов, словно сошедших с полотен старых мастеров)... Но и в то же время люди на сцене - не просто артисты Малого театра, которые, подобно персонажам золотого века, всегда прекрасны... Одновременно они же и типично чеховские герои, которые, обладая прекрасной и светлой душой, всегда несчастны... И не случайно голос автора в начале спектакля добавляет: "...Господи, даже в человеческом счастье есть что-то грустное...". Мечтать о красивой жизни и всегда страдать при этом - удел чеховских героев... На первый взгляд, некий диссонанс получается: как соединить на сцене, с одной стороны, счастье и красоту, а с другой - страдание и трагизм?.. Но и парадокс в том, что на сцене Малого театра это не выглядит соединением несоединимого, а превращается в некий органический синтез, созерцая который, с головой погружаешься в атмосферу конкретной эпохи с перипетиями конкретных человеческих судеб, но и в то же время пребываешь в ином, вечном измерении, где царствуют законы добра, гармонии и красоты, не подвластные ничему преходящему и сиюминутному... Очень сложно потом выходить из этого состояния, покидая зрительный зал... Помню почти тринадцать лет назад, когда только приехал в Москву и, став студентом Московского университета, впервые смотрел эту постановку, был потрясён искренне-непосредственной реакцией совершенно простых на первый взгляд зрителей, выходящих со второго яруса в гардероб: "Да, молодец Юрий Мефодиевич, показал очень точно: совершенно ничего не меняется - что тогда было, то и сейчас абсолютно так же!..". Это при том, что в этой постановке нет ни слова о нашей с вами современности, как и всегда принято в Малом театре... Помню, как лет десять назад шёл с одним из самых близких московских друзей, тоже студентом Московского университета, после этой же постановки по Арбату, зашли в кафе, сели, и он заявляет: "...Не могу спокойно ни о чём говорить, хочется последовать совету доктора Чебутыкина - взять в руки палку и уйти...". Чебутыкина тогда, кстати сказать, великолепно играл ныне уже покойный Эдуард Марцевич... И далее эта постановка просто "преследовала" меня по жизни... Был однажды потрясён, неожиданно встретив этих трёх сестёр уже не на сцене, а в реальной повседневности в их прекрасных костюмах - прямо в непосредственной близости от себя - в совершенно камерном зале лектория Бахрушинского музея на вечере, посвящённом Чехову на сцене Малого театра... На этот вечер и были приглашены Юрий Мефодиевич Соломин и великолепные исполнительницы трёх главных ролей... Как в сказку попал, находясь тогда там... Некоторое время спустя была защита моего диплома и через несколько дней сдача госэкзамена по истории русской литературы... И вот рано утром перед госэкзаменом сижу за столом в комнате общежития и повторяю последние билеты - как выжатый лимон, после последней бессонной ночи да и множества других бессонных ночей, вызванных как подготовкой диплома, так и другими катастрофическими личными обстоятельствами, которые внезапно навалились тогда и продолжались параллельно в течение нескольких месяцев... И в этот же самый момент, вопреки этому разбитому состоянию, просто постепенно начинает охватывать всепроникающее ощущение надвигающегося счастья, которое вот-вот, казалось, должно наступить совсем скоро после окончания Московского университета... И в воображении при этом опять мелькают силуэты трёх сестёр всё в тех же прекрасных костюмах Малого театра и явственно слышатся их голоса: "...страдания наши перейдут в радость... счастье и мир настанут на земле... Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, ещё немного, и мы узнаем, зачем живем, зачем страдаем...". Этот мир театра станет ещё ближе, когда начну работать в филиале Бахрушинского музея - Доме Островского в Замоскворечье... Начну работать не просто так - после окончания Университета и поступления в аспирантуру так и звучали в голове проникновенные голоса Тузенбаха - Подгородинского и Ирины - Андреевой: "...только бы работать!..", не дававшие покоя ни днём ни ночью... С момента устройства в замоскворецкий Дом Островского дух Малого театра станет полностью родным... Его неизъяснимая прелесть станет сопровождать меня всюду... А в этой постановке она в моём сознании ещё и помножится на переживания чеховских интеллигентов - не менее родные для меня... Настанет момент, когда в связи с переездом в Петербург придётся оставить и Москву, и Московский университет, и замоскворецкий Дом Островского, которым был предан до глубины души, и частые походы в Малый театр придётся прекратить... Но и в Петербурге постановка эта продолжит "преследовать" меня... На какое-то время в рутине повседневности наступит душевное состояние, подобное тому, что было у Андрея Прозорова, который, будучи секретарём земской управы, со слезами на глазах смеётся, "от скуки, от нечего делать" держа в руках "старые университетские лекции", а каждую ночь во сне видит, что он "профессор Московского университета, знаменитый ученый, которым гордится русская земля!..". Но и это состояние безысходной тоски быстро преодолеется тем обстоятельством, что с самого начала в новом для меня месте будет всегда рядом со мной человек, который не из тех, что только "едят, пьют, спят... и искра Божия гаснет в них", как сетовал Андрей Прозоров о своём окружении в финале пьесы... Близкий мне человек, ради которого я переехал тогда из Москвы в Петербург, как выяснилось, тоже больше всего любил пьесу "Три сестры", почти что с детского возраста жил этим произведением, мысленно проигрывал её роли, увлечённо читал режиссёрские экземпляры Станиславского с подробными его комментариями к постановке пьесы на сцене Художественного театра, коллекционировал открытки с первыми исполнителями, увлекался также и историей Малого театра, с детства, как и я, до безумия любил Москву, изучал историю её улиц, церквей и домов - чем с упоением занимался в детстве и я... Прожив в Москве некоторое время, он навсегда полюбил этот город и до сих пор страстно мечтает туда вернуться - почти ежедневно слышу "...В Москву! В Москву!.." - и у себя дома... Даже мама часто называет его "три сестры в одном лице"... Эта тоска, с одной стороны, мне близка и понятна - с детства это желание звучало и в моём сознании: даже когда не знал ещё пьесу "Три сестры", поездка из Сарова в Москву раз в год воспринималась как долгожданный праздник... Потом это детское желание-настроение объективировал всё тот же проникновенный голос из-за кулис: "...Одно могу сказать, господа: как вы счастливы, что живёте не в провинции!..". Ещё и поэтому так усиленно готовился к поступлению в МГУ - чтобы учиться именно в Москве... И сейчас, живя в Петербурге, подобно трём сестрам, с ностальгией вспоминающим Старую Басманную улицу, мы часто с упоением вспоминаем Малую Ордынку, Петровку, Арбат, Пречистенку и другие московские районы и улицы... Теперь, когда приезжаем (а это происходит всё чаще и чаще), останавливаемся только на этих улицах... Да и юбилеи друг друга в минувшем году тоже неслучайно решили праздновать именно в Москве и именно на Арбате, а также и на Пречистенке, где в один день в старинном особняке каким-то чудом удалось собрать всех многочисленных московских друзей, с которыми по-прежнему связывает глубокое духовное родство, которые всегда рядом, где бы мы ни находились... Только в Москве возможно подобное... И именно поэтому в призыве "...В Москву! В Москву!..", в отличие от трёх сестёр, для меня уже нет тоски и трагизма - духовно я по-прежнему там, ощущаю, что живу не только здесь и сейчас, но и во многих местах и временах одновременно, где жил когда-то, чувствую живое присутствие всех близких людей рядом, даже тех, кто в других городах или кого уже нет на этом свете... Это, наверное, состояние счастья, когда всё вокруг кажется прекрасным и восхитительным, когда ежесекундно ощущаешь полноту и радость бытия, свою сопричастность вечному и прекрасному, а какие-то трудности, преграды (как бытовые, так и пространственно-временные) и просто обыденное как таковое иногда и вовсе забываешь замечать... Наверное, наступило то состояние, которое пыталась выразить и описать Маша - Пашкова: "...Счастлив тот, кто не замечает, лето теперь или зима. Мне кажется, если бы я была в Москве, то относилась бы равнодушно к погоде...". К подчас непростым переменам погоды я равнодушно отношусь и в холодном Петербурге... Такое состояние души, вероятно, следствие влюблённости... Но и здесь всё тот же мудрый голос из-за кулис, на мой взгляд, верно резюмирует: "...То, что мы испытываем, когда бываем влюблены, быть может, есть нормальное состояние. Влюблённость указывает человеку, каким он должен быть. Любовь есть благо...". Красота, которую с восторгом видишь на сцене в этом спектакле (декорации, костюмы, изысканная игра актёров) - для меня это своего рода зеркало моего нынешнего душевного состояния или отражение того, какой я вижу окружающую действительность, в облике которой сквозь толщу всех проблем, неурядиц и стрессов то и дело просвечивает то вечное, светлое и прекрасное, ради чего стоит жить... Хотя и от многих из этих стрессов можно, подобно Ольге, в одну ночь "постареть на десять лет", что довелось испытать и мне самому в минувшем году в поразительно схожей ситуации, когда однажды пришлось достаточно резко выступить против точки зрения о том, что добросовестно выполняющий свои обязанности и преданный своему делу восьмидесятилетний человек "теперь... не может работать", как утверждала Наташа и как пытались внушить мне... Долго потом приходил в себя после этого, буквально несколько месяцев чувствовал себя морально разбитым... И параллельно преследовало ощущение, что где-то я уже это слышал - постепенно в памяти воскресла тревожная музыка, звуки набата во время ночного пожара и на фоне красивых интерьеров усталая и выбившаяся из сил Ольга - Охлупина в чёрном кружевном платье, оторопев от грубого обращения Наташи - Ивановой или Жеряковой со старой няней Анфисой - Аникеевой, еле дыша, выговаривает: "...я не в состоянии переносить... даже в глазах потемнело... мы воспитаны, быть может, странно, но я не переношу этого. Подобное отношение угнетает меня, я заболеваю... я просто падаю духом!.. Всякая, даже малейшая грубость, неделикатно сказанное слово волнует меня...". И как тут вновь не вспомнить зрительскую реакцию в гардеробе, слышанную мной тринадцать лет назад: "Да, молодец Юрий Мефодиевич, показал очень точно: совершенно ничего не меняется - что тогда было, то и сейчас абсолютно так же!..". Только последующие поездки в Москву с Любимым человеком воскресили меня после того морального потрясения... Финалом этого исцеления от стрессов всего тяжёлого года в целом и явился этот спектакль в Рождественский вечер в родных стенах Малого театра... В очередной раз увиденная постановка стала зарядом бодрости на весь наступивший год... Подводя итог этой моей рецензии-воспоминанию, хочу подчеркнуть, что для меня "...В Москву! В Москву!.." - это именно призыв сохранять в себе стремление к этому вечному и подлинно человеческому измерению жизни, способность различать которое не стоит забывать с годами... Здесь вспоминается и гоголевский призыв: "...Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собой все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!..". Именно в поддержании в зрителях этого стремления к вечному и прекрасному вопреки всей сложности и запутанности жизни, в которой "никто не знает настоящей правды", и видится мне сверхзадача этой поистине гениальной постановки великого Малого театра...