3 ноября в Малом театре прошла первая репетиция нового спектакля "Мой нежный зверь" А.П.Чехова. Постановка поручена народному артисту России Андрею Житинкину. В будущем спектакле заняты народные артисты России Валерий Афанасьев, Валерий Бабятинский, Сергей Еремеев, Владимир Сафронов, Александр Клюквин, Александр Вершинин, заслуженные артисты России Варвара Андреева, Екатерина Базарова, Петр Складчиков, артисты Варвара Шаталова, Андрей Чернышов, Александр Волков, Владимир Алексеев, Дмитрий Кривошеев, Сергей Видинеев, Аксиния Пустыльникова.

По традиции артистов и режиссера напутствовал худрук театра народный артист СССР Юрий Соломин. Юрий Мефодьевич очень высоко оценил драматургический материал, который ложится в основу спектакля, а его автор - Антон Павлович Чехов - очень дорог Малому театру.

Фоторепортаж Евгения Люлюкина.

[GALLERY:713]

18 июня исполнилось 88 лет художественному руководителю Малого театра Юрию Мефодьевичу Соломину. «Вечерняя Москва» поговорила с ним о празднике и планах.

— Юрий Мефодьевич, как отмечаете свой праздник?

— Единственная традиция — это праздновать сам день рождения дома с семьей. Я так и свой прошлый большой юбилей отмечал, только спустя два дня принимал поздравления на сцене в Малом, где был большой концерт.

— Какой из своих дней рождения больше всего запомнили?

— Люблю вспоминать тот, что пришелся на время съемок фильма «Дерсу Узала» Акиры Куросавы. Тогда, 18 июня 1974 года, режиссер впервые отменил съемки, и я решил отпраздновать в ресторане. Мы начали отмечать, а Куросавы все нет. Он пришел позже и подарил один из самых дорогих мне подарков, который я по сей день храню в своем кабинете в Малом театре, — картину с изображенным на нем тигром и дарственной надписью «Соломин Юрий Мефодьевич-сан». И ниже подпись: «Акира Куросава, 18 июня 1974».

— О ком и о чем еще чаще всего вспоминаете?

— В первую очередь мне ценна память о моих учителях, педагогах Щепкинского училища, и партнерах по сцене в Малом, когда я только пришел туда молодым артистом. Их портреты висят рядом с моим кабинетом: Вера Пашенная, которой я обязан своим поступлением в институт, Елена Гоголева, Борис Бабочкин, Михаил Царев, Николай Светловидов и другие наши великие артисты.

— Какие у вас творческие планы на будущий год и над чем вы сейчас работаете?

— Мы в театре продолжаем отмечать 200-летие Александра Островского. Провели фестиваль «Островский в Доме Островского», самый большой за все годы его существования с 1993 года. Впереди, в 2024 году, у нас еще один крупный юбилей — 200 лет зданию на Театральной площади, нашему дому, где в октябре 1824 года прошло первое представление драматической части Московской императорской труппы — труппы Малого театра. Это, пожалуй, самая важная дата.

ДОСЬЕ

Юрий Мефодьевич Соломин, народный артист СССР, лауреат Государственных премий, родился 18 июня 1935 года в Чите. С 1957 года служит в Малом театре, в 1988-м назначен его художественным руководителем. В 2020 году удостоен звания Героя Труда Российской Федерации. Награжден орденами Дружбы Народов; «За заслуги перед Отечеством» I, II, III и IV степени (полный кавалер).

Редакция «Вечерней Москвы» от души желает Юрию Мефодьевичу сил, здоровья и вдохновения!

Александра Ерошенко, "Вечерняя Москва", 19 июня 2023 года

https://vm.ru/society/1060224-narodnyj-artist-yuri...

«Художественным руководителем Малого в 1988 году меня единогласно избрал коллектив. Почувствовал ли я некий тяжелый груз на плечах? Откровенно скажу, нет. Малый к тому времени стал моим домом, на его сцене я сыграл столько ролей. Что я чувствовал тогда и до сих пор, так это ответственность за то, чтобы сохранить современный русский театр. Ведь разбить все вдребезги легко, восстанавливать потом сложнее. А то, что русский театр — лучший в мире, в этом у меня нет никаких сомнений», — рассказывает художественный руководитель Малого театра Юрий Соломин.

— Юрий Мефодьевич, Малый театр ведь только по названию малый. В действительности это один из старейших театров страны, давно включенный в список особо ценных культурных объектов России. Вы служите в нем около семидесяти лет, скажите, что значит быть артистом Малого театра?

— Надо же, никогда не задумывался над этим вопросом! Но раз вы спросили, попробую ответить. (Задумывается.) Знаете, главное, думаю, это значит быть человеком, не заниматься интригами, уважать своих коллег... Во всяком случае, именно этому с первых же дней меня учили все величайшие актеры Малого театра, с которыми сводила судьба. А я работал и с Еленой Митрофановной Шатровой, и с Игорем Владимировичем Ильинским, и с Михаилом Ивановичем Царевым, и с Элиной Быстрицкой, и с Руфиной Нифонтовой... Разве всех перечислишь? Портреты этих и многих других корифеев Малого, к слову, развешаны у нас вдоль стен в одном из коридоров театра, который я шутя называю стометровкой. Именно от этих легендарных актеров «берет старт» наш театр. (Улыбается.)

Проходя по этому коридору, я всегда здороваюсь с ними, нередко общаюсь, вспоминаю наши встречи, вместе сыгранные роли... Кто мы без этой памяти? Иваны, родства не помнящие!

Я глубоко убежден, что сцена Малого театра отталкивает чужих, враждебных, ненужных, случайных людей. Да они и не решаются взойти на нее. Зато тот, кто приходит к нам с чистым, открытым, добрым сердцем, всегда найдет понимание, ему ответят взаимностью, той же любовью и добротой.

Уникальную магию Малого театра ощущает каждый, кто переступает его порог. Это нечто мифическое. Никогда не забуду, как знаменитый кинорежиссер Сергей Соловьев, ставивший у нас «Дядю Ваню», впервые ступив на историческую сцену театра, опустился на колени, коснулся ее поверхности рукой и произнес: «О Господи!» Скажу, что так же часто поступают многие наши гости — и зарубежные гастролеры, и провинциальные режиссеры, и актеры, которые приезжают к нам на традиционный фестиваль «Островский в Доме Островского». В нынешнем году он особенный, посвящен сразу двум юбилеям — 30-летию самого фестиваля и 200-летию со дня рождения Александра Николаевича Островского.

Это имя поистине святое для нашего театра, без которого немыслимо представить его. Неудивительно, что перед театром установлен памятник Островскому. До сих пор львиная доля спектаклей идет у нас по его пьесам. При этом Островский ведь не только замечательный драматург, он человек, стоявший у истоков русского национального театра. Каждый сегодня знает о системе Станиславского, о Владимире Немировиче-Данченко, но все они были, по сути, учениками Малого театра, учениками Александра Николаевича Островского. Они развили, наполнили новым смыслом его творческие идеи, его мысли о театре. Если желаете, систематизировали их. Константин Сергеевич Станиславский ведь был актером художественной самодеятельности, немудрено, что он многому учился тогда именно у актеров Малого.

Порой для конкретных артистов Островский писал роли, репетировал с актерами, давал им советы по исполнению.

Он вообще очень много времени проводил в Малом театре, ибо считал, что для написания пьесы необходимо знать ощущения артиста, побывать в его шкуре. Так же, кстати, поступали и Шекспир, и Мольер. Интересно, что Александр Николаевич постоянно делал в своих записях пометки об игре актеров. О хороших, тех, кто ему понравился, он писал, например, так: «играет умно». А о плохих — «играет без жизни», «каша во рту».

— Скажите, как молодой человек — Юра Соломин, родившийся в далекой Чите, расположенной почти за семь тысяч километров от Москвы, оказался в один прекрасный день в Малом театре?

— Неслучайно, это могу вам точно сказать. (Улыбается.) Почва, как говорится, была подготовлена. Все началось с родителей, которые по-настоящему любили музыку, искусство вообще. Оба учились в Ленинградской консерватории. Отец Мефодий Викторович мечтал стать скрипачом, мама Зинаида Ананьевна — певицей, меццо-сопрано, но она заболела, стала плохо слышать на одно ухо, после чего оба приняли решение вернуться в Читу. Однако с искусством родители никогда не порывали, всю жизнь, как я говорю, работали в сфере художественной самодеятельности. Эта страсть передалась и мне с братом Виталием, и нашей приемной сестре Вере — ее, сироту, родители удочерили, она тоже стала актрисой, играла в провинциальных театрах.

То есть сколько себя помню, всегда знал: обязательно стану артистом, и никем иным! Ни одна другая профессия не привлекала меня как эта. С детства активно участвовал в художественной самодеятельности, ходил в драматический кружок в нашем Доме пионеров, выступал на разных школьных вечерах: читал стихи, прозу — и делал все это, надо заметить, достаточно успешно, чувствовал по крайне мере, что пользуюсь популярностью. Свой первый «гонорар» — кусок сахара-рафинада, между прочим, получил за выступление перед ранеными бойцами в госпитале.

Ну, а после того как в кинотеатре Читы увидел однажды черно-белый фильм «Малый театр и его мастера», где на экране блистали Турчанинова, Ильинский, Царев, Пашенная, я, признаюсь, просто обалдел. Словом, к окончанию школы стопроцентно знал, куда отправлюсь поступать — в Москву, на улицу Неглинную, 6/2, где в ту пору и по сей день размещается Театральное училище имени Щепкина при Малом театре. Именно по этому адресу я отправил копию своего аттестата зрелости и заявление, а вслед за бумагами вскоре поехали в столицу и мы с отцом. Одного меня, 18-летнего паренька, в столь далекий путь никто, конечно, отпустить не решился бы.

— Как вас с отцом встретила Москва?

— В столице остановиться нам было негде, мы поселились у знакомых из Читы в сорока километрах от Москвы, в Монино, откуда и ездили с отцом на электричке на экзамены. Два первых тура я успешно прошел, оставался третий, заключительный, когда с отцом приключилась настоящая беда. На Ярославском вокзале хулиганы украли у него все самое ценное, что было при нем: деньги, паспорт и партийный билет. Потеря партбилета по тем временам была серьезным делом, чреватым самыми страшными последствиями. Неслучайно до конца дней отца мучили допросами, таскали по разным партийным инстанциям.

Жутко расстроенный случившимся отец в сердцах сказал мне: «Давай собираться, поехали домой!» А что оставалось делать? До заключительного тура ждать надо было целых четыре дня, а жить нам было не на что, в кармане оставалось лишь несколько рублей. С обратными билетами, к слову, нам помогли сотрудники Ярославского вокзала. Но мне вот так все бросить в самом конце никак не хотелось. Я не на шутку разволновался.

Поняв мое состояние, отец предложил: «А ты иди прямо к Вере Пашенной, она ведь возглавляет приемную комиссию, и расскажи ей, какое происшествие с нами приключилось». Я так и сделал. Тут же поехал в училище. К счастью, Вера Николаевна оказалась в тот день на месте. Выйдя из своего кабинета, она спросила меня:

— Что тебе, деточка?

Ну, я и выложил ей произошедшую с нами трагическую историю, закончив ее ультимативной фразой:

— Если вы берете меня, то берите. Если нет — уеду обратно к себе в Читу!

Что меня дернуло тогда бросить великой актрисе столь смелые слова, не знаю. Похоже нервы, отчаяние — терять, по крайней мере, мне было определенно нечего. И, конечно, свою роль сыграл мой сибирский характер, упрямство, дерзость, решимость никогда не пасовать в любых жизненных ситуациях, не робеть ни перед какими то ни было трудностями.

Помню, после этих жестких, вызывающих слов Пашенная меня внимательно оглядела с ног до головы, выдержала весьма долгую паузу, а потом спокойно так сказала:

— Ну, оставайся.

Не знаю, что в итоге повлияло на ее решение. Возможно, она вспомнила, как во время нашей первой встречи в училище я ее вместе со всей приемной комиссией невольно рассмешил. Узнав, что я приехал из Читы, Вера Николаевна заметила, что бывала в Забайкалье, знает этот суровый край, где так много лагерей. На что я тут же выпалил: «Что вы, лагерей у нас очень мало, всего два!» Вся комиссия мгновенно грохнула от этой моей наивности и простодушия. Что называется, и смех и грех. Говоря о лагерях, Пашенная, естественно, имела в виду лагеря, где в сталинские времена содержали политзаключенных, я же — пионерские...

— Веру Николаевну Пашенную можно назвать вашей театральной «крестной мамой»?

— Не то слово! Она стала моей первой и главной учительницей в профессии. Это была потрясающая женщина. Невысокая, к старости грузная, она все равно была величественной. До преклонных лет оставалась женщиной, не становилась старухой. Достаточно часто, между прочим, кокетничала. С выразительным прекрасным голосом и огромными карими глазами, горящими как уголья. Во время репетиций Вера Николаевна никогда не вставала из-за стола. Такова была ее манера. Она работала, скажем так, «наводкой» на роль, подсказывала интонацию. Все мы знали, что, если Пашенная встанет и начнет показывать, как надо играть, то все — пиши пропало, для студента это было равносильно смертному приговору — иди подавай заявление об уходе! Как-то, когда мы репетировали «Чайку», наш дипломный спектакль, где я был Треплевым, Вера Николаевна начала отчитывать актрису, игравшую Нину. «В сцене прощания с Треплевым у тебя искры должны лететь из глаз!» — сказала она. Потом встала, взошла на небольшую сцену и — пожилая, невысокая — показала, как это должно быть сыграно. Хотите верьте, хотите нет, но я в тот миг увидел свет из ее глаз...

Позже именно Пашенная принимала в Щепкинское училище еще одного парня из Читы — моего младшего брата Виталия. Любимой ученицей Пашенной была и моя будущая жена Ольга, с которой мы вместе учились в Щепкинском училище, где и познакомились. Именно Вера Николаевна настояла на том, чтобы после окончания этого училища в 1957 году меня взяли в труппу Малого театра. Неудивительно, что огромный портрет этой изумительной женщины и актрисы, написанный художником И.А. Минченко и подаренный Малому одним из родственников Пашенной, висит в самом центре в моем кабинете в театре.

Да, в молодости я повстречал немало гениальных актеров, но рядом с Верой Николаевной, пожалуй, не поставлю никого. С ней никто не сравнится. Я ее по-настоящему боготворю. Хотя все «великие старики и старухи» Малого театра всегда относились к нам, молодым, начинающим актерам, с огромной любовью, старались помочь, поддержать. Именно Игорь Ильинский подарил мне свою роль Хлестакова в «Ревизоре». Я мечтал о роли Сирано де Бержерака, и Михаил Царев, в то время художественный руководитель театра, дал мне ее. Как и роль царя Федора. Никогда не забуду, как Елена Николаевна Гоголева, с которой мы играли в спектакле «Пучина» по пьесе Островского, каждый месяц присылала мне на Дальний Восток, где я тогда был занят в фильме Акиры Куросавы «Дерсу Узала», письмо-открытку, которое очень трогательно начиналось: «Здравствуй, дорогой сынок!..»

Это были не только Артисты с большой буквы, но и люди с открытым, заботливым сердцем, умеющим переживать и главное — сопереживать. Каждый из них играл как жил — душой. Все «старики и старухи Малого» были такими. Они воспитывали нас собой. Тем, как вели себя в театральной и частной жизни, как ходили, как носили платье, как разговаривали, как общались друг с другом, как, наконец, ели и пили... Мы смотрели на них и старались быть такими же, хоть немного, хоть в чем-то походить на них.

— Но ведь играя все время душой, разве актеру не грозит быстрое выгорание? Вообще это ведь психологически очень сложная профессия — постоянно изображать из себя другого человека, влезать в его шкуру, говорить чужими голосами, то плакать, то смеяться... Неужели лицедейство не влияет на психику?

— На психику нет, скорее — на сердце. Ведь играть душой — это фактически значит играть сердцем, пропускать роль через него. Мозги же при этом должны оставаться холодными, должны, что называется, быть включены. Иначе вы правы, конечно, можно сойти с ума! (Улыбается.)

— Любопытно, сколько актеров из своего Щепкинского училища вы принимаете каждый год в Малый?

— Раз на раз не приходится, но в среднем — не более четырех, остальные выпускники расходятся по другим театрам России. Раз уж вы затронули эту тему, скажу, что я категорически против платного обучения в российских вузах вообще, и в театральных в частности. Все должны отбираться на равных конкурсных условиях, только так, по-моему, можно выявить тех, кто действительно стремится в профессию. И, конечно, надо сокращать число студентов, обучающихся в театральных училищах страны. Лучше, как говорится, меньше да лучше.

— Насколько знаю, каждый год ваш театр должен выпускать семь новых спектаклей, это много или мало?

— Это нормально. У нас же две площадки, большой актерский коллектив — 150 человек, шесть—семь режиссеров.

— В Малом, я насчитал, служит 26 народных артистов России, 27 — заслуженных! Трудно быть художественным руководителем такого театра, где столько звезд первой величины?

— Всякое бывает, как в любом большом коллективе. Я человек достаточно эмоциональный, могу порой и перегнуть палку, но быстро отхожу, зла никогда ни на кого не держу. По натуре я не диктатор, готов согласиться с другим мнением, если мне его аргументированно докажут. Вообще, у нас подобралась отличная слаженная команда.

Знаете, ведь художественным руководителем Малого в 1988 году меня единогласно избрал коллектив. Почувствовал ли я некий тяжелый груз на плечах? Откровенно скажу, нет. Ведь Малый к тому времени стал моим домом, на его сцене я сыграл столько ролей. Что я чувствовал тогда и до сих пор, так это ответственность за то, чтобы сохранить современный русский театр, русскую театральную школу. Ведь разбить все вдребезги легко, восстанавливать потом по крупицам куда сложнее. А то, что русский театр, русская театральная школа — лучшие в мире, в этом у меня нет никаких сомнений.

Кстати, легендарного японского режиссера Акиру Куросаву, с которым мне довелось не только поработать, но и по-человечески сблизиться, я считаю представителем русской школы. Он обожал Федора Михайловича Достоевского, снял фильм «Идиот», говорил, что Достоевский — единственный писатель, которому удалось заглянуть в самые сокровенные, потайные уголки души и честно таким образом описать сущность человека. Признаюсь, без встречи с Куросавой я не стал бы режиссером. Именно он вдохновил и благословил меня на то, чтобы взяться за режиссерскую деятельность.

— Вы познакомились с Акирой Куросавой во время работы над фильмом «Дерсу Узала», который в 1976 году получил премию «Оскар» как лучший фильм на иностранном языке?

— Да, любое мгновение, проведенное с Куросавой, было уникально. Таких людей каждый день определенно не встретишь. Это был поистине человек не от мира сего, тактичный, вежливый, внимательный, для которого не существовало мелочей — ни в жизни, ни в работе. Вернее, любая мелочь имела для него важное значение. Он работал в совершенно неожиданной для меня манере. Бывали, например, дни, когда Куросава ничего не снимал, сутками напролет сидел на склоне сопки, смотрел куда-то вдаль, думал о чем-то своем. Казалось бы, что смотреть: кругом один и тот же пейзаж, тайга да сопки, — снимай себе, и все. Особенно нервничал в такие дни наш директор картины, который каждый день должен был отправлять в Москву на «Мосфильм» телеграмму о том, что делается на съемочной площадке, как выполняется план. Но Куросава после размышлений наверстывал упущенное. Снимал сразу много и почти без дублей.

Один день, когда он отменил съемку, не забуду никогда. Это было 18 июня 1974 года, в мой день рождения. Базой нашей русско-японской киноэкспедиции был небольшой, окруженный сопками городок Арсеньев, где находилась скромная гостиница, в которой мы все и пребывали. Нас с Куросавой, к слову, разместили на одном этаже, неподалеку друг от друга. Воспользовавшись тогда паузой, выпавшей на мой день рождения, я решил его широко, если так можно сказать, отметить, пригласить всю группу в ресторан. Куросава согласился, сказал, что обязательно вечером придет. Мы сидим, празднуем, а режиссера все нет и нет. Я спрашиваю его помощницу-японку Нагами-сан, которая до сих пор жива, где Куросава, что-нибудь случилось? Она лишь, загадочно улыбаясь, пожала плечами, мол, не знаю. Вдруг мастер появляется, подходит ко мне и дарит картину, которую он писал весь день! Представляете, насколько эта картина мне дорога. На ней, к слову, есть подпись, сделанная по-русски: «Соломин Юрий Мефодьевич-сан, — и чуть ниже: — Акира Куросава 18 июня, 1974».

— Как вообще вы встретились с ним?

— Когда Акире Куросаве «Мосфильм» предложил снять фильм по мотивам произведений Владимира Арсеньева «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала», он попросил советскую сторону самим отобрать актеров и представить их ему. Ведь никого из отечественных артистов он не знал. На роль Владимира Арсеньева наши отобрали человек шесть, включая меня. Куросава, позже мне рассказывала его помощница, сказал: «Покажите мне их лучшие фильмы». Меня ему решили показать в роли разведчика-чекиста Павла Кольцова, что я играл в фильме «Адъютант его превосходительства», передав для ознакомления Куросаве две первые серии. Продолжение истории знаю уже от Володи Васильева, русского режиссера на картине «Дерсу Узала». Он мне позвонил и говорит: «Юрка, Куросава попросил, чтобы ему показали все пять серий «Адъютанта»!» На этом в принципе все и закончилось. Точнее — началось. Просмотрев все пять серий телефильма «Адъютант его превосходительства», Акира Куросава утвердил меня на роль Владимира Арсеньева без всяких проб.

Знаете, когда уже начались съемки и мы принялись отсматривать первые кадры, фрагменты будущего фильма, я, глядя на себя в роли Арсеньева, никак не мог отделаться от впечатления, кого же мне он, то есть я сам себе напоминаю. Конечно, Павла Кольцова! Что, разумеется, было неслучайно. Дело в том, что Владимир Арсеньев был в действительности не только знаменитым русским путешественником, географом, этнографом, писателем, исследователем, но и разведчиком, выполнявшим на Дальнем Востоке и миссию, связанную с работой русской военной разведки. Акира Куросава, внимательно, дотошно изучавший весь материал накануне съемок «Дерсу Узала», конечно, не мог этого не знать. Добавлю один любопытный факт. Несмотря на то что Дальний Восток всегда был закрытым регионом страны, особенно для иностранцев, Акире Куросаве власти разрешили снимать абсолютно везде, где только он пожелает, без каких бы то ни было ограничений.

Что касается роли самого Дерсу Узала, то на нее отбирали несколько республиканских актеров, даже популярного в ту пору певца Николая Бельды, исполнявшего задорную песню «Увезу тебя я в тундру», но выбор в результате пал на замечательного тувинского актера Максима Мунзука, блестяще передавшего в картине образ нанайского охотника и проводника. За время съемок мы, надо сказать, с ним по-настоящему подружились. Максим добрый, искренний человек, чем-то сам похожий на Дерсу Узала. Когда он приезжал в Москву, всегда бывал у меня. Причем во сколько бы ни приехал, хоть в пять часов утра, обязательно сразу звонил и говорил: «Я прилетел». Это у него было знаком большого уважения ко мне...

— Слышал, на время съемок «Дерсу Узала» вы составили для себя небольшой словарь, куда выписали несколько слов по-японски. Хоть одно помните?

— Аригато гозаймасу — это значит «спасибо»! Слово, которое я бесконечное количество раз готов произносить в адрес Акиры Куросавы.

Вообще, Япония, начавшаяся для меня со встречи с Куросавой, на этом не закончилась. Спустя некоторое время он задумал снимать картину «Маска черной смерти» по произведению Эдгара По, куда пригласил меня. Но что-то не сложилось, Куросава и «Мосфильм» не смогли договориться, идее не суждено было сбыться, о чем я до сих пор жалею.

В 1976 году я играл в советско-японском фильме «Мелодии белой ночи» о любви японской пианистки и русского композитора с известной японской актрисой Комаки Курихарой. Над картиной мы работали и в Ленинграде, и в Киото. Несколько раз в Стране восходящего солнца мы гастролировали с Малым театром, с успехом показывали там спектакли Чехова, Островского. Я искренне полюбил Японию, ее людей, ее искусство, к которому они так трепетно, бережно относятся. Как, например, они дорожат своими древними драматическими театрами «Кабуки» и «Но». С каким уважением они относятся к своим традициям. Мы же своими русскими традициями порой не просто пренебрегаем, а относимся к ним уничижительно. Чего стоят те же разговоры некоторых современных так называемых критиков о необходимости отправить в прошлое старые академические «театры с колоннами». Ничего кроме удивления и сожаления у меня подобные заявления не вызывают. Впрочем, в окончательную катастрофу русского театра я не верю. Его духовность невозможно уничтожить, хотя за победу нужно бороться, прилагать геркулесовы усилия.

— Скажите, какие роли играть сложнее, комедийные или серьезные?

— Трудно ответить, потому что четкой границы между комедийной и серьезной ролью, по-моему, нет. По крайней мере, я ее не провожу. Понимаете, как в каждой серьезной роли есть много смешного, так и в каждой комедии есть слезы, даже в трагическом образе может быть юмор. Об этом еще Александр Островский писал. Ведь театр существует для того, чтобы познать человека, человеческое. В этом его суть. А в жизни грустное, смешное всегда идут рядом. Человек — существо противоречивое, в нем столько всякого намешано!

— С вашей точки зрения, действительно нет маленьких ролей, а есть маленькие актеры? Это — аксиома?

— Абсолютная. Ведь вспомните, сколько актеров и актрис, которые всю жизнь играли лишь небольшие, а порой просто эпизодические роли, но при этом они запомнились, стали всенародно любимыми. Иногда одну реплику можно произнести так эффектно, что люди запомнят ее навсегда.

— Вы согласны с тем, что настоящим актером можно назвать только такого, кто играет на сцене театра — вот где подлинное искусство, кино же и телевидение, где многое зависит от монтажа, спецэффектов, менее достойное занятие?

— Категорически не согласен. Считаю, что одно дополняет другое. То, что нельзя сделать в театре, можно в кино, и наоборот. Другое дело, что только кино, телевидение делают актера популярным. На себе это почувствовал после выхода «Адъютанта его превосходительства». Состояние было ужасное! (Смеется.) Нигде не мог ни пройти, ни проехать. Чуть ли не каждый хотел меня остановить и непременно пожать руку... Но в общем, если ты профессионал, то какая разница, где ты играешь — на сцене театра или на съемочной площадке, ты везде будешь выкладываться на все сто. А примитивными, неинтересными, далекими от настоящего искусства бывают не только фильмы да сериалы, но и театральные спектакли.

— Признайтесь, когда вы выходили на сцену, волновались?

— Конечно, причем неважно, выходишь ли ты на премьеру спектакля или играешь его в сотый раз. Дело в том, что работа над той или иной ролью идет постоянно. Утром ты просыпаешься и думаешь, что же еще добавить сегодня вечером, когда выйдешь на сцену, в свою роль. Открою секрет: сотый спектакль ты играешь не так, как играл девяносто девятый, и так далее. Каждый раз стремишься добавить в свою роль какие-то новые краски, оттенки, полутона. Ведь главный враг актера — штампы, от которых надо уметь избавляться. Нужно всегда стараться быть новым, интересным зрителю.

— Как же при такой любви к профессии, возглавляя уже к тому времени Малый театр, вы вдруг согласились в сентябре 1990 года стать министром культуры?

— Сам не пойму. Во всяком случае, я очень долго отказывался, но в итоге меня уговорил Иван Степанович Силаев, бывший в то время председателем Совета министров РСФСР, проще говоря, премьер-министром России. Помнится, мы с семьей отдыхали на своей подмосковной даче в Валентиновке. Вдруг подъезжают двое на черной «Волге». Я как увидел их, почему-то сразу мелькнуло в голове: похоже, приехали с предложением ко мне стать министром культуры. Ну не черной же металлургии! Просто наваждение какое-то. Так и оказалось. Приехавшие гости говорят, что меня хочет видеть Силаев. Я отвечаю, мол, сейчас никак не могу, гуляю с внучкой Сашей, да и вообще отдыхаю. Они вежливо интересуются, когда будет время приехать на встречу с премьер-министром в Белый дом. Я говорю: «Давайте завтра».

Кстати, поскольку сам я никогда не стремился занять место министра, то как-то и не задавался вопросом, кто меня рекомендовал на эту высокую должность. Позже, впрочем, мне рассказали, что это была идея владыки Питирима, с которым у меня были очень хорошие отношения.

При встрече с Иваном Степановичем я с порога ему заявил, что, если соглашусь возглавить министерство, из театра не уйду. Это было моим железным условием. Премьер, к моему удивлению, отреагировал совершенно спокойно: «А кто тебе говорит, что надо уходить? Сможешь совмещать — пожалуйста». Позже все судачили, что я-де необычный министр: до шести вечера нахожусь в Белом доме, а после шести бегу в Малый театр. Что на самом деле было чистой правдой. Днем я был министром, а вечером — артистом, выходил на любимую сцену своего любимого Малого театра! (Смеется.)

Серго Кухианидзе, "Караван историй", май 2023 года

https://7days.ru/caravan/2023/5/yuriy-solomin-ya-c...

Почему же этот автор, писавший так давно, не только не отстал от времени, а даже в чём-то опережает его? Кардинальный вопрос. И в связи со знаменательной датой нам, соотечественникам знатного юбиляра, особенно необходимо глубже осознать масштабы, современное звучание, социальную и художественную значимость его творчества.

С чего начать? Кого избрать первым нашим собеседником по актуальной теме? Слова, вынесенные в заголовок, подсказали: начнём с их автора — Ю.М. СОЛОМИНА, многолетнего художественного руководителя Малого театра, который издавна по праву стали называть Домом Островского.

Воздадим должное создателю национального достояния

— Скажите, Юрий Мефодьевич, что значит для вас и руководимого вами коллектива Александр Николаевич Островский?

— То же самое, что и для всей России, для всего мира: величайший русский драматург. Классик, причём в двух ипостасях — классик литературы и театра.

— А разве можно отделить одно от другого?

— Нет, конечно. Однако у Островского получилось так, что сначала он стал известен читателям, а лишь позднее — зрителям. И уже в самом начале было отмечено: вошёл он в литературу сразу как сложившийся писатель, то есть без какого-то подготовительного периода. Большая редкость!

— Но вошёл-то в основном с пьесами, которые нуждались в постановке...

— Остро взялся начинающий драматург за злободневнейший жизненный материал в своей комедии «Банкрут», написанной в 1849 году. Из-за цензурного запрета на сцене она появилась только через 11 лет — под названием «Свои люди — сочтёмся!».

— Зато потом ставилась бессчётное количество раз, и широко продолжают ставить её сегодня.

— Это можно сказать почти обо всём творческом наследии Александра Николаевича. А ведь оно поистине огромно! Из-под его пера каждый год выходила новая пьеса, а иногда и по две-три. В итоге получается 47 драматургических произведений самых разных жанров. Надо к этому присоединить ещё семь пьес, написанных совместно с другими драматургами. Он же дал русской сцене более двадцати переводных пьес — Шекспира, Гольдони, Гоцци и т.д.

— Наверное, никто другой из отечественных литераторов не оказал такого сильного воздействия на развитие русской драматургии и русского театра, какое со второй половины XIX века следует признать за Островским?

— В ответ приведу строки из письма Александру Николаевичу, посланного в 1882 году писателем И.А. Гончаровым, тоже признанным классиком. Вот что написал он драматургу: «Литературе Вы принесли в дар целую библиотеку художественных произведений, для сцены создали свой особый мир. Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь. Но только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать: «У нас есть свой русский, национальный театр». Он, по справедливости, должен называться: «Театр Островского».

— Замечательное определение!

— И главное — очень точное.

Широта и глубина гения

— Гончаров, как и другие наиболее проницательные современники Островского, ещё вон когда сумел верно оценить уникальное его место в нашей культуре. Однако, согласитесь, такое отношение к сделанному драматургом было далеко не единым. С одной стороны, колоссальный успех у читателей уже первой напечатанной пьесы, а у зрителей — первых спектаклей по его произведениям. Но с другой — яростные нападки недругов, попытки всячески принизить значение того, что он пишет, свести на нет его талант и мастерство.

— Всё так. А скажите, разве не так же было и по отношению к самому Пушкину? Если понять, что искусство, или шире — культура, есть по сути своей борьба добра против зла, то совершенно очевидно: силы зла поднимаются в сопротивлении тем активнее, чем сильнее явление добра в творении таланта, а особенно гения.

Прошедшие два столетия убедительно доказывают, что гений Александра Островского сомнению не подлежит. Так что происки недругов и при жизни его, и теперь меня нисколько не удивляют. Огорчают — да, очень огорчают. И требуют отстаивать величие нашего национального достояния, о чём я помню всегда.

— Гений, как правило, первооткрыватель?

— В широком смысле. Известно, что Островского после появления первых его пьес стали называть «Колумбом Замоскворечья». Имелся в виду мир купечества, из которого вошли в литературу и театр основные действующие лица новой его драматургии: купцы, приказчики, стряпчие, свахи и т.п. Что ж, это не случайно: до того закрытый сей мир обретал в России всё больший вес и влияние. Вот Островский во всей красе и показал «тёмное царство» хищников и стяжателей, самодуров и дельцов. Им, вобравшим в себя «свинцовые мерзости жизни», он вынес свой беспощадный приговор.

Но жаль, я считаю, что в общественном мнении для многих создано представление об Островском только как о «специалисте по купцам». Хотя ведь и в социальном плане он неизмеримо многообразнее: в последующих пьесах его мы видим и дворянство, и чиновничество всякого разряда, и мещан, разночинцев, даже нарождающуюся буржуазию. То есть перед нами широчайшая панорама российской жизни за полвека.

— И с какой выразительностью запечатлённая!

— С выразительностью и удивительной глубиной, что особенно, на мой взгляд, делает лучшие пьесы Островского произведениями навсегда. Он воплотил живые человеческие характеры, подчас в их неоднозначности, многослойности, противоречивости и сложном развитии. Целая галерея интереснейших образов до сих пор остаётся притягательной как для зрителей, так и для исполнителей. Причём всё это в редкостном жанровом многообразии — от комедий до высоких трагедий, от исторических хроник до сказочной «Снегурочки»...

Личный опыт свидетельствует

— То, о чём вы сейчас говорите, казалось бы, должно быть очевидным для всех. Однако попытки «низвержения» Островского продолжаются. А иногда они приобретают прямо-таки патологический оборот, как было во время «перестройки» и ещё хлеще после рокового 1991-го. Сколько несправедливого доставалось тогда в СМИ и Дому Островского — Малому театру! Вы же помните?

— Ещё бы! Договаривались до того, что не нужен он совсем, этот «музейный театр».

— Буквально каждая ваша премьера осыпалась градом огульных обвинений. А ведь это были не только замечательные, но и выдающиеся работы, о чём не раз приходилось мне в то время высказываться на страницах «Правды». Например, о «Лесе» Островского в постановке Юрия Соломина.

— О, это одна из самых любимых для меня пьес Александра Николаевича. Считаю важным вспомнить и тот спектакль, о котором вы сейчас сказали. Но сперва, коли уж речь зашла лично обо мне, сделаем некоторое отступление к началу моей работы в Малом.

Как и все актёры нашего театра, обойти Островского я не мог. Первой стала роль мальчугана Тишки, служащего у купца Большова, в спектакле «Свои люди — сочтёмся». По объёму роль небольшая, но по замыслу драматурга существенная, что я и старался передать. Старания были признаны не напрасными.

А вот следующая роль по Островскому стала для меня в полном смысле слова этапной.

— Вы говорите о «Пучине»?

— Да.

— Я смотрел тот спектакль несколько раз. И результат был один: потрясение. По-моему, это же переживали все зрители.

— Не понимаю, почему «Пучину» редко ставят. Считаю её одной из высот великого драматурга. Пьеса удивительная, настоящая трагедия. И первостепенна тут главная роль — Кирюши Кисельникова, проживающего на сцене переход от состояния самонадеянного и восторженного молодого человека до умопомешательства. Вынужденный под напором обмана поступиться своими нравственными принципами, он падает в пучину отчаяния.

— Психологически сложнейшая роль!

— Некоторые любят противопоставлять Островскому Чехова. Но не надо никого из гениев друг другу противопоставлять! Верно, Чехов в драматургии пошёл ещё дальше, как потом и Горький. Но учились-то они у Островского. Процитирую вам, что написал Антон Павлович, посмотрев в Малом театре постановку «Пучины» 1892 года: «Последний акт — это нечто такое, чего бы я и за миллион не написал. Этот акт — целая пьеса, и когда я буду иметь свой театр, то буду ставить только один этот акт».

— Давайте вернёмся к «Лесу», который вы поставили в «лихие 90-е».

— Замечу, что впервые я поставил его в 1980 году — в Болгарии, в городе Толбухин. И это вообще был мой режиссёрский дебют. А получилось так: я отдыхал на Золотых Песках под Варной, недалеко от города Толбухин, и вот главный режиссёр здешнего драматического театра Стефан Димитров вдруг предложил мне поставить у них какой-нибудь спектакль.

Такое предложение меня удивило, потому что к тому времени я никогда ничего не ставил. Что же оказалось? Они прочитали интервью выдающегося японского режиссёра Куросавы, снявшего недавно фильм «Дерсу Узала», где я играл. Говоря обо мне, на основе нашего общего опыта всемирно знаменитый мастер заявил, что, с его точки зрения, Соломин мог бы успешно заниматься режиссурой. То есть, можно сказать, с лёгкой руки Куросавы я стал режиссёром. И сразу предложил «Лес» Островского.

— А почему?

— Я уже отметил, что это одна из самых любимых моих пьес. Но к тому же мне сказали: она в Болгарии среди самых известных и любимых.

— И как был встречен итог вашей работы?

— Замечательно! Об этом можно было бы долго рассказывать. Но теперь, учитывая определённые жизненные обстоятельства, гораздо актуальнее заострить проблему, которая побудила меня второй раз взяться за постановку «Леса». Это упомянутый вами спектакль, родившийся в трудное время 1990-х и создававшийся мною как программный.

Нужен заслон уничтожению классики

— Какая же проблема побудила вас взяться за тот спектакль?

— Всё злее и подлее разворачивавшееся уничтожение нашей классики. Оно началось двумя путями. Один — просто изъятие того же Островского из репертуара. Как «устаревшего» и современной публике «неинтересного».

Оговорюсь, что происходило это как раз тогда, когда зал нашего театра, например, взрывался аплодисментами во время спектакля «На всякого мудреца довольно простоты». Со сцены звучало: «Да, мы куда-то идём, куда-то ведут нас; но ни мы не знаем — куда, ни те, которые ведут нас. И чем всё это кончится?» Вот он, Островский, такой же «устаревший» и «неинтересный» в других своих созданиях.

Тем не менее во множестве театров к ним перестали обращаться, как никогда. А одновременно возрос и другой способ уничтожения: пьесу как будто ставят, однако узнать её на сцене абсолютно невозможно. Сколько подобных сюрпризов мы с вами обсуждали!

— Да, к началу 1990-х это стало приобретать уже масштаб настоящего бедствия.

— Иначе и не скажешь. Причём мне «повезло» увидеть в разных театрах подряд несколько постановок «Леса», которые прямо-таки повергли меня в шок. Одна называлась «Нужна драматическая актриса», и, честное слово, мне жаль зрителей, не читавших великолепное произведение Островского. В данном случае театр их обокрал, преподнеся подделку.

В другом театре я видел «Лес», где звучали песни Высоцкого, а русский купец устраивал стриптиз. Я очень люблю и уважаю Высоцкого, но какое он имеет отношение к «Лесу»? В этом спектакле купец Восмибратов снимал с себя рубаху, а затем стаскивал ещё и штаны. На актёре оказались плавки импортного производства. Молодёжь хохотала, ей было смешно. А я думал: вдруг эти молодые люди никогда больше не увидят «Лес» и не прочтут пьесу, где такой изумительный язык, такие потрясающие человеческие отношения и столь глубокий философский смысл…

— От смысла в первую очередь и уводят людей, подменяя всё бездумной, пустой и, как правило, пошлой развлекательностью. Ради неё эта натужная модернизация классики, якобы её осовременивание.

— Мы ставили наш «Лес» как ответ на издевательство над Островским. К тому же сильно у него здесь звучит тема искусства, среди главных действующих лиц — актёры. И монологи трагика Несчастливцева, а также всё его благородное поведение взывают к нравственной и художественной высоте. «Мы артисты, а комедианты вы» — вот ключевое заявление рыцаря сцены хозяевам жизни.

— У вас получился действительно во многом программный спектакль. И какой же контраст восприятия! Искренний восторг зрителей, обеспечивший аншлаг, — на фоне уже привычного брюзжания «модной» критики. Вопреки ей вы устояли и продолжили следовать своим путём.

— Путём Островского, так можно сказать. Обращаю ваше внимание на символический факт. Сейчас мы отмечаем 200-летие великого драматурга, а в будущем году отметим такой же юбилей основного здания Малого театра. Как будто самой судьбой было предназначено подготовить тогда Дом Островского. Здесь ему, как автору, будет особенно хорошо. Здесь его отлично понимали и радушно принимали, в этих стенах он был вознаграждён наибольшими творческими радостями. Так что ответственность наша перед ним чрезвычайно велика.

— Мы ещё будем говорить о Малом театре в связи с Островским. Но его 200-летие требует также по достоинству оценить роль нашей великой литературной классики в истории страны. Вот вышло так, что день рождения Островского — 12 апреля — стал много лет спустя Днём космонавтики. Само по себе такое совпадение, конечно, случайно. Однако же люди, обеспечившие первый полёт человека в космос, и сам этот человек, Юрий Алексеевич Гагарин, были ведь читателями пьес Островского и зрителями его произведений. Значит, воспитывались на них, как и на всей классической русской литературе.

— Конечно! На ней воспитывались и наши победители в Великой Отечественной войне. Если говорить об Островском, его в предвоенные 1930-е годы театры ставили всё больше и больше. А на киноэкран вышли замечательные фильмы — «Бесприданница» Якова Протазанова и «Гроза» Владимира Петрова; несколько позднее к ним прибавятся «Без вины виноватые» с Аллой Тарасовой в главной роли. И фронтовые бригады советских артистов очень часто приезжали к бойцам со сценами из пьес Александра Николаевича.

— Повышенный интерес к нему сцена и экран не снизили и после войны. Вы же помните, что тогда получил распространение необычный киножанр — фильм-спектакль. Лучшие театральные спектакли в ускоренном порядке переносились на киноплёнку. Больших дополнительных затрат тут не требовалось, зато спектакли эти могли видеть по всей стране. Вы же школьником наверняка смотрели их у себя в Чите?

— Очень много смотрел.

— Ну и я тоже — в своей рязанской глубинке. Некоторые пересматривал по нескольку раз. Например, «На всякого мудреца довольно простоты» в постановке Малого театра, где Глумова блистательно играл Михаил Царёв.

Напомню ещё и предпринятое сразу же по окончании войны массовое переиздание наших крупнейших классиков. Это были тома избранного — в большом формате и объёме.

— Да-да, том Островского вместил, наверное, более половины его творений. Главную свою задачу, как и другие наши литературные гиганты, сам он видел в том, чтобы люди становились лучше. К Юрию Гагарину, будущему космонавту №1, тоже потом это относилось.

Нашествие не только извне

— И вот мы дожили: так называемый коллективный Запад объявляет «отмену» русской культуры.

— Глупость, конечно, полная. Но не безвредная. Особенно в сочетании с теми попытками уничтожить отечественную классику, которые предпринимаются в собственной нашей стране. Недаром в связи с Островским мы подняли сегодня эту проблему.

— Хочу ещё на ней задержаться. Повод — судьба Татьяны Васильевны Дорониной и МХАТ имени М. Горького, которым она руководила более тридцати лет. Вы знаете, как драматично это для неё обернулось.

— Возмущение происшедшим в своё время уже высказал.

— Теперь и меры определённые приняты, так что остаётся надеяться на лучшее. Но меня всё-таки не отпускают два вопроса. Первый: как в принципе могло такое произойти? И второй: а сделаны ли надлежащие выводы?

— Я знаю, что при Дорониной по отношению к русской классике МХАТ снова стал рядом с Малым. Там работали в качестве приглашённых наши режиссёры, много ставили, в том числе Островского.

— Не только много, но и добротно. А вот новый художественный руководитель по фамилии Бояков, назначенный вместо Дорониной, русскую классику полностью отменил. Когда же, по прошествии значительного времени, была объявлена премьера «Леса», это оказался просто ужас ужасный. Самая настоящая карикатура, в которой трудно было уловить хоть что-то от подлинного Островского!

— Надо же, опять «Лес» попал под раздачу…

— Что попал, ещё не всё. По телеканалу «Культура» (!) я услышал развёрнутое обоснование, насколько это правильно и хорошо.

— А от кого услышали?

— Это была пространная и в определённом смысле концептуальная передача, в которой высказывались многие единомышленники, включая постановщика «Леса» у Боякова. Посвящена же она была 30-летию театрального фестиваля «Балтийский дом», обосновавшегося в Петербурге.

— Фестивали сейчас всякие случаются. Чем этот примечателен?

— Про что я и хочу вам сказать. Подводя итог за три десятка лет, они пришли к выводу, в чём состоит главная их заслуга. Оказывается, посмотрев очередной спектакль по классической пьесе, большинство зрителей уже перестали возмущаться, как раньше: «Да где же здесь Островский?» Или, допустим, Гоголь, Чехов…

— То есть приучили людей, что присутствие автора такого масштаба в созданном им произведении не обязательно или даже нежелательно?

— Именно так!

— Повторюсь: это я воспринимаю как бедствие. Сколь бы ни был талантлив режиссёр, не имеет он права подменять собой классику, до неузнаваемости переделывать того же Островского, вложившего в пьесы свой гений. Раскрыть максимально глубину этого гения и донести его силу до зрителей — вот наш долг.

— Получается, однако, что на сегодня культура у нас существует как бы двумя домами: есть Дом Островского, но есть и этот злосчастный «Балтийский дом». Хотя вытворяемое им следует называть не культурой, а точнее — антикультурой. Борьба тут неизбежна?

— Разумеется. Она шла, идёт и, наверное, будет идти.

Юбилей — тоже борьба. И большая работа...

— Стоит, Юрий Мефодьевич, посвятить наших читателей в то, как встречает 200-летие своего основоположника Малый театр. Скажу вам, что несколько последних дней я провёл здесь, в этом вашем здании, немало узнал и увидел собственными глазами.

— Значит, будем рассказывать читателям вместе.

— Первое, что отмечу, — огромный зрительский интерес к вашим спектаклям, среди которых как автор Островский неизменно на первом месте. Я поинтересовался в кассе, как с билетами, и в ответ услышал: «Аншлаг... аншлаг...» Это в театре, который когда-то всерьёз предлагали отменить как «музейный».

— Провалились те наскоки с треском. А Островский, вы правы, у нас по-прежнему вне конкуренции. Сейчас в репертуаре Малого 14 постановок по его пьесам. Три из них — новые, подготовлены к юбилею: «Женитьба Бальзаминова», «На бойком месте» и «Горячее сердце».

— А есть у вас, я знаю, по Островскому и спектакли-долгожители.

— Да, например, «Бешеные деньги» и «Волки и овцы» поставлены Виталием Николаевичем Ивановым около тридцати лет назад и с успехом идут до сих пор.

— Меня восхитило ещё одно обстоятельство, свидетельствующее о многом. Хорошей идеей у вас стало проведение дневных экскурсий по Малому театру, и сколько же людей они привлекают! Не только москвичей. В одну из суббот я решил стать участником такой экскурсии. Прибыло, как оказалось, около двухсот человек из города Иваново, и Татьяне Юрьевне Крупенниковой, которая возглавляет музейно-информационный центр вашего театра, пришлось разделить их на несколько групп. Сама она вела экскурсию так интересно, что даже я заслушался и узнал немало нового, а гости потом дружно благодарили её от всей души.

— Такие экскурсии в основном посвящаются сейчас тоже юбилею Островского. Наверняка вас познакомили и с нашей новой постоянной экспозицией под названием «Пространство автора». Выставка мультимедийная: можно в электронном виде пролистать на экране прижизненные публикации пьес Александра Николаевича, рассмотреть его рукописи.

— Всё это великолепно сделано.

— А ещё одну выставку, ему же посвящённую, мы представим в нашем Новом Щепкинском фойе. Но особое значение придаём работе, которая призвана способствовать дальнейшему утверждению творчества Островского в театрах нашей страны и повышению уровня этих спектаклей во всех отношениях. Вы помните, как в суровом 1993-м мы начинали у себя Международный фестиваль «Островский в Доме Островского»?

— Это стало тогда, без преувеличения, событием исключительной важности. В труднейший момент вы сумели отобрать действительно лучшие постановки пьес Островского в театрах России и других недавних советских республик. Показ их на фоне обострившегося стремления «покончить с Островским» воспринимался как убедительный вызов этому безумству, а вместе с тем приобрёл для участников конкретный учебный характер. Помню, как радовался Виктор Сергеевич Розов, ставший членом жюри...

— Ну вот, а теперь у нас состоится уже 13-й такой фестиваль. Для участия в нём было подано 78 заявок. В результате отбора взыскательной комиссией в московскую афишу фестиваля вошли 14 наименований. География представленных театров широчайшая: Йошкар-Ола и Кинешма, Барнаул и Калуга, Ирбит и Челябинск, Кудымкар и Тверь, Москва и Санкт-Петербург; особо выделю Луганск и Минск.

— Меня привлекло новшество, также родившееся у вас в предъюбилейный период. Говорю о режиссёрской лаборатории «Постигая Островского». Постигать — очень важная цель, обозначенная в названии.

— Согласен. Мы и поставили эту цель, чтобы помочь начинающим режиссёрам разных театров в освоении глубочайшего классика на основе драгоценного опыта Дома Островского.

Назову ещё наш проект под названием «Реальные места вымышленных героев». У нас теперь есть своя киностудия, и мы намерены снять документальный фильм, в котором можно будет увидеть, где происходило действие ряда известнейших пьес Александра Николаевича.

Рассматриваем такой фильм как часть нашей просветительской работы. Чем больше нынешние наши современники будут знать о жизненном и творческом подвиге писателя, тем надёжнее гарантия дальнейшего расширения численности его читателей и зрителей.

— Вклад Малого театра в это трудно переоценить.

— Потому 200-летие А.Н. Островского для нас особенный праздник. Но хочется подчеркнуть, что юбилей этот надо воспринимать и как праздник всей нашей страны. Он поднимает гордость за русскую культуру, а одновременно ответственность за её защиту от поруганий.

Полвека назад, в 1973-м, когда отмечалось 150-летие достойнейшего сына России, на впечатляющем всесоюзном торжестве выступал народный артист СССР Михаил Иванович Царёв. А завершил он свою прочувствованную речь так:

«Островский — драматург на все времена. Он — не только наше вчера и наше сегодня. Он — наше завтра, он впереди нас, в будущем. И радостным представляется это будущее нашего театра, которому предстоит открыть в произведениях великого драматурга огромные пласты идей, мыслей, чувств, которые не успели открыть мы…»

Вот к чему следует стремиться как сегодняшним, так и грядущим мастерам отечественной культуры.

Виктор Кожемяко, "Правда", 6 апреля 2023 года

https://kprf.ru/activity/culture/217757.html

27 марта, в Международный день театра, в Российской Государственной Библиотеке для Молодежи (особняк Носова) прошла встреча народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина со зрителями. В ней принял участие народный артист России Виктор Низовой. После выступления Юрия Мефодьевича был показан фильм Дениса Бродского "Его Величество Актёр".

Фоторепортаж Евгения Люлюкина и Кирилла Алексеева.

[GALLERY:683]

27 марта в филиале Российской Государственной Библиотеки для Молодежи (особняк Носова) пройдет встреча с худруком Малого театра народным артистом СССР Юрием Соломиным и показ фильма "Его Величество Актёр" (2017). На встрече также выступят народный артист России Виктор Низовой и автор фильма Денис Бродский. Вход свободный. Начало в 19:00.

Количество мест ограничено. Просьба приходить заранее.

Адрес: ул. Электрозаводская, 12, стр. 1

Метро «Электрозаводская»

Телефоны для справок: +7 499 670-80-01 (доб. 600)

3 февраля Законодательное собрание Забайкальского края приняло постановление о присвоении художественному руководителю Малого театра Юрию Соломину звания почетного гражданина Забайкальского края. Предложение присвоить Юрию Мефодьевичу звание в Заксобрание региона внес губернатор Александр Осипов. "Юрий Мефодьевич не теряет связь с Забайкальем, является одним из ярких представителей мира искусств - выходцев из Забайкальского края", - уточняется в пояснительной записке.

От души поздравляем Юрия Мефодьевича с присвоением этого почетного звания и желаем хорошего настроения!

21 января в Центральном Доме Российской Армии имени М.В. Фрунзе состоялся творческий вечер художественного руководителя Малого театра Юрия Соломина. Вечер прошел в рамках проекта Минобороны России «Встреча с настоящими людьми», в разное время гостями проекта становились: Владимир Гостюхин, Ирина Роднина, Вениамин Смехов и др.

[GALLERY:655]

Ведущей была актриса, певица, радио- и телеведущая Илона Броневицкая.

Юрий Мефодьевич говорил о своих учителях, замечательных людях, с которыми его сталкивала профессия, о детстве в Чите и родителях, о поступлении в Щепкинское театральное училище. Рассказал о самых значительных фильмах в своей кинокарьере: об «Адъютанте его превосходительства» и «Блокаде», о работе с японским режиссером Акирой Куросавой в «Дерсу Узала» и съемках в «Мелодиях белой ночи» Сергея Соловьева, об одной из последних киноработ – фильме «Московская сага».

В этот вечер был показан также фрагмент документально фильма о Юрии Соломине «Его Величество Актер» (режиссер Денис Бродский) – репетиции и закулисье спектакля «Филумена Мартурано» Эдуардо Де Филиппо (режиссер Стефано Де Лука).В конце встречи поблагодарить Юрия Мефодьевича на сцену вышли директор Департамента культуры Минобороны России Артем Горный и начальник Центрального Дома Российской Армии Василий Мазуренко, вручившие ему знак отличия Минобороны России «За военно-шефскую работу».

Юрий Соломин: «Честно вам скажу, я не люблю готовиться к подобным встречам, для меня достаточно знать, куда именно я приглашен. Я всегда говорю от имени Малого театра, старейшего русского театра, где скоро мы будем отмечать 200-летие Островского. Очень важно, чтобы молодое поколение сохраняло память о своей стране, ее истории, о своем родном языке, чтобы смотрели те фильмы, которые формируют и воспитывают в них лучшее».

Дорогие друзья!

Предлагаем вашему вниманию видеозапись презентации книги Елизаветы Соломиной «Виталий Соломин. Мой круг на земле» из серии «Библиотека Малого театра» (19 декабря 2022 года, Малый театр, Новое Щепкинское фойе).

Напоминаем нашим читателям, что приобрести книгу можно в кассе Малого театра с 17:00 до 20:00 (цена - 1700 р.).

В новом сезоне Малый театр запустил новый проект — «Диалог времен. По страницам истории», целью которого является просмотр исторических спектаклей Малого и последующее его обсуждение молодым поколением зрителей и приглашенными политологами и историками с участниками постановки (исполнителями главных ролей и режиссером).

На сегодняшний день прошло две подобных встречи — после просмотра спектаклей «Большая тройка (Ялта 45)» и «Петр I».
Гостями были студенты ведущих вузов Москвы, в том числе курсанты. Среди приглашенных также был директор Департамента культуры Минобороны России Артем Владимирович Горный. По итогам этих встреч было принято решение о начале сотрудничества.

24 ноября в 14:00 в Новом Щепкинском фойе Исторической сцены состоялось подписание соглашения о сотрудничестве между руководством Малого театра в лице художественного руководителя Юрия Мефодьевича Соломина и директора Тамары Анатольевны Михайловой и Департаментом культуры Министерства обороны Российской Федерации в лице директора Артёма Владимировича Горного.

Художественный руководитель Малого театра народный артист СССР Юрий Соломин: "История Малого театра со дня его основания в 1756 году всегда была связана с историей нашего государства. Во все времена, хорошо ли, плохо за окном, Малый театр отстаивал русскую культуру, наш богатейший русский язык и литературу. Я вспоминаю своих предшественников, своих учителей, Михаила Царёва, Игоря Ильинского, Елену Гоголеву, Веру Пашенную, великих «стариков» и «старух» Малого. Какими они были, сколько сил отдавали на то, чтоб театр никогда не останавливал свою работу, ни в какое время, даже самое тяжелое. Они для нас – пример, это то, чем мы гордимся, и то, чему должны следовать".

Директор Малого театра Тамара Михайлова: "Буквально перед началом нашего мероприятия мы встретились с представителями Луганского академического русского театра, куда в середине ноября ездили на гастроли со спектаклем «Поздняя любовь» по Островскому. По итогам нашего обсуждения мы решили поддержать этот театр, помочь нашим коллегам из Луганска. Заключили договор – и передаем им деньги на покупку автобуса для театра. Это те средства, которые мы заработали, проведя недавно благотворительный спектакль в выходной день. Дополнительно обсудили и вопрос постоянного сотрудничества между нашими коллективами. Что касается подписанного сегодня соглашения с Департаментов культуры Минобороны России, то уже 19 декабря в рамках этого договора мы приглашаем наших зрителей на спектакль «Снежная королева», все средства от продажи билетов которого мы тоже направим на благотворительные цели".

После официальной части прошла театрально-концертная программа с участием артистов Малого театра — заслуженного артиста России Василия Дахненко, лауреата Государственной премии России Игоря Петренко и актрисы Мари Марк.

Фоторепортаж Евгения Люлюкина

[GALLERY:647]

Дорогие друзья!

29 октября в Малом театре состоялось юбилейное представление комедии Э.Скриба и Е.Легуве "Тайны мадридского двора". Спектакль украшает наши подмостки вот уже целых 25 лет, прошел уже более 600 раз, сменились исполнители почти всех ролей, но в зале всегда царит праздничная атмосфера, билеты раскуплены и, когда дают финальный занавес, зрители не скупятся на аплодисменты. Поздравить участников постановки приехал художественный руководитель Малого театра народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин.

"Вы будете аплодировать нашим актерам, - сказал Юрий Мефодьевич, приветствуя зрителей юбилейного спектакля. - Им есть, за что аплодировать, - профессия сложная. Можно подумать, что артист выходит и у него все сразу получается. Ничего подобного. Нужна работа и работа "с сердцем". Если этого нет, лучше уходить из профессии.
Я приветствую от имени нашего коллектива вас всех, пришедших посмотреть классический спектакль. Думаю, что многие из вас пришли на него не просто так, а зная, что это такое. Спектакль идет 25 лет! И все 25 лет главную роль играет моя ученица - народная артистка России Елена Харитонова. Спектакль объехал все большие города России, где он только не был! Я желаю успеха этому спектаклю и думаю, что мы вас не подведем!"

Фоторепортаж Николая Антипова

[GALLERY:641]

О любви к прогулкам на природе, о том, что Москва — вне конкуренции, и о новом сезоне в Малом театре.

Я родился…

В Чите, в Забайкальском крае.

Сейчас живу…

В Москве.

Гулять люблю…

На даче в Валентиновке со своими собаками.

Мой любимый район в Москве…

Патриаршие пруды.

В Москве лучше, чем в других городах…

Москва — а я бывал во многих великих столицах — ни с кем не конкурирует. Тут своя прекрасная архитектура, много парков, зелени, театров и музеев.

Мне не хватает в Москве…

Свободного времени, чтобы чаще бывать на природе. Я очень привязан к даче, где чудесный воздух, деревья, мои любимые животные, которые меня ждут. Там я отдыхаю душой.

Если не Москва, то…

Чита. Моя родина, где тоже чудесная природа. Вокруг Читы много лесов, гор, озер. Я очень люблю этот город.

Меня можно чаще всего застать кроме работы и дома…

Кроме Малого театра чаще всего, конечно, бываю в Щепкинском театральном училище, где у меня сейчас выпускной четвертый курс.

А так почти все время я провожу в театре. А родной Малый театр — уже 65 лет это не работа, это моя жизнь. Ему служили мои учителя Вера Пашенная, Александра Яблочкина, Варвара Рыжова и другие великие «старухи» Малого театра. Тут выходят на сцену мои ученики. Сейчас в самом разгаре подготовка к фестивалю «Островский в доме Островского», который пройдет в апреле 2023 года, к 200-летию этого великого драматурга.

В новом сезоне…

В Малом театре советую посмотреть «Собачье сердце». Этот спектакль мы поставим к юбилею нашего замечательного артиста Василия Ивановича Бочкарева. Премьера в декабре. А в марте 2023 года представим новую версию «Свадьбы Кречинского» по пьесе Александра Сухово-Кобылина. Этот музыкальный спектакль шел на нашей сцене 25 лет назад в постановке Виталия Соломина, где он играл главную роль. Над новым спектаклем сейчас работает Алексей Франдетти.

Анастасия Барышева

https://moskvichmag.ru/lyudi/eto-moj-gorod-akter-i...

Дорогие друзья!
17 сентября в Доме русского зарубежья им. А. Солженицына прошел специальный показ фильма Дениса Бродского «Память крови», приуроченный к 65-летию творческой деятельности Юрия Мефодьевича Соломина. Перед началом показа Юрий Мефодьевич встретился со зрителями, рассказал о самом фильме и его создателях.

Фоторепортаж Фатимы Аликовой и Николая Антипова

[GALLERY:632]

Специальный показ фильма «Память крови» и творческая встреча с народным артистом СССР Юрием Соломиным.

Дом русского зарубежья им. А. Солженицына, киноклуб «Русский путь» совместно с Малым театром России к творческому юбилею Юрия Соломина (65 лет на сцене Малого театра) представляют специальный показ фильма Дениса Бродского «Память крови» и встречу с народным артистом СССР, художественным руководителем Малого театра Юрием Соломиным.

17 сентября, 2022, 19:00, 4-й этаж.

Адрес: ул. Нижняя Радищевская, дом 2. Метро Таганская-кольцевая.

«Память крови» - это фильм о поколенческой, родственной памяти, которая дает силы жить, творить и наследовать следующему поколению.

Главный герой фильма- народный артист СССР Юрий Соломин отправляется с гастролями Малого театра в Читу, город своего детства.

Фильм является не только хронологией событий, это - фильм-размышление, фильм-воспоминание о родителях, учителях, друзьях, это общение с коллегами, учениками, домашними животными, встречи со зрителями; и все это - верная, непреходящая память большого человеческого сердца...

1 августа исполнилось 65 лет служения подмосткам Малого театра его художественного руководителя народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина. От души поздравляем нашего дорогого худрука с этим замечательным событием и желаем Юрию Мефодьевичу крепкого здоровья, бодрости духа и еще многих лет плодотворной работы на благо Малого театра!

18 июня отмечает день рождения художественный руководитель Малого театра народный артист СССР Юрий Мефодьевич Соломин. От души поздравляем Юрия Мефодьевича и желаем ему крепкого здоровья, хорошего настроения и, конечно, еще много лет оставаться флагманом Малого театра, его силой и опорой!

Сегодня мы предлагаем вам посмотреть два спектакля, в которых Юрий Мефодьевич исполнял главные роли: "Царь Федор Иоаннович" А.К.Толстого и "Филумена Мартурано" Э. Де Филиппо.

Завтра, 18 июня, у народного артиста СССР, Героя Труда России, полного кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» Юрия Соломина день рождения. Ему без одного дня 87, но как же трудно встроиться в его деловой график — даже театральному обозревателю «Труда», с которым у Юрия Мефодьевича давние добрые отношения! Выпуск премьер, репетиции уже идущих спектаклей, вводы новых исполнителей, подготовка к гастролям — Соломин держит руку на пульсе Малого театра ежесекундно, служа его художественным руководителем с 1988 года.

— Юрий Мефодьевич, почему принято говорить: «Я служу в театре», а не «работаю»?

— Потому что это понятие того же рода, что служба Отечеству. Наши старые мастера служили Дому Островского всем телом и душой, передавая накопленный опыт следующему поколению. Когда я пришел в Малый после окончания Щепкинского училища, то застал в нем Елену Николаевну Гоголеву, Веру Николаевну Пашенную, Татьяну Петровну Панкову, Николая Афанасьевича Светловидова. Уж не говорю о Борисе Андреевиче Бабочкине, Михаиле Ивановиче Цареве, Михаиле Ивановиче Жарове — это была самая мощная труппа в Москве. В таком театре нельзя просто работать.

— Сейчас вновь много говорят об идеологии, хотя некоторое время само понятие это считалось отжившим. А что думаете вы на этот счет?

— Если под идеологией понимать творческую политику, то как же без нее? Это одна из главных скреп в деятельности любого творческого коллектива. Если речь о Малом театре, то у нас весь репертуар, считайте, идеологический, поскольку в основе его — классическая литература, нацеленная на сохранение и процветание русского языка, русского духа, самой России.

Вспоминаю свои отроческие годы в Чите, пришедшиеся на Великую Отечественную войну. Тогда никому в голову не могло прийти издеваться над русской литературой так, как это делают сейчас некоторые наши «продвинутые» театры, не только переписывая содержание пьес, но и заменяя их идейный смысл режиссерскими кунштюками.

— В следующем году мы будем отмечать 200-летний юбилей Александра Островского. Так хочется, чтобы к этой дате прибыло спектаклей по-настоящему глубоких, добрых, красивых — и современных.

— Постоянно твержу об этом нашему директору Тамаре Анатольевне Михайловой. И слышу в ответ: «Вы бы хоть посчитали, сколько пьес Островского идет в нашем репертуаре». Считаю — получается 15. Делать нечего, будем играть на Большой сцене и в филиале на Ордынке 15 спектаклей подряд, включив их в программу национального театрального фестиваля имени Александра Островского. Напоминая тем самым миру, в том числе не слишком дружественной к нам его части, что у русского психологического театра есть будущее.

Помните старую шутку насчет «не дождетесь»? Так вот, кроме шуток: у нас Юрий Иванович Каюров в 95 лет, Лилия Витальевна Юдина в 93 года, Ольга Александровна Чуваева в 92 года играют так, что у молодых от восхищения глаза загораются. А сами эти молодые! Сходите хотя бы на «Последний срок» Валентина Распутина, выросший из дипломного спектакля моей жены Ольги Николаевны. К сожалению, ее уже нет, и я не могу сказать, что время лечит душевные раны. Но ничей труд не пропадает бесследно, традиция живет, и это помогает выстоять.

— Ваши бы слова о ценности традиций да в уши нашим теперешним начальникам от культуры, вдруг принявшимся без разбору сливать московские театры...

— Если бы у меня был случай поговорить с главой департамента культуры Москвы Александром Кибовским, я бы ему посоветовал пройти ликбез по истории столичных коллективов. Тогда, возможно, он что-то изменил бы в своих решениях насчет объединения театров с абсолютно разной эстетикой, вроде студенческого «Моста», недавно обратившегося ко мне за помощью, и академического Театра имени Моссовета. А как можно было сгонять под одну крышу театры «Сфера» и «Эрмитаж»? Кстати, господину Кибовскому не мешало бы знать, что в театре «Сфера» почти вся труппа состоит из выпускников Щепкинского училища, поскольку худрук театра Александр Коршунов, сын прославленных Екатерины Еланской и Виктора Коршунова, преподает в этом учебном заведении. Так что если Александру Викторовичу, много игравшему и ставившему у нас, придется совсем невмоготу, буду рад вновь видеть его в стенах Малого.

— Александр Коршунов пытался вразумить сотрудников департамента культуры, но ему категорично ответили: как мы решили, так и будет.

— Как это решили?! А театральная общественность, а Союз театральных деятелей, с которым даже не посоветовались: Уж сколько раз твердили миру: культурой должны заниматься профессионалы, иначе беда. Что, на мой взгляд, уже происходит с кинопродукцией на федеральных телеканалах. Есть там сегодня фильмы уровня «Семнадцати мгновений весны» или «Адъютанта его превосходительства»? Если посмотреть навскидку пару-тройку теперешних сериалов, такое впечатление, будто сценарии пишет одна бригада поденщиков, «заселяющих» страну исключительно мошенниками и убийцами, в крайнем случае — полицейскими, которые мало чем отличаются от паханов.

Недавно мне предложили кинопроект с местом действия в Забайкалье, видно, посчитав, что раз я выходец из тех мест, то соглашусь не глядя. Как бы не так! Материал оказался настолько примитивным, что мне показалось кощунственным вновь сниматься с ним в местах, где когда-то великий Акира Куросава снимал своего «Дерсу Узала», получившего «Оскар». Сила той ленты была такова, что, приезжая в Японию, я чувствовал себя чуть ли не национальным героем, где сыгранного мной Владимира Арсеньева знали и любили все.

— А сегодня вас могут в эту самую Японию вовсе не пустить.

— Что значит — не пустить? Будь моя воля, я бы дал свободу перемещения всем, кто того хочет. Не нравится вам сейчас в России, попавшей под санкции? Езжайте куда глаза глядят. Правда, для людей, в которых живет родственное чувство к стране, давшей им жизнь, профессию, карьеру, это невероятно трудный, невозможный шаг. Впрочем, решать судьбу других не берусь, но полагаю, с моими учениками — Людмилой Поляковой, Людмилой Титовой, Василием Бочкаревым — ничего подобного бы не приключилось. Они прикипели к Малому театру на всю жизнь.

Это к вопросу о служении и просто работе...

Любовь Лебедина, "Труд", 17 июня 2022 года

https://www.trud.ru/article/17-06-2022/1417223_pro...

В Малом театре жизнь крутится вокруг бессменного худрука – Юрия Соломина. Юрий Мефодьевич ещё не обедал, строго предупреждают меня, помните, что он не обедал. Потом будет врач, помните про врача. Юрий Мефодьевич очень вежливый, он будет с вами говорить столько, сколько нужно, поэтому, пожалуйста, контролируйте время.

«А он тут, в театре, обедает?» – уточняю я. – «Он тут, в театре, живёт».

Соломин только что вернулся с Малой сцены на Ордынке – вёл генеральную репетицию. Потом к нему заходит директор с кем-то ещё – смотрят какие-то бумаги. Я подглядываю в оставшуюся приоткрытой дверь – старенький, красивый, – и немного трепещу.

Юрий Мефодьевич встречает нас в костюме. И меховых чунях, похожих на домашние. «Вы просто говорите помедленнее», – командует он мне. Впрочем, мне почти не приходится говорить, я плыву в потоке воспоминаний, смеюсь, когда он начинает играть для меня свою жизнь – как на сцене, и два раза чуть не плачу.

«Может быть, потому, что я уже старый»

– Чита была очень хорошим городом: тихим, спокойным, машин было мало. Асфальт был. Была Калининская улица асфальтированной (это сейчас Амурская, но для меня осталась Калининской). Многие другие центральные улицы были заасфальтированы, улица, где центральная площадь, мы жили там.

Ещё в Чите был очень красивый парк ОДОСА – всегда приезжали летом артисты, гастролировали. Дай бог здоровья тем, которые ещё остались живы. Я считаю, что они мне очень много помогли. Великие артисты: Шуров и Рыкунин. Они показывали настоящую эстраду.

Не то, что сейчас горлопанят по телевидению – в масках. Я не понимаю, зачем эта маска, когда уже ежу ясно, есть ли у тебя слух, и понимаешь ли ты что-то. А кого разыгрывают, не понимаю. Может быть, потому что я уже старый.

На той же улице Калинина было красивое здание напротив кинотеатра «Забайкалец» (сейчас там какое-то министерство находится). Это был клуб Забайкальской железной дороги, и отец там был хормейстером, он организовал хор. Хор пользовался большим успехом, и они даже привозили его году в 49-м в Большой театр на фестиваль. Я ещё в школе учился тогда.

Отец играл на всех струнных инструментах, и он откуда-то из деревни выбрал семейских колхозников и сделал из них ансамбль. Кто на гитаре играл, кто на скрипочке, кто на балалайке, а он играл на всех струнных инструментах.

С мамой они сначала поступали в консерваторию в Ленинграде, и их приняли. Она училась вокалу, у неё голос был хороший, меццо-сопрано, очень низкий, а отец – на дирижёрском факультете. Они проучились там полгода, и мама заболела. А у неё две старшие сестры умерли от какой-то болезни, когда они ещё в Омске жили, все здорово напугались. А она выжила. Но потеряла голос, связки. Поэтому, проучившись полгода, они уехали, потому что ей сказали, что надо лечиться. Отец сразу бросил учиться и с ней переехал в Читу. И вот, они так прожили там всю жизнь.

«Юрка, достань Витальку!»

Мама потом работала в Доме пионеров, занималась хором. Дома часто отбирала репертуар. А отец работал на нескольких предприятиях. Он приходил, сваливался, а мама: «Мефодий, послушай, я подобрала для дома пионеров материал». Он говорил: «Давай-давай». И она садилась за рояль, играла.

Если это было лето, она открывала окно (мы на первом этаже жили). Собиралась вся наша деревня, там два дома у нас было: «Иди, иди, Зинка играет и поёт!».

Когда она увлекалась, её отпускали бытовые заботы, она так красиво пела! А отец, уставший, засыпал. Она его тормошит: «Мефодий, это подходит?». Он сквозь сон: «Подходит, подходит!» (изображает полусонного отца, смеётся).

Репертуар был хороший: «У дороги чибис, у дороги чибис, он молчит, волнуется, чудак» (поёт). Они чуть ли не подпевали все, а потом аплодировали.

Сейчас смешно, конечно, и мы смеялись, но она получала аплодисменты с улицы из окна. Я сейчас очень дорожу ими.

— Это где было?

– Этого дома уже нет. На этом месте построили пятиэтажку, и мама с отцом получили в ней квартиру, на Ленинградской, Виталька там вырос с ними.

– Почему вы оба, несмотря на обилие музыки вокруг, поступали в театральное, а не музыкальное училище?

– Я не любил. Мама меня заставляла. Я ноты все знаю, я знаю музыку прекрасно, у меня хорошая память, но… И Виталька тоже сбежал. Он же моложе был меня на 6 лет. А мне уже было 18, я учился в десятом классе. Мама мне кричит: «Юрка-Юрка, иди достань Витальку, он не хочет заниматься». Я говорю: «А где он?» – «Под роялем!».

Это комедия, если сделать, такая комедия! И я лез, брал палку и лез. Виталька кричит: «Не хочу, не хочу-у-у». Потом она и от него отстала, потому что Виталька занимался спортом очень хорошо.

«Соломин, вот давай выучи»

– Какое ваше первое детское воспоминание?

– Самым первым я вспоминаю сразу школу. Я учился в пятой школе, она была мужская. Виталька в четвёртой учился. Четвёртая сначала была женская школа. Пятая находилась там же, где и сейчас находится (на Профсоюзной, выше Петровской – авт.), во дворе.

А с первого класса я начал учиться в школе, которая была прямо рядышком с железнодорожным вокзалом. Это была деревянная одноэтажная школа, там был садик. Нет её уже, снесли.

Но уже в третьем-четвёртом классах учился в пятой, где был эвакогоспиталь. В этом госпитале я даже выступал когда-то перед ранеными, когда учился не то в первом, не то во втором классе.

У нас была учительница Наталья Павловна Большакова. Видите, помню! Она столько хорошего сделала для всех. И для меня тоже. Это моя первая учительница.

А потом была химичка, Елизавета Ивановна. Она же завуч школы, она же классный руководитель, такая очень жёсткая женщина. У меня тоже очень много воспоминаний о ней.

Была учительница литературы. Она маленькая такая, часто ходила в пришкольном парке. И когда проходили поэтов, она всегда говорила: «Соломин, вот давай выучи». Я говорю: «А что?» – «Что захочешь». И потом, когда был русский язык или литература, она спрашивает: «Ну как?».

И вот так шло, шло, и всегда я читал то, что мы проходили. И Пушкина, и Лермонтова, и современных авторов, и так далее. А потом, один раз, это был, наверное уже класс восьмой, и мы проходили Толстого – «Война и мир», «Воскресенье». И мне сказала: «Ну, Юра, давай тоже выбери, что хочешь».

Ну, я ухватился за монолог Андрея Болконского, его монолог, когда он раненый лежит. «Небо Аустерлица». Но я его не выучил. Это такой философский, глубокий текст… Это теперь я знаю, что такое глубина для актёра, а тогда я был сопляк, мне было каких-нибудь 14 лет. Я читал, читал… И когда она меня вызвала, сказал: «Я не знаю, почему, я не выучил». Ну, она не стала глубоко копаться, почему я не выучил – она поняла. Вообще были хорошие люди педагоги.

– А одноклассники?

– Я сидел на второй парте у двери с другом Владькой Селивановым. Он был очень хороший художник у нас в Чите, и он рисовал на каких-то бумажках кадры, кадры. А я уже их прочитывал. И вот мы устраивали такое… И нам доставалось от педагогов, что мы не слушаем. Но вот таким образом я стал артистом, а он – художником.

Он был в Союзе художников у нас. Потом я как-то приезжал после училища, ещё просил Владьку, чтобы он следил за могилой отца, и вот он её подкрашивал. Хороший парень.

– Часто приезжали после школы?

– Каждый год. После первого курса, после второго, после третьего курса училища. Ехал шесть суток на поезде. Всё было очень сложно, денег было не так много, отец болел очень сильно, он уже лежал, когда я заканчивал.

К тому времени и Виталий тоже стал поступать в училище. Хотя он человек очень спортивный был, занимался спортом: боксом, коньками, хоккеем, но проявился он вот так.

Елизавета Ивановна

– А почему вы в Москву уехали поступать?

– А куда ещё? Я увидел фильм «Малый театр и его мастера» в 49-м году. И меня потрясли и театр, и артисты, и театральное училище имени Щепкина. А больше я не знал, куда.

…Тут надо опять про химичку рассказать. По физике и химии я не был специалистом. По литературе, истории – да, а это нет. И вот, она такая была… Вся такая из себя… Подойдёт к окну на четвёртом этаже, смотрит туда… «Соломин, к доске». Я туда иду, Юрка Князькин, Володька Попов (они потом учились в МАИ, инженерами стали) подсказывают, руками машут… Я чего-то пишу, весь в мелу… Она не глядя, поворачивается: «Ну, ладно, хватит».

Шла к столу, брала ручку, открывала журнал и так же, не глядя на меня: «Тебе тройки хватит?» Я: «Хватит, хватит!». Вот это я ни-ко-гда не забуду.

Когда я получил диплом об окончании школы, свернул его в трубочку и пошёл на почту. И вдруг навстречу мне Елизавета Ивановна. «Ты куда?» – «На почту». – «А что ты посылаешь?» – «Диплом, в Москву, Театральное училище имени Щепкина, Малый театр». А у меня вот здесь, сейчас не видно, был огромнейший жировик, такой красно-синего цвета. И она смотрит на меня и говорит: «С такой рожей?».

И берёт меня за руку и ведёт… Там, напротив почтамта, с другой стороны штаба округа, был какой-то госпиталь. А муж у неё был главный хирург госпиталя. И она меня за руку ведёт через площадь. Заходит, её все знают, меня тоже пропустили с ней. Она ребятам говорит: «Позовите мне мужа, пусть побольше хирургов возьмёт».

И вот я с этой рожей. Мне говорят: «Ложись». Я лёг на операционный стол, и вот её муж и несколько хирургов вырезали мне. Она им говорит: «Сделайте так шрам, чтобы не было видно потом, когда он в кино будет сниматься». Откуда она знала?…

– Чувствовала.

– Вот я сейчас говорю, и у меня комок в горле…

Прошли годы, наверное, был уже 65-й. Мы приехали на гастроли в Одессу и играли там «Ревизора», где я играл Хлестакова. А ставил спектакль Ильинский, который сам когда-то играл Хлестакова. Весь состав там был грандиозный: Владиславский, Бабочкин. И Весник играл Городничего, а я Хлестакова. Играли в оперном театре.

Сыграли, успех, успех, успех! Ну, там выпили, конечно, посидели долго. Я утром просыпаюсь – кто-то рано звонит, девять часов. А это было недалеко от пляжа. Я даже подумал мельком, когда проснулся, что надо пойти покупаться в Чёрном море. Лето, июнь…

В трубке женский голос:

Юрий Мефодьевич, это вы?

Я… А вы кто?…

А я Елизавета Ивановна.

– И вы с ней встретились в Одессе?

– Конечно. С ней и её мужем. Уже 4 года прошло, как я стал артистом и ещё 5 лет, как я работал в театре, когда его назначили главным врачом госпиталя пограничников. Потом я был у них дома.

«Витальку зарезали!»

– Это вы повлияли на брата, что он вместо спорта поступил за вами в Щепкинское?

– Не знаю. Но случилась такая неприятность, сейчас расскажу… Это был 60-й год, я уже преподавал. Виктор Коршунов, заслуженный артист, тогда тоже молодой, как художественный руководитель получил курс, и в числе ещё трёх педагогов пригласил меня быть педагогом на этом курсе. Я горжусь своими первыми учениками. Всем известный Вася Бочкарёв, Люда Полякова – мои первые ученики. И они это помнят, приходят. У меня много учеников, которые уже стали и народными, и известными, и неизвестными, но хорошими. Кто-то даже стал работать в Думе, а кто-то пошёл выше по дипломатической линии.

А Виталий закончил школу в это время и стал тоже поступать.

В Читу поехал педагог из училища (не буду называть его фамилию, потому что это был очень плохой человек, и я не хочу его популяризировать, но об этом все знают). Он был в Иркутске, Улан-Удэ, Чите и отбирал студентов, которых он бы рекомендовал к поступлению. Он знал, что я уже педагог и что я играю центральные роли, и знал, что Виталий – мой брат, но он его зарезал на первом же показе, сказал: «Нет, вам поступать не надо». И вычеркнул его из списка.

Мама звонит, плачет: «Витальку зарезали, там ваш из Москвы приехал».

Я говорю: «Так». А мы были с женой, она говорит: «Пусть приезжает к нам». Я говорю маме: «Деньги есть у тебя? Если нет – я кое-что вышлю». У меня тоже не было тогда много денег. Я 3 года только работал.

А я жил в театральном общежитии на Станиславского, в пятиэтажном доме, где музей Станиславского, дом-квартира. Малый театр получил несколько квартир, и одну из комнат в четырёхкомнатной квартире выделили нам троим – Виктору Борцову, моему сокурснику, Виталию Коняеву, который уже снимался в это время, и мне.

Короче говоря, секретарь партийной организации, она знала, что я уже женат, и знала Ольгу, мы вместе учились (Ольга работала в Театре юного зрителя), и нам дали место в этой комнате временно.

Виталька прилетел, мы привели его к себе. Они потом дружили очень, Ольга с Виталькой. Как раз это было лето, мы были в отпуску, театр, и никого не было из ребят, а мы жили. Накормили, и я говорю: «Давай репертуар». А я уже начал преподавать. Четыре часа я его мучил, и он рухнул – нервы. Ольга пришла: «Что случилось?». Я говорю: «Дай пожрать» (смеётся). Подняли его.

А на следующий день был последний конкурс в училище в 11 часов.

Я взял все его документы и пошёл пораньше, ещё к девяти часам. Поступающих было сотни, конкурс большой был в течение нескольких дней – тут вот вся площадь была в людях. И, поскольку меня уже знали, что я учился там, работаю в Малом, уже преподавать начал, я нашим девчонкам говорю: «Подложите Пашенной». Она председатель комиссии была. И они положили в дополнительный список вторым или третьим.

Я его довёл, Витальку, до… Тут вот ЦУМ не был достроен (Соломин машет рукой в окно), было только старое здание. А народу там на Неглинной, где училище, сотни! Сотни поступающих! Не пускали во двор тех, кто идёт по конкурсу. Конкурс большой был несколько дней.

А потом был перерыв, а потом после перерыва они взяли ещё списочки, вот которые добавка. Вера Николаевна Пашенная была председателем комиссии, а набирал курс Анненков, народный артист, много снимался, и курс потом у него этот был очень хороший: там Мишка Кононов, Даль, Виталька, кто-то ещё четвёртый, их сразу в театр четверых забрали. Так вот, она берёт этот список: «А это кто такой?» – «А это Виталий Соломин». Он входит.

Она держит список, спрашивает:

Здравствуй. Ты откуда?

Я из Читы.

А кто тебе Юрий?

Это мой старший брат.

Она что-то передала Анненкову и что-то на ухо ему сказала. А у Витальки были данные очень хорошие и почти мой репертуар, классический: басни, монологи, проза, отрывки из Островского. Он что-то прочитал, и она Анненкову на ухо шепнула, что надо брать. Так и взяли его. И потом он в четвёрке будущих ведущих киноактёров… Потом работал в театре очень много.

Я поступил, наверное, подло, но так меня возмутил этот Володька, который зарезал Витальку в Чите.

– Вы считаете, что подло?

– Ну, потому что брата толкать как-то неудобно… Но жалко было.

«Во-о-о-лки, во-о-о-олки»

У меня тоже история была с Верой Николаевной. Она и меня спрашивала, откуда я. Я сказал, что из Читы. И она говорит комиссии: «Ох, там столько лагерей». А я ей говорю: «Нет, Вера Николаевна, у нас только два: Дарасун и Кука». Она упала от хохота.

Олег ФёдоровФото: Олег Фёдоров

– А вы были в них?

– Да. Один раз был в «Куке» под Читой, и то меня отец увёз оттуда.

– Почему?

– Мне там не понравилось.

– И вы сбежали из лагеря?

– Нет, не успел, он меня увёз сам. Во-первых, мы были опоздавшие какие-то, и нас, человек 15, поселили в отдельный дом в лесу, потому что в самом лагере случилась вспышка какой-то болезни. Там хорошие кровати, нам приносили еду, но вокруг был лес и света не было.

И потом кто-то прибежал утром… А мы выходили все в туалет на улицу. Становились на террасе и дули. Все были мальчишки. Потом шли в комнаты, и кто-то сказал: «Ой, что я ночью видел… глаза какие-то… Волки!» И все: «Во-о-о-лки, во-о-о-олки», закричали. А волков там и правда было достаточно, что-то подъедали.

– Это какой год был?

– Сразу после войны, тяжело было. В общем, нас так и не хотели пускать в лагерь. Пионервожатые ушли в воскресенье на танцы, и как раз в этот день приехал отец. Я ему сказал: «Я убегу отсюда». И он меня тихонько забрал.

Пошёл, предупредил кого-то, не говорил, что плохо, а сказал, что просто надо домой. Мы с ним тогда ехали в Читу в вагоне военного эшелона, где везли коров, на мясо что ли. В этом вагоне, нас запхали туда. Отца знали, он, в общем, был фигурой известной.

«Ну, оставайся»

Я расскажу, как я поступил в училище. У моего отца был бесплатный железнодорожный билет, потому что он занимался художественной самодеятельностью.

Мы приехали. Я на отборочном туре читал Пушкина и других. Вере Николаевне понравилось, она меня пропустила дальше. А конкурс должен был быть на следующий день. Я когда прибежал к отцу к Большому театру, он ждал меня.

И на нём лица не было. «Что с тобой случилось?» Он говорит: «У меня украли обратные билеты, деньги на Ярославском вокзале, всё». Я ему: «Так у меня завтра конкурс…» – «Какой завтра конкурс, вот видишь, билеты на 22.50, мы уезжать должны сегодня». (А его на вокзале встретили знакомые из Читы, повели через дорогу в Министерство железных дорог и добились, чтобы позвонили в Читу и выписали новые билеты на сегодня).

«Ты, – говорит, – пойди поговори с ней, может быть, она сегодня у тебя примет…»

И вот я пошёл. Я даже не знаю, почему. Я никогда ничего не прошу ни у кого. А тут пошёл, ну, просто объяснить ситуацию с билетом.

И Вера Николаевна заседала как раз на отборочном туре, кого допустить к конкурсу. Меня секретарь спрашивает: «А вам кого?». Я говорю: «Да мне вот, Веру Николаевну. По личному вопросу». Когда мы потом с секретарём подружились, она сказала, что сразу тогда поняла: что-то случилось.

Я дождался окончания заседания комиссии, выходят режиссёры, педагоги, Вера Николаевна: «Кто меня спрашивал?» Я говорю: « Я, Вера Николаевна…» — «А ты чего?». Я говорю: «Да вот, билеты… Отца обокрали, всё украли». Она так на меня смотрела долго, а потом сказала: «Ну, оставайся».

(Соломин оборачивается и показывает на огромный в золочёной раме портрет Пашенной на стене за ним: «Это моя икона» – авт.)

«Огурица, морковька, помидори»

– Была в вашем детстве угроза войны с Китаем?

– Не было. Наоборот. После войны и во время войны в Чите, напротив Сухотино, был совхоз «Красный Китай»…

А жрать-то ведь хотелось тогда тоже. Хотя война и закончилась, но всё равно хотелось. А в совхозе огурцы, помидоры. Огурцы были самые близкие. И мы вчетвером переплывали через Ингоду, воровали огурцы и ползли… И в майку, и в майку, в майку! Однажды плыли обратно, кто-то, я не помню кто: «Я тону, я тону!». Я кричу: «Бросай огурцы-то из майки, дурак!». Вот тоже комедию снять можно.

И когда снимали «Даурию», я ездил на это место снова. Мне потом художник один из Читы прислал картину с этим местом. Как он это сделал? Точно это место, где мы купались. Так вот Ингода (показывает), а так — скалы. А там — «Красный Китай». Она у меня дома висит.

А так китайцев никто не боялся, они ходили, кричали: «Огурица, огурица, морковька, помидори». И все им кричали: «Ходи-ходи». Ходи, значит, сюда. Поэтому их звали «ходи». Так что вот с Китаем у нас были хорошие отношения.

Всем привет!

– Знаю, что вам с братом хотят присвоить звания Почётных граждан Читы.

– Да, мне и Витальке. Я не понимаю, как. Меня – я могу понять, а Витальку как? Его уже нет.

– Вы как думаете, почему только сейчас?

– Я не знаю. Может быть, под строительство нового драматического театра, под это дело…

Меня потряс наш читинский Дом офицеров. Там очень хороший директор (речь идёт о Сергее Жеребцове – авт.). Он взял к себе Читинский драмтеатр на время ремонта. Вот за это, первое, что я сделаю, когда приеду, я буду требовать, чтобы этот человек был заслуженным деятелем искусств.

Они такой провели вечер памяти Виталия, 80-летие! Прислали мне видео. Просто молодцы. А у нас на следующий день был вечер памяти назначен. И наши тоже делали, и студенты, и Виталины, и мои актёры. Наш более масштабный, но принцип был один. И я вечером смотрел Читу, а на завтра пришёл сюда. Было очень много народу, и в Чите, и здесь…

В общем, к нам относятся неплохо.

Выделенный мне час бессовестно заканчивается, и я прошу, уходя:

– Приезжайте, пожалуйста, к нам в Читу.

– Я бы приехал на открытие театра, пока хожу на ногах. Всем привет!

***

Откуда-то берётся палочка, Юрий Мефодьевич медленно выходит за нами и останавливается в дверях.

– Так, подождите, вы на сколько в Москве? На три дня? А смотреть что будете? Москву-у-у-у? (Видно, как наша отговорка для него глупа и ничтожна). Вот что, приходите лучше завтра на «Женитьбу», я сегодня на репетиции был, это такой спектакль будет!

Екатерина Шайтанова, Чита.ру, 18 апреля 2022

https://www.chita.ru/articles/174866/

Дорогие друзья!

Близится Новый год, в преддверии которого мы записали небольшое видеопоздравление нашего художественного руководителя народного артиста СССР Юрия Мефодьевича Соломина. С удовольствием делимся этим роликом с вами! С праздником!

Никто не хочет руководить театром: думают, лучше играть на сцене, уверен худрук Малого Юрий Соломин. По его мнению, многие молодые актеры испорчены телевидением, а для настоящего артиста работа — лучшее лекарство. Об этом народный артист СССР рассказал «Известиям» после премьеры спектакля «Ретро» по пьесе Александра Галина.

«Мы стали забывать о наших близких»

— Этот спектакль режиссер Василий Федоров поставил для ветеранов Малого театра. Почему сейчас?

— Мысль сделать такой спектакль появилась, как только я начал работать в театре. Когда же это произошло? О, уже полсотни лет прошло. Тогда в Малом театре еще играл мой любимый артист Иван Любезнов. Сейчас молодежь уже и не помнит, кто это такой. А мое поколение всегда уважительно относилось к «старикам». Я всё время говорю о своих учителях, которые были и моими партнерами: Вера Пашенная, Михаил Царев. Всем, что я имею на сегодняшний день, я обязан именно им. Вот и хочется мне, чтобы мои молодые коллеги тоже вспоминали, как выходили на сцену со своими старшими товарищами и учителями.

— Кого из опытных актеров хотели бы вернуть на сцену?

В спектакле еще три возрастные женские роли и два состава — всего шесть замечательных актрис. У каждой появилась возможность сыграть свой спектакль.

— Пьеса Александра Галина «Ретро» не утратила актуальности. Но почему она вас заинтересовала?

— Потому что мы стали забывать о наших близких. Мое поколение очень хорошо помнит, каково это — жить в больших семьях. Где рядом с тобой кроме родителей еще бабушки, дедушки, тетушки. Мы росли в любви и уважении к старшим. Они сделали из нас людей.

Вот я всё время кручусь в Малом театре. Воспитан не только родителями, но и этой театральной семьей. Я люблю театр, стараюсь передать эту любовь студентам.

— Вас еще и на студентов хватает?

— Конечно. Преподаю в Высшем театральном училище им. М.С. Щепкина. Среди педагогов у нас пять артистов Малого театра — народных, заслуженных. Все мои бывшие ученики.

— Вы когда-нибудь думали, что станете худруком Малого театра?

— Нет, даже помыслить не мог. Когда скончался Михаил Иванович Царев, театр уговаривал Владимира Андреева из Ермоловского театра возглавить Малый. Он с нами одной крови, можно сказать, родился здесь. Конечно, Володя согласился. Даже поставил несколько спектаклей. Я играл в одном из них.

А однажды ко мне пришли ребята и сказали: «Слушай, Володьку-то у нас забирают». Звоню ему: «Володь, что случилось? Тебя обидели здесь, что ли? Мы же к тебе относимся как к родному». А он: «Юра, ты понимаешь, я вам так благодарен за эти три года. Но мне позвонили коллеги из Ермоловского и попросили вернуться».

«Лучше играть на сцене, чем управлять театром»

— И тогда был кадровый голод? Найти худрука было проблемой?

— Да, никто не хочет руководить. Лучше играть на сцене, чем управлять театром. Так ведь проще. Меня стать руководителем тридцать лет назад попросил коллектив. И я решил, что справлюсь.

— А как вы отнеслись к тому, что действующий худрук Театра Ермоловой Олег Меньшиков простился с большой группой артистов?

— Справедливость — о ней не надо забывать. К людям нужно относиться, ставя себя на их место, потому что твое время тоже когда-то придет. Нельзя увольнять одних и тут же брать других. Вот у нас в Малом театре есть люди, которые прослужили 25, 35, а кто-то и более 50 лет. Как я с ними должен поступать? Выгнать на улицу? Куда идти артистам? В подметалы? А если они не могут, потому что здоровье не позволяет? А потом, я могу понять, что кто-то может не нравиться. Но зачем же сразу, не узнав, разделять людей на хороших и плохих. Артисту же, если есть роль, никакое лекарство не нужно. Работа лучше пилюль.

— Режиссеры, приходя в театр, хотят тут же поразить своей фантазией, удивить тем, чего зрители до этого не видели. Вас не раздражают некоторые вольности на сцене?

— Окончить институт и поставить всех вверх ногами, поменять название пьесы Островского «Волки и овцы» и назвать, например, на «Утро вечера мудренее» — зачем? Я застал время, когда [Игорь] Ильинский играл здесь Островского. Он всё играл по тексту, но на сцене была магия. Чтобы поразить зрителя, не нужно вольностей, достаточно быть большим запоминающимся актером. У нас идут спектакли, и всегда находятся зрители любящие, вновь и вновь выбирающие классику, и я рад этому.

— Не так давно в Когалыме открылся филиал Малого театра. Вам он необходим?

— Он необходим людям, которые живут и работают в Когалыме. Нефтяники ходили к нам в театр и однажды предложили: «А может, нам построить свой?» И построили. Предложили сделать там филиал. Город небольшой, 60–70 тыс. населения. Поэтому содержать там труппу нет смысла. Третий год каждый месяц, за исключением пандемии, мы выезжаем с двумя спектаклями — один для детей, второй для взрослых. С Когалымом у нас сложились очень хорошие дружеские отношения. Принимают наших артистов там всегда на высшем уровне.

— А мысли отправить в филиал молодежную труппу не возникало? Вот они бы там развивали бурную деятельность.

— Нет, зачем. Там есть руководитель филиала. Если привозить труппу, надо обеспечивать ее жильем. А это уже дополнительные расходы, причем немалые.

Малый — очень мобильный театр. Мы привозим в Когалым спектакли из репертуара театра. Туда едут на гастроли звезды Малого, любимые артисты, которых ждут. Молодежи пришлось бы начинать с нуля, а так она может показать себя в уже сложившихся постановках. Никто никогда не возражал и не отказывался ехать играть в филиале.

— Малый театр называют «заповедником». То есть только здесь можно найти классику, не изуродованную фантазией постановщика. Сюда водят школьников, которым лень читать книги, но познакомиться с учебной программой надо.

— Своих детей водят в театр люди в основном образованные, а не те, кто хочет компенсировать отсутствие книги в жизни ребенка.

Кстати, я всё хочу возобновить «Бесприданницу». Спектакль убрали из афиши года четыре назад, когда актриса ушла в декрет. За время простоя пришли в негодность декорации. Да и поток новых названий захлестнул труппу. Кто-то из молодых артистов, игравших в «Бесприданнице», за это время получил звание заслуженного. Но всё же мне хочется вернуть это произведение Островского в репертуар.

— Вы не раз упоминали, что вам важно, чтобы на сцене был хороший человек. А себя вы таковым считаете?

— Все пытаются быть хорошими, когда только начинают работать. Про меня пусть судят другие. Я могу говорить только о своих учителях.

Мне посчастливилось работать с великим Игорем Ильинским, народным артистом СССР, лауреатом трех Сталинских премий, трех орденов Ленина. В свой первый сезон в Малом театре он играл Хлестакова. Говорят, тогда на спектакль ломилась вся Москва. Поняв, что время ушло, возраст не соответствует герою, как хороший человек и артист он отказался от роли. Это очень достойный поступок.

А лет через 25 Игорь Владимирович поставил «Ревизора» и дал мне в своем спектакле роль Хлестакова, с которой сам когда-то дебютировал на этой сцене.

— А вы помните свой первый выход на сцену?

«Я бы всех распустил, мне никто не нужен»

— Конечно. Я был еще студентом. Роль моя заключалась в том, что я должен был вывезти на сцену на кресле Александру Яблочкину. До этого ее вывозил студент третьего курса, но он получил другую роль, и заменить его в спектакле выпало мне. Стоять, слушать и смотреть, как великие актеры играют, это ли ни счастье.

В первый раз всё волнительно и всё запоминается. Как загримировали, помню. Потому что, даже если ты занят в массовке, с простым лицом на освещенную сцену выходить нельзя. Надели костюм. Помню, как по радио меня впервые вызвал помощник режиссера. Я спустился в кабинет, захожу, а он берет меня за руку и говорит: «С тобой хочет познакомиться Александра Александровна Яблочкина». Я не ожидал. Она уже сидела в кресле. «А с какого вы курса?» — поинтересовалась она. «Со второго», — отвечаю. «А-а-а! Вера Николаевна Пашенная». Ей было интересно, откуда я родом, кто у меня преподает, хорошие ли педагоги в училище. А с третьим звонком она мне говорит: «Всё, давайте соберемся».

«Против Шекспира ничего не имею»

— Сейчас молодые артисты с таким же трепетом приходят в театр?

— Не все. Многие уже испорчены телевидением, где профессия часто нивелирована. До старой школы молодым еще далеко. И я говорю не только о Малом. Я как-то посмотрел работу в Вахтанговском театре Василия Семеновича Ланового. Это было потрясающе.

Мы с Васей общались. А начиналось всё с того, что он на сцене Кремлевского дворца каждый День Победы читал великую поэзию. Вася еще и вел этот концерт, а мы с Михаилом Ножкиным и еще несколькими артистами были у него на подхвате.

Недавно фотографию нашел. На ней из живых только мы с Мишкой. Грустно.

— Вы предложили учредить медаль Островского. Разве у нас нечем отмечать заслуги? Зачем еще одна медаль?

— Затем, что значки не остаются в памяти людей, а медали остаются. Мне кажется, что у нас очень много стариков, которые годами служили искусству, даже не столько в нашем театре, а по всей стране. И они всеми забыты.

Меня очень волнует провинция. Понимаете, если в столице еще кто-то может поднять шумиху вокруг нуждающегося артиста или помочь чем-то, то где-то в маленьких городах России сотни людей, которым за 80, коротают в безвестности и нужде остаток жизни. Не удивляйтесь, среди них, правда, есть и те, кто до сих пор работает. Но никогда в жизни они больше не получат правительственные награды. Да даже у нас в Москве. Вы знаете много актеров старшего поколения, которые играют? Вы уверены, что их заметят и отметят? Вот мне и хочется, чтобы правительство обратило на них внимание.

— А почему награда носит имя Островского?

— Ну не Шекспир же! Хотя я против Шекспира ничего не имею. Но потому Островский, что нет драматурга, сделавшего больше для русского театра, чем он. Не зря же памятник ему стоит перед Малым театром.

— Денежное вознаграждение должно прилагаться к этой медали?

— Ну, если вы поддержите эту идею, как работники прессы, было бы замечательно. Хотелось бы и финансово отблагодарить наших стариков, которые еще живы, не опоздать. Чтобы порадовались и осталась какая-то память о них следующему поколению. Если это случится и такая медаль появится, я буду гордиться, потому что об этом начал говорить первым.

— И вам, наверное, первому надо дать.

— Нет, мне ничего не надо, только чтобы стариков не забывали.

Справка «Известий»

Юрий Соломин окончил Высшее театральное училище им. М.С. Щепкина (курс Веры Пашенной), в 1957 году вошел в труппу Малого театра. В кинематографе дебютировал в 1960-м, сыграв главную роль в фильме «Бессонная ночь». Всесоюзную известность актеру принесла роль Павла Кольцова в телевизионном фильме «Адъютант его превосходительства». Снимался в картинах «Дерсу Узала», «Блокада», «Летучая мышь», «ТАСС уполномочен заявить…» и других. С 1988 года — художественный руководитель Малого театра. В 1990–1991 годах занимал должность министра культуры РСФСР. Народный артист СССР, полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством».

Зоя Игумнова, "Известия", 6 декабря 2021 года

https://iz.ru/1259808/zoia-igumnova/mnogie-uzhe-is...