Новости

«ЕВГЕНИЙ ТАШКОВ ПОДАРИЛ МНЕ ОДНУ ИЗ ГЛАВНЫХ РОЛЕЙ В ЖИЗНИ»

В уходящем году огромное внимание читателей «Историка»привлекали материалы о телефильме «Адъютант его превосходительства»режиссёра Евгения Ташкова. А под Новый год мы приготовили для вас подарок — беседу с народным артистом СССР Юрием Соломиным.

— Юрий Мефодьевич, вашу встречу с Евгением Ташковым действительно можно назвать судьбоносной?

— Безусловно. Мы с капитаном Кольцовым больше полувека идём по жизни рука об руку. И в кино, и в театре у меня впоследствии было немало интересных и, признаюсь, профессионально гораздо более сложных и, быть может, важных для меня, как для артиста, ролей, но для нескольких поколений зрителей я, наверное, навсегда останусь адъютантом его превосходительства. Папина сестра, тётя Катя — надо, правда, понимать, что она была уже очень пожилой, — когда дошло до сцены ареста, закричала на всю квартиру: «Люди добрые, что же это делается, Юрку нашего арестовали!» У многих простых людей с кино складывались какие-то совершенно трепетные отношения. Мне ведь до сих пор письма пишут! Дома их целый чемодан на антресолях и ещё парочка на даче. Вот недавно написал мальчишка откуда-то с Урала: его бабушка фильм по телевизору смотрела, он пару кадров глянул и так и прикипел к экрану.

— И всё решил счастливый случай?

— Точнее, удачный ракурс фотопробы. Как Ташков разглядел во мне Кольцова, до сих пор удивляюсь. Интуиция у него была потрясающая. Без этого качества в режиссуре, как мне кажется, делать нечего. У Ташкова весь рабочий стол был завален фотопробами. Играть я должен был эпизод. Когда я вошёл, он в очередной раз раскладывал замысловатый «пасьянс», перекладывая снимки претендентов и так, и эдак.

— Но на роль вас так и не утверждали!

— Ташков долго пробивал мою кандидатуру, и каждый раз худсовет стоял насмерть: мол, не может быть в нашем кино герой с такой «негероической» внешностью. Режиссёр пытался объяснить им, что в разведчике в первую очередь важны не мускулы — он не собирался снимать боевик, а интеллект, воля, умение логически мыслить и принимать решения. Но стереотип в то время был очень прочным. Я и сам прекрасно понимал, что на супермена не тяну. И даже не слишком этому обстоятельству огорчался, поскольку думал, что в театре меня всё равно не отпустят. Раньше ведь с этим строго было. Одно дело — короткий эпизод и совсем другое — главная роль в пятисерийной картине. Впрочем, претензии у худсовета были не только ко мне, но и к другим артистам. И, если их недоверие к Тане Иваницкой, которая не была профессиональной актрисой, ещё можно было как-то понять, то в отношении такого мастера, как Владислав Стржельчик, это выглядело странно. Но Ташков, человек мягкий и тактичный, когда хотел, мог быть упрямым и жёстким. И он подарил мне эту роль — одну из главных в моей жизни. Терпение, видимо, лопнуло, и он заявил: я буду снимать тех, кого считаю нужным, или вообще снимать не буду. А его ведь и так еле уговорили взять эту картину — несколько режиссёров отказалось, а тут такое: время идёт, съёмка стоит, а студия должна план выполнять!

— Владислава Стржельчика руководство сочло слишком благородным для белого генерала?

— Совершенно верно. Их не убеждало даже внешнее сходство Владислава Игнатьевича с прототипом его персонажа — генералом Май-Маевским. Между тем он, как настоящий мастер, шёл не столько от внешности, сколько от правды характера. Он тщательнейшим образом изучил всё, что можно было раздобыть о Май-Маевском, читал воспоминания белых генералов, в том числе и барона Петра Врангеля, сменившего Антона Деникина в должности командующего Добровольческой армией (и меня, кстати, этим заразил), несколько раз перечитывал «Белую гвардию» Михаила Булгакова. Финальная сцена в тюрьме получилась такой пронзительной исключительно благодаря выдающемуся таланту Владислава Игнатьевича. Он играл не по сценарию, а так, как сам чувствовал эту ситуацию. И представьте, когда встал вопрос о государственной премии, его чуть не вычеркнули из списка: мол, как же можно награждать артиста, сыгравшего отрицательную роль! И снова не обошлось без вмешательства Ташкова.

— Считается, что детей на площадке «переиграть» практически невозможно. Как вам работалось с самым юным из коллег — Сашей Милокостым?

— «Переиграть» не стоит и пытаться, а вот сделать так, чтобы между вами сложились доверительные отношения, совершенно необходимо. Не раз убеждался в том, что дети, как правило, абсолютно включаются в то, что им предстоит сыграть. И Саша не был в этом смысле исключением. Он прекрасно умел передать драматизм ситуации. Если помните, в самом начале фильма есть сцена, когда на поезд нападают ангеловцы и Мирон Осадчий пытается отобрать шубу, которой укрыта бредящая в горячке Юрина мама. По сценарию Саша кричит «Не трогать маму!» и вцепляется в Мирона, а тот вытаскивает его в коридор и выталкивает из вагона. Так вот Саша, позабыв обо всём на свете, упирался так, что далеко не слабый Витя Павлов, игравший Мирона, никак не мог вытащить его из купе. Он тогда чуть всю сцену не сорвал.

— Вам не жаль, что от цензурных ножниц пострадала любовная линия вашего героя?

— Вы, наверное, удивитесь, но нет — не жаль. Всё самое важное для наших героев мы с Таней сыграли, и в картине это есть. Ведь главное для этих двоих — любой ценой сохранить чистое, искреннее чувство, несмотря на весь кошмар, который их окружает. Ташков прекрасно понимал, что цензоры будут смотреть картину очень придирчиво — тема уж больно «неудобная» — и нужно будет чем-то второстепенным пожертвовать, чтобы сохранить главное. Не сочтите меня ханжой, но я убеждён: не всё в отношениях двоих должно выноситься на всеобщее обозрение. Должна быть недосказанность. У зрителя должно оставаться пространство для собственных мыслей. Думаю, именно это у нас и получилось.

— Зрители очень надеялись на продолжение любимого фильма. Почему режиссёр не поддался на уговоры?

— Мне тоже немного жаль, что продолжения не получилось. У Павла Макарова помимо «Адъютанта генерала Май-Маевского» была ещё одна книга воспоминаний — «Партизаны Таврии», о событиях Великой Отечественной войны, участником которых ему довелось стать. И она, как мне кажется, в каком-то смысле даже интереснее «Адъютанта». Однако слишком много было препятствий. Во-первых, финал картины не предполагал дальнейшего развития событий. Во-вторых, у Ташкова с самого начала сложились непростые отношения со сценаристами — он почти полностью переписал сценарий, но в титрах их фамилии всё равно стоят. Разумеется, они хотели писать сценарий и для продолжения, и Евгений Иванович не мог не понимать, что ему опять придётся всё переделывать. Он был человеком исключительной честности и порядочности, и все эти закулисные игры ему претили. Снимать он не стал, хотя получал тысячи писем от зрителей с просьбой о продолжении.

— Роль Славина в «ТАСС уполномочен заявить» тоже оказалась для вас неожиданным подарком судьбы?

— Да, в нашей профессии очень многое зависит от счастливого случая. Я люблю эту картину и рад, что она вышла, хоть и было много сложностей во время съёмок. Но там подобралась замечательная компания актёров: Тихонов, Глузский, Засухин, Петренко, Юматов, Куравлёв. И картина в итоге оказалась со своим лицом. Её до сих пор любят.

— У вашего героя и на этот раз был реальный прототип?

— Да, это Вячеслав Кеворков, близко друживший с Юлианом Семёновым, правда, в то время он уже был генералом. Он мне очень помог в работе, ведь снова, как и в «Адъютанте», нужно было в первую очередь показать работу мысли, механику словесных поединков, то есть ту самую интеллектуальную игру, которая во многом и составляет суть работы разведчика.

— Что, по вашему мнению, роднит капитана Кольцова с полковником Славиным?

— Любовь к своей земле и профессионализм. Это настоящие офицеры, защитники Отечества, для которых важны не деньги, не привилегии. Нет таких денег, которые достойны столь опасной и сверхнапряжённой работы! Посвящать ей судьбу можно только, если ты крепко любишь страну, которой служишь. И таким героям мне посчастливилось дать жизнь.


Виктория Пешкова, журнал "Историк"


Дата публикации: 05.02.2021

В уходящем году огромное внимание читателей «Историка»привлекали материалы о телефильме «Адъютант его превосходительства»режиссёра Евгения Ташкова. А под Новый год мы приготовили для вас подарок — беседу с народным артистом СССР Юрием Соломиным.

— Юрий Мефодьевич, вашу встречу с Евгением Ташковым действительно можно назвать судьбоносной?

— Безусловно. Мы с капитаном Кольцовым больше полувека идём по жизни рука об руку. И в кино, и в театре у меня впоследствии было немало интересных и, признаюсь, профессионально гораздо более сложных и, быть может, важных для меня, как для артиста, ролей, но для нескольких поколений зрителей я, наверное, навсегда останусь адъютантом его превосходительства. Папина сестра, тётя Катя — надо, правда, понимать, что она была уже очень пожилой, — когда дошло до сцены ареста, закричала на всю квартиру: «Люди добрые, что же это делается, Юрку нашего арестовали!» У многих простых людей с кино складывались какие-то совершенно трепетные отношения. Мне ведь до сих пор письма пишут! Дома их целый чемодан на антресолях и ещё парочка на даче. Вот недавно написал мальчишка откуда-то с Урала: его бабушка фильм по телевизору смотрела, он пару кадров глянул и так и прикипел к экрану.

— И всё решил счастливый случай?

— Точнее, удачный ракурс фотопробы. Как Ташков разглядел во мне Кольцова, до сих пор удивляюсь. Интуиция у него была потрясающая. Без этого качества в режиссуре, как мне кажется, делать нечего. У Ташкова весь рабочий стол был завален фотопробами. Играть я должен был эпизод. Когда я вошёл, он в очередной раз раскладывал замысловатый «пасьянс», перекладывая снимки претендентов и так, и эдак.

— Но на роль вас так и не утверждали!

— Ташков долго пробивал мою кандидатуру, и каждый раз худсовет стоял насмерть: мол, не может быть в нашем кино герой с такой «негероической» внешностью. Режиссёр пытался объяснить им, что в разведчике в первую очередь важны не мускулы — он не собирался снимать боевик, а интеллект, воля, умение логически мыслить и принимать решения. Но стереотип в то время был очень прочным. Я и сам прекрасно понимал, что на супермена не тяну. И даже не слишком этому обстоятельству огорчался, поскольку думал, что в театре меня всё равно не отпустят. Раньше ведь с этим строго было. Одно дело — короткий эпизод и совсем другое — главная роль в пятисерийной картине. Впрочем, претензии у худсовета были не только ко мне, но и к другим артистам. И, если их недоверие к Тане Иваницкой, которая не была профессиональной актрисой, ещё можно было как-то понять, то в отношении такого мастера, как Владислав Стржельчик, это выглядело странно. Но Ташков, человек мягкий и тактичный, когда хотел, мог быть упрямым и жёстким. И он подарил мне эту роль — одну из главных в моей жизни. Терпение, видимо, лопнуло, и он заявил: я буду снимать тех, кого считаю нужным, или вообще снимать не буду. А его ведь и так еле уговорили взять эту картину — несколько режиссёров отказалось, а тут такое: время идёт, съёмка стоит, а студия должна план выполнять!

— Владислава Стржельчика руководство сочло слишком благородным для белого генерала?

— Совершенно верно. Их не убеждало даже внешнее сходство Владислава Игнатьевича с прототипом его персонажа — генералом Май-Маевским. Между тем он, как настоящий мастер, шёл не столько от внешности, сколько от правды характера. Он тщательнейшим образом изучил всё, что можно было раздобыть о Май-Маевском, читал воспоминания белых генералов, в том числе и барона Петра Врангеля, сменившего Антона Деникина в должности командующего Добровольческой армией (и меня, кстати, этим заразил), несколько раз перечитывал «Белую гвардию» Михаила Булгакова. Финальная сцена в тюрьме получилась такой пронзительной исключительно благодаря выдающемуся таланту Владислава Игнатьевича. Он играл не по сценарию, а так, как сам чувствовал эту ситуацию. И представьте, когда встал вопрос о государственной премии, его чуть не вычеркнули из списка: мол, как же можно награждать артиста, сыгравшего отрицательную роль! И снова не обошлось без вмешательства Ташкова.

— Считается, что детей на площадке «переиграть» практически невозможно. Как вам работалось с самым юным из коллег — Сашей Милокостым?

— «Переиграть» не стоит и пытаться, а вот сделать так, чтобы между вами сложились доверительные отношения, совершенно необходимо. Не раз убеждался в том, что дети, как правило, абсолютно включаются в то, что им предстоит сыграть. И Саша не был в этом смысле исключением. Он прекрасно умел передать драматизм ситуации. Если помните, в самом начале фильма есть сцена, когда на поезд нападают ангеловцы и Мирон Осадчий пытается отобрать шубу, которой укрыта бредящая в горячке Юрина мама. По сценарию Саша кричит «Не трогать маму!» и вцепляется в Мирона, а тот вытаскивает его в коридор и выталкивает из вагона. Так вот Саша, позабыв обо всём на свете, упирался так, что далеко не слабый Витя Павлов, игравший Мирона, никак не мог вытащить его из купе. Он тогда чуть всю сцену не сорвал.

— Вам не жаль, что от цензурных ножниц пострадала любовная линия вашего героя?

— Вы, наверное, удивитесь, но нет — не жаль. Всё самое важное для наших героев мы с Таней сыграли, и в картине это есть. Ведь главное для этих двоих — любой ценой сохранить чистое, искреннее чувство, несмотря на весь кошмар, который их окружает. Ташков прекрасно понимал, что цензоры будут смотреть картину очень придирчиво — тема уж больно «неудобная» — и нужно будет чем-то второстепенным пожертвовать, чтобы сохранить главное. Не сочтите меня ханжой, но я убеждён: не всё в отношениях двоих должно выноситься на всеобщее обозрение. Должна быть недосказанность. У зрителя должно оставаться пространство для собственных мыслей. Думаю, именно это у нас и получилось.

— Зрители очень надеялись на продолжение любимого фильма. Почему режиссёр не поддался на уговоры?

— Мне тоже немного жаль, что продолжения не получилось. У Павла Макарова помимо «Адъютанта генерала Май-Маевского» была ещё одна книга воспоминаний — «Партизаны Таврии», о событиях Великой Отечественной войны, участником которых ему довелось стать. И она, как мне кажется, в каком-то смысле даже интереснее «Адъютанта». Однако слишком много было препятствий. Во-первых, финал картины не предполагал дальнейшего развития событий. Во-вторых, у Ташкова с самого начала сложились непростые отношения со сценаристами — он почти полностью переписал сценарий, но в титрах их фамилии всё равно стоят. Разумеется, они хотели писать сценарий и для продолжения, и Евгений Иванович не мог не понимать, что ему опять придётся всё переделывать. Он был человеком исключительной честности и порядочности, и все эти закулисные игры ему претили. Снимать он не стал, хотя получал тысячи писем от зрителей с просьбой о продолжении.

— Роль Славина в «ТАСС уполномочен заявить» тоже оказалась для вас неожиданным подарком судьбы?

— Да, в нашей профессии очень многое зависит от счастливого случая. Я люблю эту картину и рад, что она вышла, хоть и было много сложностей во время съёмок. Но там подобралась замечательная компания актёров: Тихонов, Глузский, Засухин, Петренко, Юматов, Куравлёв. И картина в итоге оказалась со своим лицом. Её до сих пор любят.

— У вашего героя и на этот раз был реальный прототип?

— Да, это Вячеслав Кеворков, близко друживший с Юлианом Семёновым, правда, в то время он уже был генералом. Он мне очень помог в работе, ведь снова, как и в «Адъютанте», нужно было в первую очередь показать работу мысли, механику словесных поединков, то есть ту самую интеллектуальную игру, которая во многом и составляет суть работы разведчика.

— Что, по вашему мнению, роднит капитана Кольцова с полковником Славиным?

— Любовь к своей земле и профессионализм. Это настоящие офицеры, защитники Отечества, для которых важны не деньги, не привилегии. Нет таких денег, которые достойны столь опасной и сверхнапряжённой работы! Посвящать ей судьбу можно только, если ты крепко любишь страну, которой служишь. И таким героям мне посчастливилось дать жизнь.


Виктория Пешкова, журнал "Историк"


Дата публикации: 05.02.2021