Новости

ПРИЧУДЫ МЕЛЬПОМЕНЫ

Знакомые вечно просят совета: куда пойти, что посмотреть. Деньги берегут, хотят гарантий, не верят «информированным источникам». И я их понимаю. Я же поступаю точно так же, когда дело идет не о театре. Однако советовать зареклась. Это теперь как составление гороскопа: слишком много надо знать о «клиенте», чтобы совет оказался впору. «А правда ли, что…» - спрашивают они. «Неправда», - отвечаю я, но они все равно не верят. Деньги считают, но к новым легендам приобщиться тоже хотят. Великая сила – реклама. Я бы сказала, пробивная сила.

Раньше я не ленилась, расспрашивала: что любите, чего жаждете, на кого в театр ходите, смеяться желаете или плакать. Сегодня, расспрашивай не расспрашивай, - не знают. Хотят чего-нибудь эдакого (все-таки еще хотят), а чего конкретно… поди пойми. Отвечают неопределенно, мечтательно глядя в потолок. В общем, ведут себя наподобие гоголевской купчихи Агафьи. Вот если бы губы Н.И., да нос И.К., да развязность Б.Б., да дородность И.П. - «я бы тогда тотчас же решилась». После спектакля являются хмурыми. В глазах - почти всегда смятение или досада на невозможность достичь идеала. Потрясений им подавай. А счастья нет, и нет спектакля, на который хотелось бы пойти во второй раз.

Выходит, критику проще. У Агафьи была романтическая цель – она очень хотела замуж. У критика – задача прагматическая, понять, отчего идеал так и остался недостижим. Хотя и критик мечтает получить удовольствие, как простой смертный. Но в отличие от зрителя не может изменить место встречи. Он хочет счастья там и с теми, с кем уже однажды его испытал.

ВО ВСЕЛЕННОЙ

В Малом театре актер А. Клюквин поставил «Дон Жуана» А.К. Толстого. К царской трилогии А.К., идущей на императорской сцене, прибавилась еще и музыкальная драма (на этом жанре настаивает режиссер). В последний раз мы видели эту пьесу в Москве лет 15 назад. На сцене Театра Армии ее поставил тогда дебютант, ученик М. Захарова В. Шамиров, проявив недюжинную фантазию, которую все оценили. Зрители сидели прямо на сцене, актеры играли вокруг: вместе с сюжетом публика путешествовала на движущемся сценическом круге, физически постигая ширь пространства и протяженность времени, сквозь которые шагал самый известный в мире повеса. Помню эффектное появление Сатаны — В. Стремовского на фоне вдруг распахнувшегося занавеса. Огромное полукружье театра в стиле «сталинский ампир» стало мощной декорацией для этого ристалища света и тьмы. Но пьеса выглядела безумно многословной и старомодной. Смысл утопал в стихах, которые читались, как придется, от смысла отвлекали бесконечные «отступления» от сюжета, к смыслу надо было с трудом продираться через бытовую («уличную») актерскую игру… и Дон Жуан был, конечно, анти-Дон Жуан. А как иначе в 1990-е?..

Спектакль Малого театра внятно доказывает, что пьеса живая и даже актуальная: среди обыденности и прозы жизни она напоминает о высоком и вечном, о том, что любовь побеждает все, да еще в звучных стихах. Пьеса сильно, но умело сокращена и в этой редакции кажется даже слишком ясной. В Малом русского «Дон Жуана» играют, максимально сближая с немецким «Фаустом», и ставят Сатану в центр спектакля. В отличие от Сатаны Толстого, являющегося в пьесу, как «бог из машины», этот бес, который воюет за душу Дон Жуана, тенью скользит по всему сюжету, участвует во всех событиях и направляет каждого героя: одного подтолкнет под локоть, другому нашепчет нужные слова, третьему – подскажет решение. И Дон Жуан тут не столько обольститель и «просто бабник», сколько эстет, последний романтик в поисках идеала. И как эффектно звучат «аргументы сторон» в этом споре за душу! Б. Невзоров (Сатана) блестяще размышляет вслух о человеческой природе и природе зла, провокативно обращаясь к публике и, судя по тишине зала, невероятно задевая ее своими философствованиями. Под стать ему и молодой А. Фаддеев, который доказывает свое право на роль Дон Жуана и редкой статью, и пластикой, и красотой (на мой вкус, правда, чуть оперной, сладковатой; хотя все равно напоминающей о прежних героях этого театра, В. Соломине, Ю. Васильеве, Н. Подгорном), но главное – осмысленными и драматично поданными монологами и той насыщенной «внутренней жизнью», которой всегда славились актеры Дома Островского.

Казалось бы, в спектакле есть главное (действие и конфликт, любопытно выстроенный сюжет, удачное исполнение двух заглавных ролей), но в целом спектакль не очаровывает. Музыка Э. Глейзера, которой в спектакле много (к ее исполнению претензий нет, труппа Ю. Соломина в прекрасной форме) кажется написанной лет 30 назад, в ней явны отголоски и гармонии времен рыбниковской «Юноны и Авось». А сценография и костюмы А. Александрова, в которых причудливо, но безвкусно спутаны «испанщина» и «французщина», временами превращают зрелище в почти пародийное. Поединок Сатаны и Дон Жуана, который, несмотря на смерть, выигрывает Дон Жуан (он обрел, хотя и поздно, идеальную любовь) происходит где-то во вселенной. Намек художника на это есть в декорации, но он тонет в «лесе» ненужных, снижающих масштаб спектакля деталей, отчего «картинка» его напоминает средней руки эстрадное шоу. Что из этого следует? Что актер и режиссер – профессии все-таки разные. Актера иногда могут посещать режиссерские идеи, актеру иногда легче, чем режиссеру, подсказать коллегам удачные манки в роли, но мыслить целым, собрать целое, найдя пропорции, «ось» спектакля – это другое умение.

Наталья Казьмина
«Планета красота»