Новости

«Пресса о гастролях Малого театра»

ПОСЛЕДНЯЯ АКАДЕМИЯ

Сентябрьская театральная афиша была щедра на гастрольные спектакли и резкие контрасты. Не успел закончить свой вояж экстравагантный «Ленком», как начал выступления старейший Малый театр.

Этот коллектив не имеет надобности никого поражать, тем более звезд у Юрия Соломина, руководителя театра, пожалуй, не меньше, чем у Марка Захарова. Из старых академических только Малый не сдался на милость так называемой активной режиссуре. Правда, три из пяти спектаклей, привезенных на юбилейные гастроли, поставил Сергей Женовач. Но это уже не тот Женовач, что сочинял в ГИТИСе и Театре на Малой Бронной фантасмагорического «Владимира III степени» Гоголя, монтировал «Пучину» Островского с мелодрамой Дино и Дюканжа. Теперь у него ритмы — неспешные, костюмы — исторические, и мастера спокойно читают автора по тексту.

Правда, в «Мнимом больном» Мольера все-таки текст покромсали. Не близка Женовачу комедия-балет, и все интермедии, за исключением последней (тоже переписанной А. В. Клюквиным), постановщик выкинул. Традициям Малого свойственна жанровая умеренность и балетная пастораль, фарс с его буйством — совсем некстати. В остальном уважение к автору обязательно.

Из пяти привезенных спектаклей меня заинтересовали прежде всего два: «Правда хорошо, а счастье лучше» и «Мнимый больной». Премьеры, разделенные трехлетним перерывом, как ни странно, составили дилогию, или, выражаясь современным языком, мини-сериал. Постановки сближены общей ситуацией и пятью актерами. Главное лицо «сериала» — симпатичный самодур (и такое бывает). У Островского это купчиха Мавра Тарасовна, у Мольера — мнимый больной Арган. В доме самодура томится жаждущая самостоятельности девушка. Соответственно, Поликсена — Анжелика. Девушка от нечего делать влюбляется в наивника Платона — Клеандра, но замуж ее хотят выдать за немилого. Наладить весь этот компот берется нянька-служанка Фелицата — Туанета. Словом, знакомая история.

Женовач — человек мягкий, чувствительный, любит работать со своей командой, или, скажем, театральной семьей. У каждого неизменная роль в дилогии. Е. Глушенко (Мавра, Белинда) обволакивает мягкостью. В. Бочкарев (Грознов, Арган) — странноватый игрун. Г. Подгородинский, начиная с Чацкого, представляет варианты интеллигента-протестанта. В. Низовой (Амос, Томас) — сын-дурачок с наглецой. Наконец, А. Клюквин (садовник Глеб, Беральд) — воплощение здравого смысла.

Это соотношение актеров-персонажей дорого режиссеру, и он готов «подстрогать» героиню, чтобы пришлась в пору той же Евгении Глушенко. Белинда — корыстолюбивая и лицемерная жена Аргана. Но всякая стервозность чужда имиджу популярной актрисы. В результате мы сочувствуем достойной женщине, вынужденной терпеть нечистоплотного мужа с его горшками, клизмами, отхаркиваниями. А уж когда она обкладывает его снизу доверху подушечками, не один чахлый старец в зрительном зале с завистью вздохнет.

Из всей великолепной пятерки несколько выбивается Глеб Подгородинский. Характер дарования влечет его к большей остроте сценического рисунка, чем это свойственно другим исполнителям. Платон Зыбкин не только потешен со своими разоблачениями (это и у Островского есть), скорее карикатурен. Держится фертиком, улыбка гаденькая, нахальная. Так что его внезапный матримониальный и служебный успех в финале не назовешь победой справедливости. А уж Клеандр и вовсе какой-то волчок: кружится по сцене с развевающимися фалдами, не в силах остановиться, истерически вскрикивает, глаза на лбу. В чем-то этот человек- «фитюлька» похож на эскиз Хлестакова.

В остальном же работам Женовача чужда резкость. И мазурики у него благообразны.

Мольер искренне ненавидел врачей, выводил их в виде гротескных масок с огромными клистирами. Здесь врачи-убийцы, кутающиеся в длинные белые парики, словно в меховое боа, разве что несколько туповаты. Персонажи Островского и Мольера живут в замкнутом и по-своему уютном мирке. Скрываясь то за глухим забором, то в стенах красивого дубового кабинета (художник Д. Боровский), напоминающего великокняжеские особняки Петербурга.

Уютный мирок создан для домашних бесед. Это Марк Захаров полагает, что нынешняя публика больше двух минут без фейерверка слушать не может. А у Женовача 20 минут говорят, открываешь через 20 минут глаза — опять говорят, потом на скамеечку садится вторая пара, следом — третья. Впрочем, в БДТ и публика несколько иная, чем в Выборгском ДК. Более степенная. Знает, на что идет. Захаров призывает к атаке — Малый театр к примирению с действительностью.

Способ смириться с действительностью — уйти в мнимую жизнь. Кто-то уходит в маргиналы (Чацкий), кто-то во временное подполье (Глумов), кто-то будет мечтать и страдать (сестры). Арган — Бочкарев отдается актерству. Его мнимая болезненность — театр для себя и домашних. С удовольствием он притворяется покойником. «На!» — восклицает Арган и распластывается в кресле, вызывая смех и аплодисменты в зале. А когда ему предлагают стать доктором, он тоже в восторге — новую роль поручили.

Уйти в свою норку хорошо, потому что плетью обуха не перешибешь. Богатая вдова сквозь пальцы смотрит на мелкое воровство садовника и на финансовые хищения любимого сыночка — Глушенко неизменно мягкая, гармонично женственная, терпеливая. Так же терпит ворюг докторов и нотариусов Арган. Что ж поделаешь?

Впрочем, гастроли привлекали главным образом не философско-политическими позициями «последней академии». Было интересно понять, насколько востребован сегодня театр подчеркнуто традиционный, не поддержанный режиссерскими аттракционами или повышенной экспрессией. Ответ, с моей точки зрения, неоднозначен. Скажем, первое действие «Правды...» с его статичностью, отсутствием живых диалогов не радует, и темперамент Л. Поляковой (нянька Фелицата), заблиставший в конце 2-го действия, первую сцену не спасает. Хотя, верю, режиссеру пришлось много поработать, «соскребая» актерские штампы и добиваясь естественности.

А во втором акте появляется Василий Бочкарев, и среднестатистический психологизм сменяется подлинной театральностью. Я вижу живого хитренького, умненького, болтливого мужичка, «ветхого» по своему возрасту, но готового тряхнуть стариной. Он выходит на сцену, едва ковыляя с помощью палки, — уходит после первого разговора с Пелагеей Зыбкиной развязненькой походкой опытного жуира. Сцена встречи отставного унтера Силы Грозного и Мавры Тарасовны — лучший момент спектакля, ради которого стоит его смотреть. Узнав своего бывшего возлюбленного, расцветает, молодеет Мавра, приосанивается Сила; садятся они на верхней жердочке скамеечки, как перед ними молодые влюбленные, и щебечут... Такого мягкого лиризма, юмора я вроде и не припомню за последние десятилетия.

Под финал действующие лица поют песню с рефреном «найди покой». Через несколько дней на «Мнимом больном» мудрый Беральд тоже увещевал брата: «Нам надо остаться в покое». Малый театр, похоже, нашел свой покой и старается передать его зрителям. Что ж, все мы жаждем покоя, и гастрольные спектакли находили отклик у публики. Насколько академический покой перспективен для театра — вопрос другой.


Евгений СОКОЛИНСКИЙ
«Санкт-Петербургские ведомости», 07.10.2005