Новости

ЮРИЙ КАЮРОВ

Очерк Светланы Овчинниковой из серии «Библиотека Малого театра». М., 2003.

Вряд ли авторы популярной песни из старого доброго «колхозного» кинофильма предполагали, что заимеет она прямое отношение к актерскому искусству... И, однако, написав «Огней так много золотых на улицах Саратова...» - констатировали, что даст этот приволжский город целое созвездие «золотых» имен столичному театру и кинематографу: Олега Табакова, Олега Янковского, Александра Михайлова, Владимира Конкина, Евгения Миронова и - Юрия Ивановича Каюрова, по праву судьбы и таланта безусловной «звезды».
Не только Малого театра, а до него - Саратовского театра имени Карла Маркса, но и искусства вообще... Потому что нет для него «чужих» видов, жанров, успехов и неудач. Он человек замечательно любопытный: и не пропускает ни одной художественной выставки, сколь-нибудь значимого музыкального события, интересной книги, премьеры в любом театре и даже театральном училище...
Это любопытство - признак подлинной интеллигентности. А она у Каюрова щедро приперчена чувством юмора, иронией, победительным обаянием и какой-то редкой для «звезды» ненавязчивостью. Он относится к жизни мудро, и, может быть, поэтому она к нему щедра...Тьфу-тьфу-тьфу, стучу по деревянному...
Он много играл - и играет.
О нем много писали - и пишут.
Он увенчан званиями и премиями.
И при всем том - как-то чудесно не стал артистом ни официозным, ни тусовочным.
Каюров - явление в искусстве серьезное, глубокое, достойное.
Одна из многочисленных статей, написанных об этом артисте, очень точно названа: «Негероический герой».
Негероический герой, который десятилетия играл главного героя времени - Ленина. И - ни разу - на котурнах. Каюров не умеет наигрывать, переигрывать, тянуть одеяло на себя... Хотя лихо, точно и отважно пользуется наиострейшей характерностью...
Ну что за роль - князь Тугоуховский в «Горе от ума»? Не то что «без ниточки» - вообще без слов. Но уникальный артист Юрий Каюров и здесь играет уникально. Взбитый хохолок, легкость, почти полетность движений, очаровательная улыбка, эдакий бонвиванизм - да он еще хочет пожить, и пожить сладко, этот глухой старик!
Или что за роль - лакей Карп в «Лесе» Островского? Предпоследний в списке действующих лиц. Но Каюров играет единственного «хомо сапиенс» на пропасть странных, неадекватных, по-своему убогих персонажей спектакля. Карп все и всех понимает, мудро сочувствует, утешает - не словами даже, а интонацией, жестом, взглядом... Он - теплый человек, естественный на множественность лицедействующих - по профессии ли своей актерской, по характеру ли своему куражливому...
Каюров, похоже, из тех редких артистов, что могут сыграть, и презани-мателъно, даже телефонную книгу...
Негероический герой в молодости, в Саратовском театре, переиграл множество милых, обаятельных, «простых» молодых людей, что кочевали в те годы из пьесы в пьесу, из спектакля в спектакль. И только абсолютная, какая-то неактерская вовсе естественность Каюрова в любых предлагаемых сценических обстоятельствах провоцировала доверие к этим персонажам. Да зрительская привычка к ним.
Но зато когда попадалась Роль...
Как Ведерникова в «Годах странствий» Алексея Арбузова, героя, которого ну никак критики не могли определить: он «положительный»? Тогда почему мать его умерла, так и не дождавшись сына, хотя жили они в одном городе...
«Отрицательный»? Но, совершив переворот в медицине, он бескорыстно отдал честь открытия погибшему на фронте другу...
Очень «нетипичного» по законам театра того времени героя сыграл артист.
Сделав его - вот не хочу тиражировать это суконное слово «типичный» -узнаваемым и интересным. Похожим на многих - и единственным...
Это сочетание похожести и единственности станет фирменным знаком всех персонажей артиста.
Кстати, с этой ролью связан сон, который часто «приходит» Каюрову.

- Предстоит мне, нынешнему, выйти на сцену в роли Шуры Ведерникова. Театр какой-то ветхий, деревянный, мне в реальности в таком ни разу не приходилось представлять. Меня охватывает ощущение ужаса - не помню ни одного слова из текста. Что делать? Выхода нет. Начинаю гримироваться. Надеюсь, что, как только начнется действие, все сразу встанет на свои места. И вот уж третий звонок, а я ничего не могу вспомнить. Мурашки по коже... И тут я обычно просыпаюсь и с облегчением понимаю, что это лишь сон...

Уж совсем негероический герой - его Сергей Сорокин в «Затейнике» Виктора Розова, человек, сломленный жизнью одномоментно и, похоже, навсегда. «Из страха перед жизнью он сам себя присудил к пожизненному заключению», - прочла в журнале «Театр».
Каюров сыграл человека еще достаточно молодого, но уже с усталым, преждевременно постаревшим лицом. Не только внешне, но и внутренне опустившегося: «Теперь, как хорошую книгу прочту, повеситься хочется. А детективы читаю... ничего... живу...» О том, как произносил эту фразу Каюров, написана большая статья. Только об одной фразе! «...Так, как признался в этом Сергей, признаются или одному себе, или единственному другу, но не врагу, тебя предавшему. Оказывается, достоинство - еще не последнее, что можно украсть у человека. Последнее - это боль оскорбленности, боль бессилия, режущая боль унизительных воспоминаний»...
Каюров, кажется, играл человека, окончательно растоптанного обстоятельствами: и без того невзрачный, он, встречаясь с Валентином - тем, кто с помощью папеньки-гэбиста сломал ему жизнь, вернее и грубее - хребет, -стремился стать совсем незаметным, съежиться, стушеваться, уменьшиться... У него не было ни сил, ни желания, чтобы скрыться хоть под маской -цинизма или бравады. Он отчаянно, судорожно пытался следить за собой -и не мог: если не срывался голос, то лицо кривилось в жалкой улыбке, если было спокойным лицо, то рука неестественным нервным жестом поправляла без надобности прядь коротких волос...
Каюров словно подчеркивал слабость, ущемленность своего героя. Но...
Актер менее одаренный, менее умный напитал бы зал слезливой жалостью... Не так уж это мало. Но Каюров всегда играет, взяв от роли и дав ей максимум.
В сцене-разговоре с Валентином, когда Сергей судит свое прошлое и себя в нем: «Тонок был. Жалею очень», - постепенно проявляются душа живая и живое нравственное чувство. Проявляются деликатно. Ненавязчивость - во всех актерских работах Каюрова. Она не подменяет темперамент, тем паче не микширует его. Она его - оправдывает. И крик, на который срывался Сергей в финале разговора, и драка - не истерика. Это гнев на себя и... финал спектакля. Потому что во втором действии Сергея - Каюрова нет на сцене. И смотреть спектакль уже было... не то чтобы скучно, а так... нормально... Пульс не частил...
Что за талант у Каюрова? Что за простота, которая несет в себе столько загадок, такую полифонию чувств и смыслов, что теряешься перед ней?
Вот играет он, уже в Малом театре, Якова Маякина в горьковском «Фоме Гордееве». И критика констатирует: «Яков Маякин - Ю.Каюров, как говаривали когда-то, проходит в новой постановке «Фомы Гордеева» первым сюжетом».
Горький называл Якова Маякина человеком «железным» и при этом «мозговым». Казалось бы, роль эта провоцировала «рвать страстья в клочья». Но каюровский Маякин даже в сцене дикого, безудержного скандала, учиненного Фомой на пароходе купца Кононова, не изменяет себе, своей выдержке, своей невозмутимой внешней корректности. Его гнев клокочет где-то внутри, и оттуда же, из мрачных внутренних глубин, медленно вызревая, поднимается решение тяжелое и гнусное. Лицо каюровского Маякина в этот момент буквально по Горькому: «неподвижно и темно, точно высечено из камня». И сам он сумрачно, угрожающе недвижим и внешне бесстрастен, наблюдая за тем, как связывают Фому. Тем страшнее звучит его тихое, ровное распоряжение, когда в ответ на вопрос: «Может, развязать?» - он сухо, коротко вполголоса бросает: «Нет, не надо... Оставим его здесь... а кто-нибудь пусть пошлет за каретой... Прямо в больницу...»
Вот играет Полония в «Убийстве Гонзаго» Н.Йорданова. И снова читаю: «Самое яркое впечатление - образ Полония, созданный Ю.Каюровым. Всегда интересно встречаться с «незнакомым» знакомым артистом: ожидая привычного, ошарашенно наблюдать за новым для тебя обликом».
Каюров в том спектакле сыграл откровенно характерно, лицедейски. «Образованный и лощеный франт с изящно отставленным стеком может превратиться в грубого простолюдина, строгий придворный - в верткого, ерничающего шута, первый советник короля - в талантливого шпиона. За этими метаморфозами следишь с захватывающим напряжением. Не знаешь, что ждать в следующую минуту. Полоний Ю.Каюрова - тот постановщик, который «срежиссировал» весь спектакль, разыгравшийся в королевском дворце».
А ключ к такому лицедейству был в словах Полония, который отвечал актеру бродячей труппы, приглашенной в Эльсинор:
«- Слышал, что вы очень интеллигентный человек и большой знаток театра. В нашем сословии все говорят, что господин Полоний, первый советник короля, в молодости был актером.
- О, это было так давно, еще в университете. Действительно, я слыл хорошим актером».
Можно было бы констатировать, что Каюров в творчестве своем прошел путь от ролей «негероических героев» к ролям острохарактерным. Если бы не фотография его первой роли в Саратовском театре - Конвойного в «Сыне отечества». И не его собственные воспоминания об этой роли:
- Первая роль в пьесе местного автора - солдатик, сопровождающий Радищева в путешествии из Петербурга в Москву... Всего и произнести-то нужно было несколько косноязычных слов. В паре со мной играла превосходная актриса, комедийная. Не хотелось в грязь лицом ударить. Стал придумывать своему персонажу ситуацию. Так, думаю, зима, холод, он может быть простужен. Намотал на шею шарф, нацепил какую-то шапку и все свои реплики произнес хриплым, больным голосом. Получилось очень забавно. Зал просто грохотал от смеха. Меня заметили.

Да и судя по тому, что в дипломном спектакле Ленинградского театрального института - «Вассе Железновой» М.Горького - Каюров играл Пятеркина, выпускался он как острохарактерный актер.
С Горьким будут связаны многие годы и роли в судьбе артиста. И это -лишь одна из многих мистических связей и совпадений в его судьбе. Судьбе незаурядной.
- Родился я 30 сентября 1927-го в Вологодской области.

Ага, 30 сентября - именины Веры, Надежды, Любови... Запомним. В судьбе Каюрова это - не случайность.

- Все предки крестьянствовали. Школу не закончил, в 7-м классе поступил в ремесленное училище. Шел 1942 год, война. Мой отец погиб на фронте в декабре 41-го под Тихвином, где мы пробыли до моей эвакуации. В ремесленном я отучился два года. Окончил его уже в Вологде. Стал токарем 5-го разряда. Распределение получил в Ленинград, освобожденный зимой 44-го. Туда я приехал в июне, и было мне 16 лет. Есть на Петроградской стороне старый завод «Вулкан». Там мы обтачивали мины...
Как-то смотрю объявление: идет набор курсантов в Куйбышевское подготовительное военно-морское авиационное училище. В общем, готовили морских летчиков. Год там проучился, окончил восьмой класс средней школы. А в 1945-м задумался: еще два года в подготовительном и лишь только потом пошлют в настоящее военное училище. А мне хотелось летать! После некоторых приключений оказался снова в Ленинграде, во флотском экипаже - это нечто вроде армейского пересыльного пункта. Мне сказали: ага, не хочешь учиться - пойдешь служить! Я уже к тому времени принял присягу, с флота не уйдешь... Служить на флоте Каюров попал на «Аврору». Разве не мистика для будущего многократного исполнителя роли Ленина?
Как-то надпись «Аврора» перекрасили на «Варяг». И стал матрос Каюров одним из участников массовки в фильме о тех давних событиях. Как-никак -первая роль...
Потом на «Авроре» снимали картину «Счастливого плавания» о нахимовцах. И на крейсер приходил сам Черкасов. Те съемки пробудили в Каюрове интерес к искусству, о котором он, крестьянский сын, и не помышлял. Но - повезло с замполитом, он повел своих матросов в университет культуры, что на Васильевском острове. А там - театральная студия... А вели - Василий Васильевич Меркурьев и Ирина Всеволодовна Мейерхольд... Артист скажет потом: «На хороших людей мне везло». И расскажет, как «попал» после пятнадцати лет службы в Саратове в Малый театр.

- Я к тому времени уже снялся в нескольких картинах в роли Ленина, и фильмы эти часто показывали по телевидению. А в Малом театре шел спектакль «Джон Рид» с Игорем Ильинским - Лениным.
Ильинский тогда на время уходил из театра, и нужен был артист, который заменил бы его в спектакле. Такого артиста долго не находили. Но вот увидел меня по телевизору Виталий Дмитриевич Доронин и говорит: «Да вот же он, Ленин! Давайте его сюда!» Так, благодаря этому замечательному человеку и большому артисту, оказался я в Малом театре. Всех, кому благодарен Юрий Иванович, - здесь не перечислить... Он человек памятливый и признательный. Это редкость.
Но вернемся к совпадениям, к мистике в судьбе артиста. Играл Юрий Иванович Каюров Ленина в фильмах, спектаклях, на эту роль был зван в Малый театр. А сын его, Леонид Юрьевич Каюров, был зван во МХАТ на роль юного Володи Ульянова в спектакль «Путь»... Потом, правда, сын сменил профессию, вернее даже - образ жизни. Стал священником в Храме.
Опять мистика: играл артист профессора Серебрякова в пьесе Чехова «Леший» режиссера Бориса Морозова. Как известно, это первоначальный вариант «Дяди Вани». А потом, когда в Малом Сергей Соловьев поставил «Дядю Ваню», уже другой артист сыграл Серебрякова. Но роль все-таки позднее «пришла» к Каюрову.

- Моя жизнь полна необычайными совпадениями. Приезжал к нам Чикагский симфонический оркестр под управлением Джорджа Шолти. В большой программе звучали произведения Брукнера, Малера. Меня словно молнией пронзило, когда услышал четвертую часть Пятой симфонии Малера. Я запомнил эту музыку, когда снимался фильм 'Ленин в Париже». Целый месяц я жил в этом прекрасном городе. И там довелось посмотреть известный фильм Висконти «Смерть в Венеции». В одной из важных сцен герой сидит на берегу моря, катятся волны. И возникает такая яркая ассоциация с житейским морем, со всеми его обретениями и утратами... И вдруг звучит та же четвертая часть полюбившейся мне музыки!
Я стал искать записи и спустя довольно много времени сумел приобрести в Японии, когда был там с театром на гастролях...
И еще одна абсолютно мистическая ситуация, где совпадения случаются подряд...
Репетировал Ю.Каюров роль художника Васильева в «Выборе» по Ю.Бондареву. А Каюров, как уже говорилось, - интеллектуал, который не может жить без музыки, без живописи, без премьер коллег: в искусстве его интересует все - сейчас это редкость.

- Зашел я однажды в Дом-музей Станиславского. Заохали служительницы-старушки: «Спасибо вам, что пришли, ведь к нам никто из актеров не ходит». Я возгордился, а потом сник, потрясенный. Неужели никто?..
Спустя время возвращаюсь из Киева с Олегом Николаевичем Ефремовым. Он со съемок, я тоже после каких-то дел. Я ему и рассказываю о своем походе в Музей Станиславского, о нечаянной радости служителей, увидевших живого актера в стенах мемориального дома. Ефремов нахмурился. А потом мрачно, но с чувством удовлетворения: «Я тоже там был»... Быть может, за истекший срок еще кто-нибудь был ?
Так вот, репетирует Каюров роль. И естественно, интересуется: что это за художник? Как выглядят его работы?

- Мне необходимо было точно знать, как видит мир Васильев и каким пишет его. Пусть зритель никогда не поймет этого предметно - я должен знать это для себя, определив всю «тональность»внутреннего поведения моего героя.
Давно и преданно любя живопись, артист перечитал множество мемуаров, прилежно ходил на большие и малые выставки. И - не находил своего героя. Даже самые любимые художники не откликались на его «предчувствие Васильева» - его палитры, его мироощущения.
И вдруг случай привел на одну ленинградскую выставку. И, стоя перед полотнами неизвестного ему Станислава Бернштейна, он увидел Ленинград в «удивляющей нови».
- В этих работах не было прямого сюжетного образа, не было жанрового содержания, но каждая поражала воображение высоким смыслом и эмоциональностью, благодарным, охранительным отношением художника к миру... Никакой регистрации натуры - живая живопись!
А через пару дней в Летнем саду Каюров увидел человека, который, пристроившись на краю аллеи, быстро работал пастельными карандашами... Артист стал наблюдать, потом подошел:

- Вы - Станислав Бернштейн?! -Да, а вы, простите...
- Я - актер.
- Да-да, знакомое лицо...
Дальше было так, как должно быть: я почтительно нес его треножник, и мы шли к нему, на набережную Кутузова, в дом, где бывали Пушкин и Баратынский.

Разве не мистика? И разве не мистическая это профессия - актер... Вот рассказывает Юрий Иванович, как стал сниматься в кино. Став, между прочим, третьим в стране исполнителем роли Ленина. И на мой взгляд - лучшим.

- Идея была такая. Шушенское, Ленину - 28лет. Только-только стала выходить газета «Искра». «Дайте нам точку опоры, и мы перевернем мир», - сказал Владимир Ульянов на собрании молодых революционеров. Словом, роль есть, искали подходящего актера.
В Саратов приехал ассистент режиссера с «Мосфильма». На стенах в театре висели наши фотографии. Что-то заинтересовало, что в глазах у меня до сих пор осталось - припухлость век, словом, так, сущая ерунда. Взяли фотографию, пригласили на «Мосфильм», решили попробовать.
А гример был гениальный - знаменитый Антон Иосифович Анджан, гримировавший и Щукина в Ленине, и Бабочкина в Чапаеве... С лица сняли маску, потом отлили обратно в гипсе. Есть маска Ленина, рядом положили мою. Все «недостающие детали» сделали из специального резинопластика, отливали различные формочки - специально для меня. Так тонко сделали, что «граней», переходов совсем не видно... Так Анджан сделал меня очень похожим на Ленина. Но у режиссера Рыбакова уже был свой актер, к тому же ранее эту роль игравший. И режиссер как бы нехотя, для проформы сказал: «Ну, Коля, ты там сними его так и эдак...»
Я был в пробах где-то десятый по счету... Оператор поставил камеру. Я произнес монолог Ленина. Говорил минуты три. Думаю: режиссер не смотрит, все равно меня снимать не будут, стоит ли себя «нагружать»... Внешне я вроде бы похож, монолог идет легко. Потом режиссер все эти пробы показывает Ивану Александровичу Пырьеву. Вот ему я и обязан этой ролью! У него глаз опытный, он смотрел-смотрел и говорит: «Так, а кто это там был, предпоследний?» Ему отвечают: «Из Саратова актер...» -»Ну-ка, покажи-ка мне еще», -просит Пырьев. Дело ответственное, «промахнуться» никак нельзя. Пырьев сказал: «Вот! Вот он у тебя будет сниматься!» А Иван Александрович Пырьев тогда был директором творческого объединения, а чуть раньше - всего «Мосфильма». Все его побаивались и не зря прозвали «Иван Грозный». Любимец Сталина. Помните его фильмы? «Кубанские казаки», «Партийный билет»... Что скажет Пырьев - это закон, никто оспаривать не мог. Рыбаков ответил: «Хорошо, Иван Александрович!»
Вот так появился первый мой фильм, с него все и началось. Это как первая любовь. - Любовь? И сейчас любовь?
- Известны два подхода к роли: кто ты - прокурор или адвокат своего персонажа ? Я всегда был адвокатом. Всегда старался понять мотивы поступков тех людей, которых играл на сцене, на экране. Я попытался полюбить этого человека. И не хочу подвергать сомнению свое знание о нем. Разумеется, сегодня я бы не стал Ленина играть. И возраст не тот, да и тема эта осталась в большой Истории. Да и в моей личной тоже.
Правда, Каюров снялся. В роли актера, игравшего Ленина. Вместе с Лавровым и Ульяновым. В документальном фильме «Вожди». И ощущение у него осталось мистическое.

- Когда вошел в знакомый до мелочей кабинет, то ощущение было странным, словно сместилось время. Да еще телефон зазвонил. Я снял трубку - тишина...
Есть в театральном искусстве такая математическая закономерность: актер либо «умножает» роль на себя - и тогда получается «произведение» (не случайно этот термин употребим и в искусстве, и в математике), либо «делит» - и тогда в результате лишь частное...
У Каюрова всегда получается «произведение».
Вернемся хотя бы к его горьковским ролям.
Ну что за роль - Рябинин в «Достигаеве и других»? В калейдоскопе лиц ему дано появиться лишь во втором акте. И сказать абсолютно правильные, политически грамотные, житейски убедительные - по тому времени - слова... Куда этому персонажу, например, до Достигаева, сыгранного Бабочкиным. Он в своей роли и юлил мелким бесом, и дурачком похохатывал, и сиротой казанской прикидывался - короче, выписывал такие психологические и жанровые кренделя, что восхищенное изумление сопровождало каждый момент пребывания великого артиста на сцене...
Но «негероический герой» - Каюров сумел сделать живым банальный, служебный образ. В его Рябинине, вопреки сценической традиции, не было внешней импозантности. Но была та убедительность, которая является не только свойством персонажа, но - таланта, индивидуальности артиста.
У Каюрова особые, свойские отношения с залом. Без заигрывания, без амикошонства. На чем они построены? На юморе, который присутствует в стиле его игры? На располагающей внешности? На достоинстве? Перечислять можно долго. Но загадка подлинного таланта разгадыванию не подлежит. А Каюров - талант подлинный.
Как сыграл он Стогова в «Фальшивой монете» - этой полусимволической пьесе Горького, совсем особой в творчестве драматурга!..
Невесть откуда являлся в спектакль Стогов - Каюров - загадочный супермен с внешностью американского киногероя... Горький назвал пьесу просто «Сцены», но сам написал о ней - «чудовищная трагикомедия...». А мало ли какую личину можно надеть в трагикомическом мире этой загадочной пьесы?
Стогов - фигура, по поводу которой больше всего размышляли комментаторы пьесы, гадая, кто бы он мог быть: агент полиции, фальшивомонетчик или, чего доброго, уездный Мефистофель?
Спектакль не оставлял на сей счет сомнений: Стогов Ю.Каюрова -агент полиции, ловящий фальшивомонетчиков на фальшивые же монеты, и, рассказывая об этом Наташе, он говорил сущую правду.
Сложность каюровского героя была отнюдь не в его инфернальное™. Она, эта сложность, в том, как погибали в Стогове последние остатки человеческих чувств. Как умница, живой и энергичный, обаятельный и по-своему эффектный герой Каюрова линял, теряя светлые проблески в душе, заколдованной инфернальным миром пьесы...
Якова Маякина артист сыграл в спектакле Б.Львова-Анохина, Рябини-на и Стогова - в острой режиссуре Б.Бабочкина.
В «Зыковых» он встретился с Л.Хейфецем. И пьеса, и стиль режиссера -»чеховские».
И Антипу Зыкова артист сыграл в «чеховском» ключе, не смикшировав ни отчаянных страстей героя, ни жизненной мощи его, ни боли мятущейся души... Но деликатность - опять повторяю это слово - исполнения приблизила горьковского героя к чеховскому. Антипа - прообраз Егора Булычева, как играл его Каюров, - стал еще и прообразом Лопахина. (Хотя пьеса Горького была написана много позже «Вишневого сада». Но я - про трактовку и мелодику актера.)
Потом Каюров сыграет Лопахина тоже у Хейфеца. Не на сцене Малого, а в знаменитом телеспектакле, где Гаева играл Смоктуновский. И в журнале опять прочту: «Рядом с этим Гаевым и против него стоит Лопахин Каюрова, против импрессионистической смены настроений - цельность и твердость характера, четко обрисованного, с ощутимым внутренним стержнем...
В Лопахине чувствуется масштаб - «громаднейшего ума человек», как аттестует его восторженный Пищик. Странная же, тенью мелькающая в его глазах робость, как говорится, остаточное явление: не столько робость существа от рода низшего - перед тем, кто выше, сколько, быть может, робость от тайной, скрываемой влюбленности...
Но с этим он справится: Лопахин у Каюрова - не «парвеню» с комплексом социальной неполноценности, хотя и не хищник. Каюров играет человека вполне порядочного (как настаивал на этом Чехов), но природой своей деятельности, самой судьбой своей вынуждаемого к жестокости.
В знаменитом монологе после торгов у Лопахина нет ни пьяного куража, ни безудержного раскаяния. Ему стыдно вначале, горько потом, но он стоит твердо, крепко расставив ноги, упрямо глядя исподлобья, подавляя в себе смущение, - воплощенная воля, торжествующая над нерасчетливой человечностью».
О чеховских ролях Каюрова будут писать так же восторженно, как и о горьковских его ролях.
В спектакле «Леший» все будет очень жестко, жестоко. «Во всех вас сидит бес разрушения. Вам не жаль ни лесов, ни птиц, ни женщин, ни друг друга», - горько резюмирует Елена.
Постановщик спектакля Борис Морозов не смикширует отношения, режущие слух, глаз, душу, нравственное чувство. Ни к Вафле, которого здесь сыграют восторженным дурачком. Ни к Федору - со смаком изображенному примитивно-агрессивному пошляку. Ни к Юленьке с Сонечкой - пустоголовым плебейкам, претенциозным кумушкам... Ни к Серебрякову... Его пожалеют позже, в «Дяде Ване», поставленном Сергеем Соловьевым. А в «Лешем» даже грим Ю.Каюрова напоминал то ли римлянина, то ли индюка...
Но как об исполнении артистом этой роли писали! «Серебряков Ю.Каюрова - образ, отшлифованный до мелочей и самый законченный в спектакле... Щегольская бородка, профиль римского оратора, постоянная жажда аудитории - и обреченность на подагру, на склоки, на «ссылку». Он не допускает даже в быту ущемления самолюбия «общественной персоны». Один из чисто чеховских штрихов в сцене ночной подагры Серебрякова: с неподражаемой интонацией, будто вещая с кафедры, профессор - Каюров заносчиво обращается к ведущему его под руку Лешему: «А что вы меня ведете? Я и сам могу...» -и тут же подогнувшиеся ноги опровергают самонадеянную голову».
В «Дяде Ване» мы увидим Каюрова - Серебрякова уже «сдавшегося», капризного, лелеющего себя, любимого, со страстью. Каюров сыграл обломки былой самоуверенности и горькое несчастье немощной старости.
А во вводе на роль Фирса в чеховский спектакль И.Ильинского «Вишневый сад», где Фирса гениально, когда-то на премьере, играл «сам» Игорь Владимирович, Каюров потряс меня каким-то мистическим трюком. Я не понимаю, как он это сделал, но, когда в финале Фирс, запертый в заколоченном доме, укладывается умирать, создалось ощущение, что вот, на глазах у публики, отлетает тело. Не душа, а именно тело. А душа остается беречь этот дом, этот мир, этот стиль...
В обидно, непозволительно рано сошедшем со сцены спектакле Виталия Соломина «Иванов» Каюров сыграл блистательно, легко, виртуозно графа Матвея Семеновича Шабельского.
Сыграл униженное бедностью благородство, ерничество и горечь вынужденного приспособленчества, живую надорванную душу, безнадежное прозрение, камуфлируемое не очень-то ловкими эскападами и вымученной веселостью...
Сыграл, повторяю, легко и виртуозно. Такую боль...
Артист этот пронзительно умеет играть несчастье. Как, впрочем, и счастье. Он чертовски заразителен чувствами своих персонажей.
Потому таким громким событием стало исполнение Каюровым роли Саввы Геннадьича Василькова в «Бешеных деньгах» Островского.
Постановщик спектакля в Малом театре Леонид Викторович Варпахов-ский не пренебрегал бытовой атмосферой, но предлагал не буквальное, а поэтическое восприятие этой атмосферы. Не добросовестное исследование и воспроизведение быта, а его квинтэссенцию, театральное обобщение.
В спектакле счастливо не было - вот опять не люблю слово, но точнее не скажешь - вульгарно-социологических характеристик и сцен. И потому принципиальным стало исполнение Ю.Каюровым роли Василькова.
Вспоминается давний спор о том, как нужно трактовать Василькова: «отрицательный» это персонаж или «положительный». Но Каюров никогда не играет людей с такой однозначной характеристикой. Он играет просто людей. Во всей их сложности.
Низости и великодушии.
Страстности и расчетливости.
Силе и немощи.
Так сыграл и Василькова.
Исполнение Каюрова более всего волновало потому, что абсолютно верилось в его истинную и несчастливую любовь к Лидии.
Он шел к победе, преодолевая робость, обиду, боль попранного самолюбия, он сражался с дворянской спесью Лидии и ее поклонников яростно и одержимо. Васильков Каюрова был практичен, трезв, деловит, но жила в глубине его души боль от сознания, что Лидии мало его любви, что исход борьбы в конце концов решают деньги, «бешеные деньги».
Как удалось так уникально, удивительно и победно сыграть роль? Об этом сам артист рассказал:

- Как и Васильков, я приехал в Москву из провинции и, как и он Чебоксаровой, не мог не увлечься исполнительницей. До этого я видел красавицу Быстрицкую в кино. А тут... не просто партнерша по сцене, но реальная, живая, восхитительная женщина, в которую влюблен мой герой. Где театр? Где жизнь?
Все перемешалось, переплелось: Быстрицкая - Васильков, Чебоксарова -я... Репетировалось, игралось очень легко и радостно. Ведь я в такой форме мог, признаюсь, высказать, выявить свои собственные чувства. Догадывалась ли тогда Элина Авраамовна о них или приняла особую пылкость и правдивость моего Василькова за удачную находку зерна образа - до сих пор не знаю. Помню, после премьеры ко мне подошла одна наша актриса и сказала: «Как вы ее любите!» Я не стал уточнять, кого она имела в виду...

Артист с присущим ему чувством юмора объяснил, почему так удалась роль Василькова. И будь она единственным столь решительным театральным событием, будь всё и все прочие сыгранные Каюровым роли просто «милы», как писали когда-то, - эти беглые заметки пора было завершать. Но Каюров продолжал играть - и удивлять, и ошеломлять...
Израэль в спектакле «Король Густав Васа» по А.Стринбергу - «мудрый еврей, изворотливый, как лиса, коварный и льстивый одновременно» - как писала критика, был вчера. А сегодня - Фирс и Карп, Тугоуховский и... Я надеюсь, что еще будет - Шабельский. И артист репетирует новую большую роль. Продолжается судьба. Приходят роли. И талант Юрия Ивановича Каюрова выполняет свою мистическую миссию...
Негероический герой по-прежнему пленяет зал.
А еще зал пленяют его многочисленные крестники - те, кому председатель Государственной экзаменационной комиссии Высшего театрального училища имени М.С.Щепкина при Академическом Малом театре народный артист России, лауреат Государственных премий СССР и России Юрий Иванович Каюров подписал дипломы. От Олега Меньшикова и Светланы Амановой до совсем юных, но уже ведущих актеров Малого Варвары Андреевой и Василия Зотова, включая всех исполнителей «молодых» в знаменитом «Горе от ума»: Глеба Подгородинского - Чацкого, Александра Вершинина - Молчалина, Виктора Низового - Скалозуба, Ирины Леоновой - Софьи, Инны Ивановой - Лизы... И многих-многих еще - своих партнеров, и не только своих.
Так что, как было обещано, о не случайном дне его рождения:

- Мне просто на роду написано с надеждой не расставаться. Я родился 30 сентября. Это, как известно, день Веры, Надежды и Любви. Вот и живу всю жизнь так... Да и на сцену выхожу за тем, чтобы зритель, который приходит в наш театр, хотя бы в те часы, что находится в зале, ощутил в своей душе Любовь к нашему прекрасному миру, Надежду на лучшее и Веру, что не обманется в своих ожиданиях.