Новости

«Библиотека Малого театра»

ГАЛИНА ЯКОВЛЕВНА ДЁМИНА

Очерк Светланы Овчинниковой…

Он написал ей.
Он, никогда никому не писавший, не объяснявшийся в любви публично, строгий до суровости, порой ерничающий, задевающий, и пребольно...
А вот написал.
И опубликовал написанное, которое иначе, нежели признанием в любви, не назовешь. Хоть и не в форме письма — прямым обращением к ней он выплеснется в самых последних, так не похожих на него строчках... А в форме — нет, не рецензии... Скорее — эссе.
О ней.
И о его любви к ней.
И я, тоже любящая ее нежно и восторженно, начну свои признания в этой любви — его признанием. Довольно длинным. Чуточку сумбурным. Но таким искренним, что его слова соответствуют — а это так трудно, почти даже невозможно, — ее искренности.
«Если вы ходили сегодня в булочную, вы наверняка были с ней в одной очереди и наверняка не обратили на нее никакого внимания.
Возможно, она ехала с вами в одном вагоне метро, чаще всего ее можно встретить на линии от «Киевской» до «Площади Революции».
Не знаю, есть ли у нее время погулять по улицам Москвы, но все дороги, которые исхаживают натруженные ноги наших не очень молодых московских женщин, знакомы и ее ногам...
Уверен, что она никогда никому не бросается в глаза. Нет на ней шикарных нарядов, особых драгоценностей. Прическа ее как у миллионов русских женщин — гладко зачесанные волосы с сединой с пробором посередине. Лицо мне кажется красивым, и вообще фигурка ладная, невысокая, но уж очень неброско все, просто, почти неказисто, неярко, непышно.
Она напоминает нам частицу русской природы, которая хороша, и прелестна, и печальна, и светла именно своей незаметной но такой пронзительной, такой щемящей красотой. Мне кажется что и живет она так.
И расположилась так в этом бушующем, яростном, жестоко нашем бытии, где сильные локти, да мохнатые лапы, да фальшивые речи так много выбрасывают на поверхность сверкающей лжи, фанфаронства, самодовольства и самозванства. Где уж разглядеть лицо и судьбу этой замечательной русской актрисы, в сути которой проглядывает то, что когда-то имело гордое название «великая старуха Малого театра»... Великие старухи!..
До нынешних поколений вряд ли дошла их музыка. Музыка их жизни, музыка их речи, музыка их душевного, сердечного, неподражаемого, искреннего поведения на сцене Великого Малого театра.
Можно сказать, у каждого времени — свои герои. И время не то, и песни не те...
Все это так. А вот ведь Москвин — Федор на радиопленке зовет жену: «Аринушка!..» И сквозь грохот и толщу десятилетий музыка его души пробивается и бессмертна потому, что искренность и боль не имеют временных границ. Они сквозь века.
Убежден, что музыка Рыжовой и Турчаниновой, Шатровой и Зеркаловой ни на секунду не устарели. Не устарел же Рахманинов или Скрябин, наконец!
Также уверен, что артистка Малого театра Галина Яковлевна Демина изумительна в своей сердечной и неподдельной правде актерского и человеческого бытия.
Убежден, что все в ней есть, что есть у каждого из нас.
Не ангел она, а живой человек из плоти и крови. И жизнь не раз оборачивалась к ней разными сторонами.
И играть ей хотелось и хочется больше, чем получается, да и много такого, что входит в понятие «жизнь актрисы, московской актрисы, да еще и Малого театра».
Так мне думается.
Но сильнее всего все же другое. Просто ее жизнь.
В зрелые уже годы пришла Галина Яковлевна в Малый театр. И очень редкое это дело — приехать из другого города и сразу же, что называется, «пройти» в театре столичном.
И я счастлив, что мне суждено было встретиться с ней в «Ретро», благодарен судьбе за то время, когда три прекрасные женщины Малого — недавно ушедшая от нас красавица М.Овчинникова, и величественная, строгая Е.Солодова, и маленькая, но, без обиды для ее дивных партнерш, самая правдивая из невест, самая узнаваемая, самая как будто бы родная и знакомая Галина Яковлевна Демина — на сцене филиала так дивно репетировали и играли и так неподражаемо ухаживали за своим женихом Иваном Александровичем Любезновым... Осталось в памяти все.
И сеточка с пустыми бутылками из-под кефира. И блузка, застегнутая на все пуговицы, под кофточкой из районного универмага, все такое опрятное, выстиранное, домашнее, совсем не актерское — и речь, и руки, и ноги. Это в самом деле была медсестра из районной больницы. Сестра, сестричка, та самая-самая наша спасительница, которая и попоит, и руку погладит, и в самое тяжкое время поможет. Единственная, кто и спасет нас на этой земле.
Галина Яковлевна! Дорогая! Спасибо!»
Подпись: Леонид Хейфец.


Режиссер, который после «Ретро» встретился с актрисой в работе над спектаклем «Зыковы» по пьесе Горького. Она сыграла Целованьеву. И больше у них встреч не было. Пока...
Но Демина пленила не только режиссерское сердце. О ней писали и ей писали много и восторженно. И будут еще писать.
И я понимаю тех, кто сочиняет ей стихи, дает на официальной бумаге с официальной печатью и заверенной подписью со всеми регалиями влюбленные... характеристики.
Вот я же пишу.
И в душе моей поселяется тепло.
То самое ласковое тепло, которое окутывает зал, когда на сцене — она, Галина Демина, артистка, народная не только по званию, но — по сути своего дара. Нет, Дара.
Она замечательно естественна. До наивности. И эту естественность не сыграешь — ее надо иметь, как цвет глаз, как тембр голоса...
У нее почти детский голос: высокий и нежный. Она и начинала свою актерскую судьбу с того, что, учась в эстрадной студии, читала в концертах рассказы из репертуара Рины Зеленой.
У нее и амплуа было такое — травести.
О том времени — та самая характеристика на страшноватеньком бланке:
«Отдел по делам искусств при исполкоме Сталинградского облсовета депутатов трудящихся.
Такие разные роли играла Демина в Горьковском театре.
Сталинградский областной драматический театр имени М.Горького.
Набережная им. тов. Сталина». А дальше — вот такой текст:
«Галину Демину, по работе в Горьковском драмтеатре, помню особенно ярко и радостно.
Травести! Какая это опасная и скользкая театральная позиция. Каждый момент пребывания «ребенка» на сцене требует совершенной органичной правдивости. Именно этой органичностью и владеет актриса.
Я вспоминаю, как ряд солидных московских театроведов и один автор пьесы (А.Салынский — «Забытый друг») всерьез спорили со мной, что это, мол, не актриса, а ребенок, и удивлялись, откуда я добыл такого вундеркинда.
А для меня работа с актрисой всегда была необычайно приятной, когда я вспоминаю сейчас, как в «Крыльях» Корнейчука я занял ее в бессловесной роли в массовой сцене спектакля и потом отчетливо понимал все мысли той девушки, мне казалось ( и не только мне ), и слышал слова... Это и сегодня волнует и радует меня.
С огорчением расставался я с ней, переходя в Сталинград. Н.Покровский (главный режиссер Сталинградского театра, нар. арт. РСФСР)».
А если бы характеристику на Демину пришлось составлять (характеристики у нас, как известно, не сочиняются, не пишутся, а именно «составляются») мне?
Я бы, наверное, написала в первых строках, что в партнерстве с Деминой должно быть очень трудно: разве что дети и собаки обладают той же естественностью.
И при этом, и несмотря на это — она актриса Малого театра с его генетически сильным актерским ансамблем. Актриса того прекрасного амплуа, которое родил именно этот театр и продолжает культивировать он, и только он, и зовется это амплуа странно — «великая старуха».
В Деминой есть что-то рыжовское. И что-то садовское.
Она, похоже, как Ольга Осиповна Садовская, может взять стул, сесть у рампы лицом к зрителю и беседовать с ним... И зал затаит дыхание и будет внимать — и со-глашаться, и со-чувствовать, и сопереживать...
Народный артист России Вячеслав Иванович Езепов:
- Галина Яковлевна пришла из провинции, а завоевывать такой театр, при таких прекрасных «старухах», как у нас в Малом, — это дело очень серьезное. На моей памяти у Галины Яковлевны были разные моменты здесь, но она заняла достойнейшее место в труппе.
Она, конечно, актриса от Бога: по органике, по юмору, по на-иву, вообще по пребыванию на сцене.
Мне посчастливилось партнерствовать с ней в нескольких спектаклях.
Она прекрасно играла в «Ретро» Галина. Где я с Никитой Подгорным — Царство ему небесное — играл Леонида.
Это был популярнейший спектакль, и она в нем была изумительна.
Это был шедевр.
А потом мы играли «Дети Ванюшина» Найденова. Уже спектакль давно не идет, но все, кто по роли были в нем ее «детьми», так и называют Галину Яковлевну «мамашей».
И я в их числе. Потому что она действительно была такой мамашей... Очень достойно, прекрасно работая с Царевым.
Я считаю, что она великолепно играет сейчас «Волки и овцы» Островского. Все три актрисы — Татьяна Петровна Панкова, Татьяна Александровна Еремеева, Галина Яковлевна Демина — играют эту роль уникально. Встречаться с ними на сцене — наслаждение. Три разных и равных Анфусы Тихоновны.
Галина Яковлевна пленяет своим талантом, трудолюбием, оригинальностью, скромностью.
Она не переходит никому дорогу.
Она хочет играть, но довольна тем, что ей дают, и делает это прекрасно.
Она — одна из моих любимых актрис...
Ей природа дала нечто, что есть у «старух» Малого театра. Она очень просто говорит, она ничего вроде бы не играет, но я с трудом могу понять, почему, когда в Островском она выходит и говорит ну ничего не значащую фразу, — зал стонет...
Это Дар. Это необъяснимо.
И человек она очень симпатичный: мы часто общаемся за кулисами, и мне интересно ее слушать: у нее про все есть свое, достаточно оригинальное мнение.
Мамаша, одним словом...
Демина рано начала играть старух — в тридцать лет... Еще на сцене Горьковского театра.
Старух равно комедийных и трагических: она в своих ролях бесстрашно смешивает жанры, при этом всегда играя в одном-единственном, которому верна. Название ему — жизнь. И она многолика, многоцветна, многопланова.
Увидев Демину в роли старухи-колхозницы на гастролях в Москве Горьковского театра, руководство Малого пригласило ее в труппу.
То была пьеса Ю.Чепурина «Мое сердце с тобой», которую автор сочинял двадцать лет, и сюжет ее безнадежно устарел. Сюжет, но не характер, сыгранный актрисой, которая сама часто является сочинительницей своих ролей.
Ее шестидесятилетнюю Настасью Васильцову одновременно и осуждали — и бесконечно любили. Сочувствовали ей: ее горю из-за болезни дочери, ее радости при встрече сыновей, ее слепой материнской любви, ее семейному разладу, с которым боролась озорная и лихая душа, вдруг выплеснувшаяся в танце или частушках...
«Настасья вовсе не главное лицо в пьесе, не «главный прыщ» (это ее так муж, Егор Васильцов, ставит на место). Но в спектакле она «главное лицо» — такова сила таланта Г.Деминой...
Настасья бушует у печки, орудует ухватом, бросает ехидные реплики, шпыняет под руку попавшего деда Акима, но в ехидство ее не веришь, а веришь в неотвратимую Настасьину любовь...»
«Где подсмотрела, в каком селе отыскала актриса свою Настасью, такую ладненькую, такую хозяйственную и подвижную, такую искреннюю и в горе и в радости... Здесь нет игры в «деревенское» ...
Это все критика ликует, увидев актрису, открыв ее для себя.
И впрямь — зал вставал на том спектакле из колхозной жизни, где Демина и пела, и плясала, и молилась — жила...
На той же горьковской сцене Галина Яковлевна Демина играла, например, и Сережу в «Анне Карениной», и Нелли в «Униженных и оскорбленных», и Махору в «Любови Яровой», и Манефу в «На всякого мудреца довольно простоты», и Арину Ивановну в «Детях Ванюшина», и графиню Хрюмину в «Горе от ума»... Невероятный диапазон.
А об одной роли надо сказать особо.
Загадочна актерская душа! Маленькая, хрупкая, женственная Демина при поступлении в студию при Горьковском театре читала... монолог Арбенина! И, конечно, благополучно провалилась. Это позже ее «переманили» сюда уже из эстрадной студии...
Но с тех пор — и поныне — Демина мечтает о... мужских ролях.
- Я и сейчас сыграла бы. Но Виктор Иванович ( Коршунов, генеральный директор Малого театра. — СО.) надо мной смеется: «Мы вам мальчишку дадим». Отвечаю: «Мне мальчишку не надо, а мужчину я бы согласилась сыграть. С удовольствием».
Она и сыграла. Еще в Горьком. Портного в «Чрезвычайном после». Под гомерический хохот зала. И очень правдиво, натурально. Иначе она просто не может.
Народный артист России Александр Викторович Коршунов:
- Первая моя актерская встреча с Галиной Яковлевной Деминой была на спектакле «Сон о Белых горах» пятнадцать лет назад. Там она играла мою, Акима, мать.
Это была удивительно теплая встреча, потому что самое ее потрясающее, уникальное качество — во всем, что она делает, быть абсолютно живой. Абсолютно непосредственной.
Она — дивный партнер.
И открытое, сердечное существо.
Поэтому качества, которые нужны были по роли — сыновние и материнские — игрались легко. В ней было обаяние, она там пела... С ней очень радостно было работать.
А режиссерская встреча началась с «Чудаков», и я ей по гроб жизни буду благодарен за ее желание со мной работать. «Чудаки» были первой моей режиссерской попыткой, и было непредсказуемо, чем все закончится... Я рискнул начать, стал говорить с партнерами — и я помню, как возле доски с расписанием мы с Галиной Яковлевной стояли рядом и она сказала: «Если у вас есть желание, может быть, вы бы мне предложили поучаствовать...» И она вошла в нашу самостоятельную работу, а это репетиции в свободное время, в выходные, в перерывах...
И она всегда с колоссальным желанием, с удовольствием, с отдачей репетировала. И замечательно несла в спектакле материнскую медведевскую ноту. Живую и теплую. Я ее слушал — и слезы выступали на глазах...
А потом была работа уже в «Трудовом хлебе» — тоже поначалу самостоятельная. И, как всегда, именно она несла теплую, живую ноту.
Она — человек чрезвычайно требовательный к себе, переживающий, когда ей что-то кажется не так, и абсолютно скромный. Я ее заставил в «Трудовом хлебе» выходить на поклоны последней — вместе с Бариновым. И она возмущалась: «Нет, почему? Он — главный герой, а я кто? Я играю Меланью. С чего я буду выходить?..»
А ее всегда встречают радостными аплодисментами.
Еще у нее юмор замечательный: легкий, без нажима. И в Меланье она много чего сама придумала: и грудь накладную, и полотенцем хмельную головушку обматывать... То, что она придумывает, всегда принимается, потому что это очень непосредственно и на пользу делу.
Так что Галина Яковлевна — уникальная артистка.
Есть разные актеры: хорошие, умные, глубокие, такие, сякие... Но есть те, о которых можно сказать: родился актером. Она родилась актрисой.
Сейчас мы с ней играем в «Волках и овцах». И она волнуется, что это ввод, что делает что-то не так. А она играет прелестно!
Я Галине Яковлевне безумно благодарен за нашу совместную работу. За отношение ко мне. За веру. За отдачу.
Дай Бог ей добра, счастья, ролей...
Каким чувством: шестым, восьмым, дясятым? — чувствует актриса бытовую, житейскую правду роли?
Как она, абсолютная горожанка, которая и в деревне-то никогда не жила, — так сыграла деревенскую Настасью?
Как — тридцатилетняя — ювелирно точна была в ролях старух?
Ее послушаешь — так все просто. Само собой.
«Степку играла и говорила солдату: «На, возьми платок, девке своей подаришь. Это после мамки осталось».
И — слезы в глазах. И актриса их утирает, извиняясь перед журналистом: «Я часто теперь плачу, семьдесят пять все-таки...»
Но ведь пятьдесят лет назад — тоже плакала на этих словах...
И зал вместе с ней.
«Я доверчивая очень. Всему верю. Я так верила, что это я — Нелли».
Она так верила, что верили ей... И сегодня верят.
«Я всегда пряталась под лестницу, когда декорацию переставляли, чтобы до меня никто не дотронулся». Она оберегала в себе это состояние, с которым выходила потом на отчаянный Неллин монолог...
«Есть такие эпизоды — за них роли отдашь».
Это про Марью в «Любови Яровой»: коротенькую острохарактерную и горькую роль матери, ищущей в мясорубке Гражданской войны своих сыновей, которые воюют по разные стороны баррикад... (В молодости в Горьковском театре она играла другую роль в этой пьесе — Махору.)
Михаил Иванович Царев специально приходил в директорскую ложу смотреть сцену ее Марьи. На каждом представлении...
В «Детях Ванюшина» позже они играли вместе. Он — старика Ванюшина, она — его жену, Арину Ивановну.
Роль драматическую: у нее сердце болит за мужа, за детей, она готова все для них сделать, но не знает, что надо для того, чтобы в семье был покой, мир и счастье.
Ей, маленькой хозяйке большого, солидного купеческого дома, никак с ним не сладить, никак не управиться. И кажется, она не столько жена, супруга Ванюшина, сколько еще один его ребенок, только, в отличие от других — озлобленных, отчужденных, эгоистичных, — преданный, кроткий и любящий.
«Мне хотелось его (Царева — Ванюшина. — СО.) погладить, прижать к себе, и я была такая послушная ему, ласковая...
Я всегда говорю: мало получить роль — надо еще выиграть партнера».
Однажды артистку обидели.
Написали в журнале «Театр» про ее работу в «Женитьбе Бальзаминова», что «роль маменьки задумана режиссером и воплощена актрисой Г.Деминой недостаточно определенно и последовательно».
А роль, может быть впервые, была сыграна верно: такой сын мог родиться и вырасти именно у такой маменьки!
Это маменька — барышня, маленькая, легкая, щебечущая, как канарейка, Мишины фантазии занимают ее не меньше, чем самого Бальзаминова.
Если она и ворчит, и урезонивает сына, то для порядка.
На самом деле она преисполнена наивной, восторженной веры в чудо волшебного обогащения.
Вся ее жизнь, по сути дела, непрерывная игра с любимым сыном, игра в загадки-отгадки снов, в приметы — серия нехитрых импровизаций, театрализованных шарад и невинных розыгрышей.
Бальзаминова Деминой из тех женщин, которые в замужестве продолжают играть в куклы.
У Бальзаминова — Бочкарева и не может быть другой матери. С самой колыбели он жил в этой атмосфере незатейливых фантазий, неизжитых девичьих мечтаний и представлений.
Недаром день маменьки-барышни начинается с того, что она поливает цветочки на окне, прихорашивается перед зеркальцем в овальной оправе — идиллическая картинка.
На горе стоит домик-крошечка.
Он на всех глядит в три окошечка... — поется в старинной песне.
Бальзаминова — Демина — хозяйка именно такого домика, и сама она — крошечка, и ум у нее — крошечный, и сердечко — детское, и добра она накопила за всю свою жизнь самую малость.
Все логично, очаровательно и истинно по Островскому... А актрису обидели.
И до сих пор она считает эту роль своей неудачей: Демина ведь доверчива. Даже критикам верит...

Народный артист России Василий Иванович Бочкарев:
- Мы с Галиной Яковлевной одновременно пришли в Малый театр. Причем, на роли, которые были золотым фондом театра — роли из Островского.
Я играл Бальзаминова, она — мою маменьку.
И я был просто ошарашен материнскими чувствами, исходящими от актрисы. То, что необходимо было в этой пьесе для роли Бальзаминова, я получил от нее...
В спектакле вообще была замечательная компания: семейство состояло из Галины Яковлевны, Варвары Александровны Обуховой и меня. И на сцене было то «облако», на котором эта семья живет.
Что больше всего покоряет в Галине Яковлевне?
То, насколько она естественна, органична, правдива во взаимоотношениях со своей индивидуальностью, а значит — со своими персонажами.
Она достаточно проницательный человек, с хитрецой, у нее есть своя манера, свой способ защиты от дискомфорта в театре.
Она очень точна, ее амплуа — комедийная старуха, но ей не чужд романтизм.
Она, как профессионал, очень хорошо себя знает.
В чем еще ее прелесть — она не заштампована. Мы каждый спектакль играли по-разному. Она очень живая — и мы всегда готовы были идти на импровизации.
Это — одно из основных ее качеств.
Галина Яковлевна азартна, и азарт этот не наигранный, он — от сути. Она никогда не подвирает, никогда не показывает — живет.
В роли Карпухиной из спектакля «Дядюшкин сон» по Ф.Достоевскому.
Это та актриса, у которой можно поучиться.
И, честно говоря, я многому у нее учусь: ее пребыванию на сцене, ее умению завоевывать пространство для того, чтобы творить. Она это делает очень мягко, но очень сильно.
Сила присутствия Галины Яковлевны на сцене — чувствуется.
Это и природа, и мастерство, и опыт...
Галина Яковлевна Демина разрушила традицию исполнения еще одной роли — Карпухиной в «Дядюшкином сне» Ф.М.Достоевского.
Она могла показаться недостаточно эксцентричной, острой, более тихой, чем она была у некоторых замечательных исполнительниц этой трагикомической роли...
Но Демина всегда играет так, как чувствует, не пытаясь форсировать свои возможности.
Нелепая в гомерических провинциальных амбициях, она похожа на нахохлившегося, воинственного воробья, бесстрашно наскакивающего на стаю далеко не безобидных ворон и сорок. Ее гложет, терзает и жжет невыносимая обида. Она ругается и плюется
со слезами на глазах: «Я сама полковница, я в благородном пансионе мадам Жарни воспитывалась...»
Глядя на Демину — Карпухину, почему-то кажется, что в пансионе мадам Жарни она почти всегда лишалась сладкого за свой занозистый характер...
У нее, конечно, далеко не добрая, но все же в чем-то детская душа.
Несносное, желчное, сварливое, но и униженное, оскорбленное «дитя», крошечный раскаленный вулкан, извергающий лаву проклятий...
Один из своих шедевров создала актриса в спектакле «Ретро» по А.Галину, анекдотичной истории о том, как молодой, вполне современный и вполне деловой человек решил женить своего престарелого тестя, а невесты, перепутав время, явились все разом...
Суть пьесы — в извечном столкновении жестокосердия и милосердия.
В различном понимании смысла и ценности жизни. В беззащитности человеческого одиночества, сталкивающегося с духовной глухотой.
Галин придумал сюжет, именно придумал. Но окунул в него непридуманных людей. Он разглядел в четырех смешных стариках высокую и мудрую духовность бессребреников. В квартиру, меблированную хозяином и антиквариатом в стиле модерн, он привел людей с антикварными душами. И перед залом встал вопрос: что важнее сберечь?
Демина сыграла одну из этих антикварных душ — Нину Ивановну Воронову. Роль самую невыигрышную: строгую, суховатую... Всем даны монологи, а ей — одни реплики, в основном служебно-короткие...
Но в этом звездном спектакле Демина стала самой крупной и яркой звездой.
И опять критика ликовала:
«Актриса Г.Демина удивительно правдива в роли бывшей медсестры: кажется, она пришла в спектакль из этой самой больницы, где работала многие годы...»
«Пожалуй, работа Г.Деминой стала самой большой удачей спектакля.
Ее Нина Ивановна наделена совершенной достоверностью — от внешнего облика, удивительно точно почувствованного актрисой, до простого на первый взгляд, а по сути живого и сложного характера, совмещающего в себе ограниченность и агрессивность с беззащитностью и интуитивной женской мудростью.
И драма... еще жестче и безысходней в аккуратно прибранном мирке Нины Ивановны, одиноко и мужественно ведущей борьбу с собственной ненужностью и забытостью среди чужой и молодой жизни...»
Роль Нины Ивановны — из самых любимых актрисой. Впрочем, она любит всех своих героинь.
И Домну Евсигневну Мигачеву из пьесы Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын» — нелепо-смешную, наивно-хитрющую маменьку Елеси, вдруг запевающую тоненьким хмельным голосочком: «Шумел камыш / деревья гнулись...» И тут же басом профундо начинает вторить ей другая великая старуха Малого — Татьяна Петровна Панкова, играющая Фетинью Мироновну Епишкину: «А ночка те-о-мная была...»
В зале — гомерический хохот.
А актрисы с самым невинным выражением лиц продолжают плести кружева своих ролей...
И Анну Марковну Целованьеву в «Зыковых» М.Горького: «мещанка» — определил ее писатель. И в слове этом не только социальная принадлежность, но человеческая суть малосимпатичной особы, растворившейся в материнском инстинкте.
Именно инстинкте — вне чувств, вне разума...
И Медведеву в «Чудаках» М.Горького — «добрейшую душу», у которой... «погибает дочь... да! ... ну а материнское — вам неведомо и непонятно. Мук моих вы не узнаете, слез — не видите, думушки мои бесконечные неведомы вам... Сына потеряла, теперь — дочь теряю... каково это?»
Эту материнскую боль актриса умеет, любит и хочет играть.
Сама призналась.
И кухарку Меланью в «Трудовом хлебе» А.Н. Островского — нелепую, с полотенцем, обмотанным вокруг болящей с похмелья головы, строптивую, деловитую... Не потерявшую, однако, женственности.
Героини Деминой ее никогда не теряют.
И глумовскую мамашу, тоже из Островского, из пьесы «На всякого мудреца довольно простоты», — в предыдущей ее постановке, — суетливую, нелепую, старательную, боготворящую и побаивающуюся своего «умного» сынка...
Какая прелесть — эти деминские женщины, бабенки, старушки, мамаши...
Как они узнаваемы и милы.
Как родны залу — и немудрено, что к этой актрисе зритель испытывает особые чувства.
«Демина так правдива и достоверна в каждый момент роли, в каждой характеристике своей героини, что кажется, она вышла на сцену не из артистической уборной, а прямо с улицы — из автобуса, с работы, из соседнего магазина...»
Эти слова режиссера Бориса Львова-Анохина удивительно перекликаются со словами режиссера Леонида Хейфеца...
Она такая — своя, близкая, родная. И делает такой каждую свою героиню.
Галина Яковлевна Демина — одна из великих старух сегодняшнего Малого театра.