Новости

ЛИЛИЯ ЮДИНА

Очерк Веры Максимовой из цикла «Библиотека Малого театра» (М., 2005).

Она родилась в Москве, у Никитских ворот, совсем близко от того места, где живет сейчас. Роды принимал доктор Дмитровский, который лечил актеров Художественного театра. «Я кричала, - рассказывала мне мама. — Он поднял меня на руки и сказал: «Какой бархатный голос, будет актрисой».
С балконов ее квартиры на двенадцатом этаже дома-башни можно увидеть высотки Арбата и Пушкинскую площадь, а внизу - отреставрированные малые и большие церкви, в том числе и ту знаменитую, в которой венчался Пушкин.
В квартире — маленький домашний музей. Чашка с тонкой синей росписью подарена В.Н. Пашенной, кольцо с сапфиром и бриллиантиками - от А.А. Яблочкиной, браслет французской работы — от Е.Н. Гоголевой для Софьи в «Горе от ума». Вера Николаевна Пашенная приезжала, когда Юдина играла учительницу Илону в «Каменном гнезде» Хеллы Вуолийоки. А вот три куколки в национальных итальянских костюмах, присланные чрезвычайным и полномочным послом Италии в СССР Марио ди Стефано. У них своя история, давняя, печальная и смешная, в которой, как на ладони, видна молодая Лиля Юдина с ее наивностью и детскостью.
Кабинетное пианино теплых, каштановых тонов подарил обожаемой теще — музыкантше Людмиле Алексеевне — зять, артист Малого театра Николай Афанасьев. В этой семье все и всегда любили друг друга. «Я хочу, чтобы Вы написали о моей семье!» — говорит Юдина.
А писать есть о чем. И у матери, и у отца актрисы — корни сибирские. Мать — из Томска, из купеческо-дворянской семьи Гилевых, которые были в дальнем родстве с самим Суворовым. Их знаменитый конный завод поставлял лошадей Высочайшему двору. Есть книжка «Братья Гилевы», сегодня — библиографическая редкость, о том, как прадед Юдиной прокладывал торговый путь в Китай.
Папа актрисы - Виталий Иванович Юдин, тоже сибиряк, из Красноярска. Дед Юдиной по отцу Иван Корнилович Юдин, начальник Енисейского пароходства, был депутатом II Государственной думы. Они с бабушкой Марией Антоновной имели семь детей.
Актриса бережно хранит семейную реликвию, две толстенькие, карманного формата книжечки, в зеленом и алом ветхих переплетах -Думские справочники, издания знаменитого в начале XX века Сытина.
В Красноярске актриса побывала проездом, а в Томске — чуть ли не месяц играла гастрольные спектакли Малого театра.
На одной из центральных улиц «среди особняков невероятной красоты, деревянных, резных, кружевных» Юдина отыскала бабушкин и дедушкин дом «маминого детства». На каменном фундаменте, весь ажурный, в два с половиной этажа. У дедушки - известного в Томске адвоката — с бабушкой Агнией Мефодьевной было двенадцать детей.
Дедушка помогал бедным. Но в революцию его приняли за белого офицера и вместе с сыном Николаем, студентом-первокурсником Томского университета, арестовали и расстреляли. А некоторое время спустя бабушке прислали извинение, что произошла ошибка и расстреливать было не за что.
При обыске забрали шкатулку с немногими драгоценностями, продав которые бабушка надеялась прокормить детей, потому что голод начинался уже и в Сибири. Но вмешалась судьба. В беспощадные времена за добро воздала добром девочка Фаина — Фая, дочь больной и бедной женщины, которая работала в доме и которую вместе с дочкой дедушка-адвокат взял на полное содержание. Девочка выросла, выучилась на дедушкины деньги, а в революцию стала сотрудником ЧК. Узнав о гибели своего благодетеля и трагедии, постигшей семью, Фая бесстрашно кинулась искать по инстанциям и складам шкатулку и не успокоилась, пока ценности не вернулись владельцам.
Отец актрисы Виталий Иванович Юдин — профессиональный дипломат и ученый-востоковед, окончил два факультета и в двадцатые — тридцатые годы был советским послом в Монголии. Мама, поехавшая на каникулы в гости к старшей сестре, там с ним и познакомилась. «У них была невероятная взаимная любовь и совершенное согласие...»
В Москве в двух комнатках огромной коммуналки на Красносельской, где, кроме четы Юдиных и их детей, старшей Лили и младшего брата Виталия, жили еще незамужняя тетка Елена Алексеевна, посвятившая себя родне, и больная, поморозившая в Сибири ногу бабушка, — никто никому не мешал и не жаловался на тесноту.
Ничего лишнего, роскошного в доме не было. Зато и в праздники, и в будни вкусно пахло ванильным сахаром, капустной начинкой, сдобными пирогами, которые пекла тетка Аленушка. И музыка неизменно звучала по вечерам.
Отец обладал прекрасным голосом и в детстве пел в церковном хоре на клиросе.
На рояле старинной марки Липпенберг бабушка играла Бетховена и Шопена. Прекрасной пианисткой была и мать. Она окончила ермоловскую студию под руководством Айдарова, выпускалась ролью Лидии Чебоксаровой в «Бешеных деньгах», имела огромный успех и восторженные отзывы. Малый театр, где студийка Людмила Юдина проходила стажировку, звал ее к себе. Кроме того, мать обладала уникальным голосом, мощным контральто. Известный в Москве педагог пения, профессор Збруева, приезжала и очень сердилась, что ее одаренная ученица отказывается от приглашений Большого театра.
Но семья, двое маленьких детей, вечно занятый работой муж, больная бабушка требовали внимания. Денег на домашнюю работницу не имелось. Значительную часть зарплаты отец посылал сестрам жены, оставшимся без средств в советской Сибири.
Естественно, что в любящей и дружной музыкальной и театральной семье Юдиных, горячих приверженцев театра, от «опасной» актерской профессии дочку не отговаривали. Женственная, мягкая, никогда никого не поучавшая мать втайне мечтала, чтобы дочь стала актрисой, то есть живым восполнением того, в чем самой Людмиле Алексеевне отказала судьба. Тем более что с отрочества Лили Юдиной было ясно — девочка растет красавицей. Солнечную, радостную ее красоту, рожденную в смешении — скрещении кровей русской (сибирской), польской, немецкой, заметили уже в школьные годы. В Красносельском парке на Аллее почета долго висел огромный портрет младшеклассницы-отличницы Лили Юдиной.
В семье особого значения внешности не придавали, потому что красивы были все. Однако в юности Юдина гордилась тем, что похожа на маму и папу. Светлоглазая, светловолосая, никогда не портившая краской своих пепельных, «лунных» волос, доставшихся ей в наследство от отца, от матери она приняла «тонкую кость», грациозность, гармонию черт и тела.
Была похожа и на младшего брата, рано и нелепо умершего от инфекции, внесенной неучем-врачом на пустяковой операции. Но в ней сияла лучезарность, беспечная вера в то, что жизнь прекрасна. В его тонких, правильных чертах «читались» обреченность и печаль. Талантливый инженер, окончивший институт стали, брат тоже был артистичен, великолепно пел, любил читать стихи на публике, при его появлении становилось светлее, он обладал удивительной доброжелательностью и неиссякаемым юмором.
...Позвонил матери из больницы, что приедет через четыре дня, и не вернулся никогда. В семье здоровяков, долгожителей ранний уход любимца стал катастрофой. Сестра не хотела жить. Мать не выходила из церквей, погрузилась в молитвы.
Мечтавшая о драматической сцене, Юдина, однако, поначалу поступила в Школу оперетты к известному режиссеру Иосифу Михайловичу Туманову. Ее голос, музыкальность, танцевальность, красота послужили тому, что огромный конкурс она выдержала с легкостью. Одного-единственного года оказалось довольно, чтобы Юдина поняла — «оперетта не для меня». Едва дождавшись весны, снова отправилась сдавать экзамены, но теперь уже в знаменитое Вахтанговское училище.
«Приготовленная мамулькой», она густым низким басом читала «Га-рун бежал быстрее лани...», а пела тоненьким голоском «Жаворонка» Глинки. Приемная комиссия от смеха со стульев сползла под стол. Ее приняли сразу на второй курс, чего в театральных ВУЗах почти не бывает. Она стала ученицей великих вахтанговцев — Анны Орочко, Цецилии Мансуровой, Рубена Симонова.
В 1951 году она выпускалась в отрывке из «Бесприданницы». Сама, без дублера пела знаменитый романс Ларисы и великолепно танцевала.
Играла беззаветно любящую Аннушку («На бойком месте» Островского), Рашель в «Вассе Железновой» и Мальвину в «Золотом ключике».
А еще она играла большой отрывок из «Снегурочки», не зная, какое значение он будет иметь в ее судьбе. Хрупкая и прелестная, уже не девочка, но ещё и не девушка, с белоснежной кожей, румянцем цвета утренней зари, с пепельными кудрями и зубами-«перлами», в расшитой узорными шелками шубке, шапочке и рукавичках, она была такой подлинной Снегурочкой, что ее немедленно стали возить по самым престижным концертным площадкам Москвы. В Малый театр Юдина была приглашена на роль Снегурочки.
И с первой зарплатой ее, принятую в труппу корифеями — Зубовым, Царевым, Пашенной, Белевцевой, Гоголевой, — обманули. Успешно снявшись в «Майской ночи», в роли Панночки, она имела высокую для дебютантки актерскую ставку, но документ забыла дома. А кадровичка со зловещей фамилией Ежова, пообещав все учесть и исправить, «положила» Юдиной мизерное жалованье в 69 рублей. «Мы, молодые, получали тогда копейки. А я, играя центральные роли, — чуть ли не меньше всех, годами дожидаясь прибавки в 8 - 9 рублей... А семья наша жила очень трудно».
Дебютировала она в «Иване Рыбакове» — вместе с молодым, обаятельным Виктором Коршуновым и великим Борисом Бабочкиным (генерал Рыбаков) в роли Лизы в предвоенной Москве 40-х годов. Спектакль имел огромный успех, был «прокатан» по всему Советскому Союзу, а позже по нему сняли известный фильм.
В другой своей роли — Абигайль в «Стакане воды» - была грациозной, словно фарфоровая статуэтка, аристократкой-беднячкой. Помнила, что юная наперсница королевы Анны в будущем — высокородная леди Черчилль. Почти дебютантка, она играла простые, ясные человеческие чувства — любви, приязни, симпатии, жалости к королеве Анне, которую обманывают и обижают. Своими партнерами - великими мастерами - она была признана лучшей Абигайль.
Единственно о чем жалела начинающая Юдина, что так мало спектаклей успела сыграть с Константином Александровичем Зубовым — непревзойденным Болинброком. Но и другой ее партнер — Евгений Велихов в этой изысканной, элегантной, умной роли был бесподобен, а затем - великолепный Николай Афанасьев.
В любимейшей роли цветочницы Элизы в «Пигмалионе» Б.Шоу - замарашке, крикунье, дочери мусорщика — Юдина почувствовала природно талантливого человека; трогательность и чистоту, мечту о другой, прекрасной жизни, потаенную в смешном и чумазом существе. Стоило ее отмыть в ванне Хиггинса с душистыми солями и горячей водой - и она становилась прекрасна.
Но со дна жизни выводил Элизу Юдиной не один лишь счастливый случай, встреча под лондонским дождем с профессором фонетики и его другом, полковником и истинным джентльменом Пиккерингом водил и, подымали «из капустных листьев» воля и одаренность Золушки. Но еще - разгоравшаяся любовь к Хиггинсу. Актриса с удовольствием играла в дуэте с Михаилом Ивановичем Царевым, но с особенным чувством — с «мужем Коленкой», Хиггинсом — Афанасьевым. Финальное преображение Элизы в светскую даму было ослепительным.
Малый театр постепенно открывал молодой актрисе свои тайны. И прежде всего это были тайны великих стариков. Она видела их крепость и жизнелюбие, их страсть к профессии, их сосредоточенность святую преданность своему Дому. Все больше узнавала их — уникальных, сложных, грешных и страстных, обаятельных, живых людей с огромным опытом жизни. С Пашенной сделала несколько ролей. Красу-девицу, выданную за польского принца в «Иване Грозном», учительницу Илону в «Каменном гнезде», Кэт в «Острове Афродиты».
«С Бабочкиным я испытала невероятный восторг в работе. Безошибочно различая искренних и неискренних людей, всегда чувствовал «подделку». Гигант — талант, он брал вас за руку, и вы ощущали властного партнера, чувствовали, что рядом с вами — мужчина. Это не часто на сцене!»
В Малом театре определилась и личная судьба Лилии Витальевны. Николай Леонидович Афанасьев был очень хорош собой, не женат. Он без памяти влюбился и сделал Л иле предложение. Много лет спустя после свадьбы по семейным фотографиям видно, как пылко влюблен муж в красавицу жену. «Всегда говорил — Моя Богиня...» В молодости каждое ее утро начиналось с невероятной, безмерной радости. Ей казалось, что она пришла не только в Малый театр, но «в святилище, в храм!».
Казалось, что с ее данными она предназначена кино. Ее второй по счету после «Майской ночи» фильм «На подмостках сцены» имел оглушительный успех. Была она такая подлинная — со своими золотистыми волосами, в милом ситцевом платьице и детском капоре. Запомнились стройные, неутомимые ножки, которыми по шпалам и бесконечным российским проселкам не раз проделывала она со стариком отцом легендарный актерский путь «из Керчи в Вологду». В ее Лизаньке Синичкиной была нетронутая чистота, наивность, но и вера в себя, в свой талант, была не тепличность, а жизнестойкость. Было великолепное здоровье, чтобы на годы вперед вынести все тяготы и козни театра. Было простодушие и пленительная женская хитрость, а в очаровательном облике — отцовские хватка и отвага. Она не танцевала, не «исполняла» перед князем-меценатом и засевшими в партере Фителями-«гвардионцами» балетные па. Она отплясывала задорно и самозабвенно. И пела простенькие водевильные куплеты от всей души. Ее Лизанька была провинциальный талант и не обещала стать «столичной штучкой». Мало можно назвать примеров, чтоб актриса современной школы так точно чувствовала старинный жанр водевиля. Его душевное веселье. Его простодушие и наивность. Его осиян-ность добром. После Лизаньки - Юдиной отчего-то вспоминалось и думалось о том, как любил театральную провинцию Александр Николаевич Островский, великий москвич, пропевший гимн русскому провинциальному актеру.
«На подмостках сцены» повезли вне конкурса на Каннский фестиваль к Юдиной в номер по очереди приходили иностранные - французские, итальянские, американские продюсеры, приглашали сниматься. Московское начальство не отпустило. Сопровождавший советскую делегацию гэбэшник не разрешал, говоря, что по приезде в Москву будут договоренности с Министерством культуры, но потом
не отпускали.
Еще во время съемок «На подмостках сцены» грозный хозяин «Мосфильма» Иван Александрович Пырьев заглянул однажды в павильон и надолго задержался там, наблюдая за новой актрисой, а по окончании смены пригласил Юдину зайти к нему в кабинет.
Запомнилась большая, прокуренная комната и множество людей за длинным столом. Худсовет студии, в большинстве — мужчины, молча рассматривали дебютантку, а она пришла, как снималась, в ситцевом платье Лизаньки со сборчатой юбкой, в тапочках с завязками — крестом, с волосами, заплетенными в косички. От смущения облокотилась о край стола и так стояла перед ними, незнакомыми, не произнося ни слова. Узнала лишь знаменитого оператора Сергея Урусевского.
Молчание нарушил Пырьев. Заговорил не без торжественности, но на «ты», как разговаривал со всеми актерами: «Вот что, Лиля... Советское кино делает на тебя ставку, а Малый театр актрису Юдину плохо отпускает. Нам очень трудно... Вот тебе несколько сценариев. Ты должна сниматься. А с театром успеется...»
С невероятной быстротой она была утверждена на главную роль в музыкальную комедию «Карнавальная ночь», которой еще только предстояло стать сенсацией. Директор «Мосфильма» Маслов заключил весьма лестный для молодой актрисы договор. Сшили платья и костюмчики. Построили декорацию. По вечерам с мужем Юдина ходила на Миусскую площадь к композитору Лепину репетировать песенки. Песни приготовили и записали на пленку. Но тут Малый театр объявил гастроли в Челябинск и Магнитогорск,
«А у меня шесть спектаклей и шесть главных ролей — в «Иване Рыбакове», «Пигмалионе», «Привидениях», «Стакане воды» и еще в двух советских пьесах. Весь репертуар на мне, и никакого второго состава. Игорь Владимирович Ильинский от гастролей отказался. А мне пришлось идти к Михаилу Ивановичу Цареву».
Без раздражения и обиды, грустно-любовно Юдина воспроизводит характерную речь Царева, его теноровый тембр, чуть в нос:
«Детка моя... Красавица моя... Такая юная, прекрасная!.. Ты еще успеешь насниматься... Ты все успеешь!..»
Но ей так хотелось участвовать в «Карнавальной ночи», она повторяла, что утверждена на главную роль, которая - замечательная, и что она даже песенки успела записать. Царев обещал: «Мы введем вторых исполнителей и вас отпустим. Однако - не отпустили. Директор Маслов по телефону кричал на перепуганных маму и папу Юдиных и угрожал, что их дочку за срыв съемок отдадут под суд. Родители в панике дозванивались до Челябинска. Когда гастроли закончились и Юдина вернулась в Москву, она узнала, что Пырьев запретил ее снимать в течение 2 лет. Малый театр тогда пересилил.
Юдина абсолютная приверженка театра. Ежевечерняя жизнь на сцене, чего в кинематографе быть не может, для нее всего дороже.
Режиссеры говорят, что она умеет любить на сцене, что в ее театральных ролях много любви. Ее Шурочка в чеховском «Иванове», которую она играла и с Бабочкиным (постановщиком спектакля), и с Царевым, — нисколько не провинциалка, бесстрашная наездница-амазонка на российских осенних просторах, стройная, элегантная, в маленьком цилиндре, с хлыстиком, — вовсе не рациональная и не «головная», как у многих других исполнительниц, не выдумывала от скуки в захолустье свою любовь, а любила истинно, мучилась любовью и пылко верила, что спасет и вернет к жизни любимого человека
И у режиссера — вахтанговца Евгения Симонова, который несколько сезонов возглавлял Малый театр, в «Горе от ума» она много лет, в паре с Фамусовыми — Ильинским и Царевым, играла грибоедовскую Софью — в упоении любви, в ослеплении любовью.
Светловолосая, стройная, с какой-то особенной горделивой выпрямленностью, ее Софья не была ни холодна, ни флегматична. Была очень молодой и любящей. Своенравную фамусовскую дочку актриса наделила собственной непосредственностью, милотой и теплотой.
Ее Софья не была и автором сплетни о безумии Чацкого. Слово сорвалось с языка, а гости Фамусова подхватили его и раздули скандал. В финале она страдала, казнила себя.
Затем перешла на роль Натальи Дмитриевны Горич и здесь создала изящный и стильный образ московской жеманницы, модницы и эгоистки. Никогда она не умствовала на сцене, не была и не могла быть актрисой-аналитиком. Стихия и интуиции вели ее.
Красота голоса редкого полнозвучия, красота или страстный грудной «влажный» тембр были тому причиной; органика или абсолютное доверие к зрителю, перед которым она никогда не боялась показаться смешной, наивной. Во всех ее ролях была переполненность жизнью. И в советских ролях — таких, как нежная Верочка в «Перед ужином» В. Розова, певунья и потребительница удовольствий Лиза в «Иване Рыбакове», забавная и озорная Юлия в «Странице дневника» А.Корнейчука, неподражаемая Лола в пьесе «Украли консула» с Юрием Соломиным, очаровательная Людмила в предреволюционной ремесленной пьесе Г.Мдивани «Твой дядя Миша», которая только и помнится из-за прекрасных актерских работ Виталия Соломина, Виктора Хохрякова и Лилии Юдиной; или Тамара в «Палате» САлешина, входившая к больным людям, словно надежда и весна; или финская учительница Илона в «Каменном гнезде», которая и мысли не допускала, чтобы в угоду обычаям и предрассудкам, по воле черствых, скучных деревенских ханжей и властной «старой хозяйки» поступиться своим счастьем.
Интенсивность земного бытия особенно видна в ролях классического репертуара актрисы, западных и русских. Большинство ее героинь так именно и жили — взахлеб, с азартом и радостью. Веселая авантюристка, озорница и победительница судьбы Глафира в «Волках и овцах»; изнемогающая от любви, как пчела от меда, рвущаяся на волю из домашней тюрьмы Поликсена в «Правде хорошо, а счастье лучше» — все безумно хотели жить.
Михаил Иванович Жаров, игравший Лыняева в спектакле «Волки и овцы», очень ценил Юдину и играл спектакль исключительно с ней в роли Глафиры.
Великий актер и режиссер И.В.Ильинский поручил ей роль Ребекки, репетировал и ввел в спектакль «Ярмарка тщеславия» Теккерея. Она великолепно сыграла Ребекку Шарп, одну из самых лучших своих ролей. Обладая почти портретным сходством, была, однако, не рыжая, как у английского классика, - а золотая и несла в себе большое очарование. Бекки Юдиной с легкостью завоевывала и мужчин, и женщин. В давно сыгравшийся ансамбль первоклассных мастеров Малого театра актриса вошла с той же уверенностью, как беднячка и сирота Ребекка Шарп в высшее английское общество. Счастливая тем, что играет вместе с Менжинским, Кенигсоном, Яблочкиной, Гоголевой, Белевцевой, Афанасьевым, она по праву разделила их успех. И снова Юдина не играла ни злодейку, ни интриганку, ни похитительницу чужих капиталов и чужого счастья. Как ни странно, но в ее Ребекке была талантливая женщина, воительница, которая молодостью, красотой, умом превосходила окружающих, баловней судьбы и вялых ленивцев.
Она лгала, но — талантливо. Притворялась — виртуозно. Обольщала и - увлекалась сама. Верила в свою судьбу и сражалась за нее. Ее крах в финале спектакля не казался окончательным. Думалось, что через какое-то время она восстанет «из руин» и взойдет на вершины жизни.
Благодаря великолепной памяти и высокому профессионализму молодая Юдина могла быстро ввестись в спектакль. Так случилось с забытым ныне спектаклем о Джоне Риде режиссера Евгения Симонова, где она сыграла Мэбел Додж.
«Я лежала больная. В пять часов вечера приезжают из театра и, буквально вынув из постели, — везут. Дали в руки текст, я его читаю — учу, а на меня костюм прилаживают. Тогда спектакли начинались в 7.30. Меня привезли без четверти семь. Весь текст сама сказала. Муж Коля стоял в кулисе, белый от волнения. А тут еще, выходя со сцены, я разбила ногу о какую-то железяку. Коля подхватил меня на руки, а в антракте я учила текст второго акта. Потом подарили мне фотографию Ермоловой, надписав на обороте — «Подвиг» и еще 25 рублей премии».
Борис Андреевич Бабочкин очень любил Юдину как актрису и поручал ей ведущие роли в своих спектаклях. На своем юбилейном портрете Борис Андреевич Бабочкин написал Л.В. Юдиной: «Прекрасной Лилии — моей талантливой, очаровательной партнерше в знак любви, уважения, глубокой симпатии, на память и на счастье!»
Как-то по окончании спектакля «Волки и овцы», где Лиля играла Глафиру, во МХАТе (по понедельникам Малый театр играл на сцене МХАТа) в уборную актрисы вошла всем известная в Малом театре второй режиссер Марьяна Турбина, держа в руках экземпляр пьесы. Постановщик «Дачников» Борис Андреевич Бабочкин приглашал Юдину в свой спектакль на роль Юлии Филипповны. Выйти на сцену предстояло следующим вечером. Ночь актриса потратила на то, чтобы учить текст.
Юлию Филипповну Юдина играла по-своему. Холода, «мраморности», статуарности не было. Была мягкость, человеческая милота. Была «женщина-улыбка». Не обличающая, не умствующая, как большинство персонажей, - веселая красавица.
Приятельница-завистница удивлялась, что у этой модницы и щеголихи, открыто «крутящей» дачные романы, дети никогда не болеют.
Ладная, легкая, Юлия Юдиной, видимо, успевала все. Дом держать в красоте и порядке. Растить детей. Ради них сохранять благопристойность в семье. И находить время для радостей с любовником.
Только один раз она серьезно скажет мужу: «Ты сделал из меня скверную женщину...» Да еще в эпизоде на стогу предложит застрелиться. По очереди. «Сначала - ты, потом - я», чтобы супруг не обманул ее и не остался жив... Но здесь она озорничала беспощадно, зло, как умеют давно и молча ненавидящие женщины. И инженер Суслов - не робкого десятка циник, один из первых русских фашистов, пугался не на шутку, а всерьез.
Ни мерзкой, ни грешной Юлия Юдиной не была. Циничной -лишь притворялась. И не слишком каялась в грехах. Здоровое, прекрасное существо стремилось к достойной, полноценной жизни. Она жадно брала жизнь такой, какая есть. Она чутьем ощущала, где - низость и пошлость, а где правда и красота.
После спектакля Юдина получила признание зрителей и восторженное поздравление от Бориса Андреевича Бабочкина. «Но главное — я репетировала и играла с Бабочкиным. Ведь он и актер, и режиссер был гениальный. Находил ключ к нутру исполнителя, необыкновенно умел почувствовать душу артиста и пойти от него... Он мог и объяснить роль, и показать ее, но никогда никому ничего не навязывал. Искал «это» в Вас и очень радовался, когда получалось...»
Елизавета Достигаева — в режиссерском шедевре Бабочкина «Достигаев и другие» — для нее Бабочкиным выбранная, с ней тщательно поставленная. Умница-купец, русский европеец Достигаев, гениально сыгранный Борисом Андреевичем, обожал красавицу жену Елизавету, которая была много моложе его. Какой манкой, роскошной была она в широкополой шляпе, в элегантных туалетах. Как она смеялась, как шуршала шелками!.. Упоенная собственной прелестью и безотказной властью над мужчинами, веселая, как и прежде, в мирные дни, во взбаламученном революцией мире, когда каждый час и миг грозят катастрофой. Бабочкин и Юдина не играли обычную в русской купеческой среде историю купли-продажи молодой и прекрасной — старым и богатым. Купец, капиталист и его молодая супруга любили друг друга. Она могла изменить ему. Но она нисколько не лгала, когда, ластясь к нему, говорила: «Я тебе верная». В чем-то более важном, судьбоносном, чем физическая верность. Он — опытный и зрелый, чуял близкую гибель своего класса и утешался ее радостью.
В бесстрашии мужу она была ровня. В хитроумии ему уступала. И вдруг становилось жаль — прелести и беспечности Елизаветы, которую неизбежно изгонит, погубит грядущий железный век; блеска, таланта, ума в Достигаеве, которого отшвырнет от себя, уничтожит глупая новая власть.
Регина в «Привидениях» Ибсена - одна из самых сложных и успешных работ. Все в Регине было, как и всегда у героинь Юдиной, - сияющая молодость, яркая красота. Актриса с точностью передавала сноровистость, ловкость служанки. Через много лет после премьеры так и слышится звонкий стук ее каблучков, стремительный шаг ее стройных ножек во дубовым паркетам сумеречного дома Алвингов. Чувственную и безжалостную людям, мужу, отцу шекспировскую Регану («Король Лир») Юдина сыграла в спектакле режиссера Леонида Хейфеца. В роль была заложена актрисой та же, что и всегда, органика понимания.
С Леонидом Хейфецом актриса создала и одну из самых изысканных своих ролей – Оттилию в «Перед заходом солнца» Г.Гауптмана. Юдина сыграла изнеженность, женственность, слабость младшей из дочерей тайного советника Клаузена.

В самой Юдиной детского хоть отбавляй. Иногда – детски наивного С ее великолепной памятью она рассказывает собственную жизнь в живых деталях и - забавно. Помнит, например, что в эвакуацию их отправляли ровно на неделю, через семь дней обещая возвращение в Москву. Помнит, что в Сарапуле в Удмуртии с нею занималась вокалом певица из Большого театра Школьникова, как ее, одиннадцатилетнюю, возили по госпиталям и она пела для раненых. Электричества не было, горели свечи. В школе по праздникам давали кусочек ржаного хлеба с сахарным песком. Как в войну приходили извещения о гибели маминых и папиных братьев, о том, как в 1942 году мама вернулась в Москву домой, где все было разграблено. «Тетя отправила меня в Москву к маме с чемоданчиком, в котором было немного муки и крупы. Я была совсем ребенком, и мне было страшно, но сил придавало то, что я еду к маме».
Мы с мамой пережили ужасный голод, в день давали 400 грамм хлеба, и больше ничего. Я ходила по линиям близ лежащей железной дороги и собирала в пустых вагонах жмых, который мы затем подогревали на печке-времянке и как-то старались утолить голод. Однажды мама не смогла встать и уже умирала от истощения. Я кричала и просила Бога спасти маму, соседи, услышав, пришли на помощь и помогли кто чем мог. Кто-то принес хлеба, стакан киселя, у кого что было. Имама стала поправляться. Я поступила работать на фабрику Тельмана, где по лекалам шили мужские шинели. По рабочей карточке там давали 600 грамм хлеба. Я вставала в пять утра, смена начиналась в шесть. Иногда от голода и недосыпания я теряла сознание. По ночам соседки брали меня на железную дорогу, где мы добывали дощечки, чтобы разжечь печки-времянки. Стояли сорокаградусные морозы, было невыносимо холодно.
Помню, как бомбили Москву и меня соседи уводили в бомбоубежище, а мама постоянно дежурила на крыше дома, сбрасывая вместе с другими фугаски».
Она рассказывает, какие замечательные были творческие вечера-отчеты в старом Доме актера и ЦДРИ и как они пели с мужем Колечкой в водевиле. И как даже без приглашения на эти вечера молодых в полном составе являлись и участвовали в них великие корифеи Малого театра: Пашенная, Гоголева, Зеркалова, Белевцева, вел обычно М.И. Царев.
И вечер пения на телевидении с Алешей Покровским Юдина тоже помнит, свой любимый романс композитора Гурилева: «Вам не понять моей печали, когда в глазах Вам дорогих Вы холодности не встречали, презренья не видали в них, Вам не понять, Вам не понять моей печали...»
Она слышала много прекрасного о себе. Однажды, например, Николай Дмитриевич Мордвинов - несравненный Арбенин, романтик советской сцены - пришел в Малый театр на юбилей и Юдиной велели его встречать. Она ввела гостя в лифт, а он, внимательно рассмотрев ее, сказал: «В первый раз в жизни встретил живую Нину!»
Она любит повторять цитату из Василия Андреевича Жуковского:
«Страдание составляет истинное величие жизни...» - и очень смещНо рассказывает совсем не смешную историю с итальянскими куколками На прием к послу Италии Юдина пришла с Михаилом Ивановичем Жаровым. И можно представить, как полу в шутку - полувсерЬезон своей спутницей хвастался и гордился. «У вас таких, как наша Лилечка, нет!» В качестве сувениров принесли множество куколок. Юдиной надарили больше, чем всем остальным. «Было много знакомых московских актеров. Гриша Абрикосов, другие подходят и просят: «Лилька у тебя столько кукол... Дай хоть одну!» В результате отдала все. Стою у стола, а слезы текут. Жаров встревожился, спрашивает: «Кто тебя обидел?» Я: «Михаил Иванович! У меня всех кукол разобрали!» Он ругается: «Вот сукины дети!» Подошел посол Марио ди Стефано. Жаров ему объясняет, почему актриса плачет. Посол говорит, что кукол больше нет, но беспокоиться не нужно, они обязательно пришлют их мне домой. Нужно только адрес написать. Через несколько дней приносят в коробке три штуки с визитной карточкой посла».
А еще через несколько дней в квартиру Юдиной - Афанасьева явились женщина с мужчиной, все осмотрели и долго расспрашивали, как Юдина живет. Далее был вызов в КГБ. Муж в отчаянье плакал: «Я ее больше никогда не увижу!»
Кажется, это было в 60-е «послехрущевские» годы. Даже не испугавшись, она собралась и поехала. Привели в роскошный кабинет на верхнем этаже известного здания на Лубянке. В углу — большой лифт. Оказалось, тот самый, в котором людей «спускают в подвал навсегда». «Сидит красивый седой солидный дядя в штатском. Говорит: «У нас есть сведения, что вы работаете на итальянское посольство». Я начала хохотать. Сквозь смех объясняю, что я — актриса и ничего ни в политике, ни в дипломатии не понимаю. Он интересуется: «Вам кукол итальянцы посылали?»
«Да, — говорю, — три куколки в национальных костюмах». «А кто вам их посылал ?» — Я объясняю, что сам посол Марио ди Стефано и визитную карточку положил в коробку. Михаил Иванович сказал, чтобы мне обязательно прислали куколок».
Он интересуется: «Какой Михаил Иванович?» Я: «Жаров Михаил Иванович, который был в посольстве со мной». После паузы он говорит: «А вы не можете все это подробно написать?»
Я говорю: «Конечно, могу...» И писала долго, с толком, чувством, расстановкой... Я всегда медленно писала, и в школе тоже, хотя и была отличницей.
Он взял бумагу. Посмотрел и задумчиво протянул: «Да... Нехорошие бывают люди...»
Я спросила: «Где?»
Он не ответил. Я только потом все поняла. Был у нас при театре черненький стукач, всегда на приемах торчал. Рассказал про «куколок» кадровичке Ежовой, а она дала сигнал в КГБ. Генерал поначалу угрожал высылкой, а потом даже поблагодарил».

Времена ли чуть поменялись к лучшему, или человек на Лубянке лопался приличный, или тронуло штатского генерала простодушие актрисы, ее смех в кабинете, где не смеются, и то, как старательно, словно школьница-отличница, писала о себе, о Михаиле Ивановиче и посольских куколках, но «дело» последствий не имело.
Когда Лилию Юдину, Виталия Соломина и Бориса Бабочкина награждали за спектакль «Твой дядя Миша» медалями и именными часами, в огромном, украшенном цветами зале, за роскошно накрытым столом среди огромного количества генералов Лилия увидела и того милейшего человека, который все понял и разобрался.
Тяжелым ударом была смерть горячо любимого отца. И все возвращается и возвращается мыслями к матери. К особенным отношениям -нежной любви-дружбы двух женщин, двух красавиц, старшей и младшей. Если ехала на гастроли за границу или в гости к друзьям, маму, обожавшую книги, музыку, дочка обязательно брала с собой. Возила в Чехословакию, в Карловы Вары, в Германию, трижды — в Болгарию, которую мать особенно любила. По приглашению правительства Монголии успели побывать в Улан-Баторе, в тех местах, где в молодости работал отец. Осталось множество фотографий. На них вокруг мамы — множество хорошеньких черненьких ребятишек с узкими глазами. «Мама и я очень любили детей».
Закончив Театральную школу в 1952 году, Юдина всегда очень много играла. Не уставая, по тридцать спектаклей в месяц. Спрашивает в тревоге, отчего, несмотря на все ее просьбы, ей, сохранившей отличную профессиональную форму, так и не дали обещанную роль Аркадиной.
Юдина - актриса уникальная. Каждая ее роль вызывает восторженные панегирики рецензентов. В филиале, в спектакле, адресованном детям, но любимом и их родителями, Лилия Витальевна играет заглавную роль Снежной королевы. Вот фрагмент одной из рецензий: «Будто из хлопьев сыпавшего за окном снега выросло и стало среди других высокое, стройное существо — Снежная королева. Наряд ее был ослепительно-белым. Лицо — прелестным. А голос звучал как чудесный музыкальный инструмент. Волнением светились ее глаза, и когда посмотрела она на мальчика, все выдало в ней женщину, под леденящим покровом одежды которой угадывалось сердце, способное любить и страдать. Да, она была непостижимо прекрасной. Такой увидели мы Снежную королеву в исполнении Лилии Юдиной. Стоило королеве прикоснуться к мальчику, как тот сразу же забыл своих ближних. И тогда она увела его за собой. Так, уникальность индивидуальности актрисы дала спектаклю весь его образ, наполнив его живой, волнующей правдой».
Большим событием в жизни актрисы стала роль Гурмыжской в спектакле Ю.М. Соломина «Лес». В Гурмыжской Юдина дала почувствовать свое - вечную молодость женщины.

Один из рецензентов писал: «В этом спектакле на сцену выбегает моложавая особа кокетливая, темпераментная и, кажется, совершенно искренне влюбленная в мальчишку. Не соблазниться такой красавицей просто невозможно - никакого отвращения этот альянс не вызывает». Гурмыжская Юдиной сыграна мягко, тонко, в традициях Малого театра.
В новом спектакле «Старый добрый ансамбль» по пьесе чешского драматурга И.Губача она сыграла роль очаровательной женщины вполне преуспевавшей в жизни и не желающей думать о старости у героини Юдиной есть все - ум, успех, сохраненная чистота. Однажды на репетицию зашел Худрук Малого театра Юрий Мефодиевич Соломин и посоветовал: «Ничего специально не играйте. Играйте себя. Какие вы есть, но молодыми сердцем и душой»; почти по Толстому, утверждавшему, что человек - старится, но не стареет. Эта работа Юдиной вызвала восторженный прием у зрителей и положительные отклики в прессе.
Каждая работа Лилии Юдиной запомнилась и полюбилась зрителям благодаря глубокому постижению характера, безупречному вкусу, чувству стиля и особому аристократизму, свойственному таланту актрисы, не устающей восхищать разными гранями своего удивительного дарования. В конце сезона